Влюбиться в Ноябрь (СИ) - Страница 5

Бессмысленно терзаю салфетку в руках, но у меня почему-то получается идеальная снежинка. А ведь и правда, есть у меня любимая сказка. В отличие от остальных я могла смотреть советский мультик на повторе и не мечтала сбежать.

В груди разливается тепло от воспоминаний, как мы с папой включали его каждый раз, наряжая елку. Улыбка трогает мои губы, и я спешу поделиться этим с Марком.

— Двенадцать… — радостно начинаю я, но вдруг понимаю, к чему он клонит. — Месяцев, — заканчиваю, под звуки паники в голове. Нет. Ну нет. Ну бред же. Но с каждым “Нет” в моей голове, улыбка Марка становится все коварнее.

— Вот. Теперь ты имеешь представление, где я работаю. Только без костра и пожилого деда Декабря. Он скорее на лесоруба смахивает… Ну и мы не прячемся в лесу.

— Это что шутка такая? Корпоративная? У вас компания называется “Двенадцать месяцев”? — нервный смешок вырывается из горла.

Разумная часть меня надеется, что Марк шутит и сейчас выдаст что-то забавное на эту тему, но какая-то другая я собирает по крупицам все мелочи, которые произошли рядом с этим мужчиной… И не сбежать же отсюда. Колесо все еще крутится, и прямо сейчас мы только заходим на новый круг.

Его холодные руки, неожиданно начавшийся и так же быстро исчезнувший снег. Земляника опять же… Бросаю быстрый взгляд в пиалу, вдруг там завалялась ягодка в подтверждение моим мыслям, но увиденное меня пугает еще сильнее.

Знаете, это отвратительное ощущение, когда увиденное пугает, но страх так сковывает движения, что невозможно, не то что пошевелиться, а даже взгляд отвести? Сердце колотится, в ушах барабанит пульс, виски давит, ладошки потеют. Внутри ты кипишь, а вот снаружи и пальцем пошевелить боишься.

Глядя на полную пиалу сочной земляники именно это, я и ощущаю.

— Это как вообще? Ты когда успел тарелки заменить?!

— Я ничего не менял. Просто одолжил немного у июня, — сообщает, не отвлекаясь от крошечной кружки эспрессо. Терпкий запах кофе щекочет ноздри, и мне хочется отобрать и выпить залпом всю кружечку, только чтобы прийти в себя. Марк хитро улыбается и двигает кружку по столу ко мне.

— Кажется, я сошла с ума… — едва шевелю губами.

— Нет, просто…

— Или это ты? — не даю ему договорить и нагло тычу пальцем. Места здесь не очень много, так что я почти касаюсь его груди. Тут же одергиваю пальцы. Ну это слишком, Василиса! — Слушай, это же все объясняет! Услышал мое имя и просто решил поиздеваться, — все-таки забираю кофе и опрокидываю в себя. Морщусь, как от крепкого виски. Бодрит. — В сказки Маршака захотелось поиграть?

Марк молча касается моей ладони своими холодными пальцами. Гипнотизирует взглядом зеленых глаз и вокруг нас все медленно исчезает. Расплывается в вязком тумане стол, мерцание гирлянд на окнах кабины. Да и она сама растворяется, словно не было.

Мы оказываемся в тумане, посреди хмурого леса. Скелеты деревьев нависают над нами сумрачными тенями. Под ногами чавкает черная каша из прелых листьев, а пронизывающий ветер… Обычно заставил бы продрогнуть до самого сердца, но почему-то только ласково гладит по щеке и зарывается в мои рыжие локоны.

Глупо было бы сказать, что мне не страшно, потому что сердце ломится из груди, а головокружение не прекращает бег всей этой карусели. Но страх смешивается с любопытством и азартом. Что-то новое печет в груди так сильно, что даже слезы закипают в глазах. И без того черное небо становится еще мрачнее. Первые капли дождя касаются моего лица, смывая слезы. Холодные пальцы Марка, вторя каплям, касаются щеки, вытирая соль.

— Что происходит?

— Я хочу тебе показать, что не шучу. И познакомиться поближе, — не может оторвать свои пальцы от моего лица. Гладит щеку, обводит линию скул, спинку носа. А я никак не могу отказаться от его этих прикосновений, просто не хочу.

Наша встреча с самого начала пошла по странному сценарию. Теперь вот знакомимся поближе, касаясь лиц друг друга в сумрачном лесу. Черт его знает, почему я веду себя так, будто это нормально. Но мне с ним так тепло, уютно и немножечко остро, что я не могу отказаться от этой дурацкой игры.

Туман растворяется, забирая с собой дождевые тучи. Тусклый полумесяц появляется на небе, освещая таинственный лес. Я, зарываясь пальцами, с любопытством “разглядываю” завитки темных волос Марка . Не могу удержаться и провожу по хмурому залому между его бровей, который виднеется даже сейчас, когда он улыбается. Улыбку я тоже чувствую пальцами, как и упрямый контур губ. Красивый! Вздрагиваю от мимолетного поцелуя, но продолжаю исследования. Колючая щетина на подбородке, острый кадык… Стоп, стоп, стоп. Васенька, пора тормозить! Где там у меня стоп кран?!

— Это какой-то гипноз? Или в кофе было что-то подмешано, а ты просто маньяк?

Вместо ответа, он с тихим шорохом смеется, обнимая меня за талию и вжимая в себя. Не сопротивляюсь, потому что сама хочу! Меня к нему будто тянет магнитом.

Вокруг нас начинают кружить листья всеми оттенками золотой осени. Марк медленно наклоняется, а я встаю на цыпочки, двигаясь ему навстречу. Его губы забирают в плен в мои, и я пропадаю в головокружительном поцелуе. Это так горячо и сладко, что я тону в ощущениях, забывая обо всем на свете.

Какие бы чудеса ни происходили, кислород, увы, нам все еще нужен. Разрывать поцелуй почти больно, но Марк продолжает касаться губами скулы, мочки уха, шеи...

Открывая глаза, замечаю, что мы стоим у подножия колеса обозрения в оседающем вихре из золота листвы. На улице уже темно. В парке почти нет людей, только фонари горят, освещая дорожки. Моментально трезвея, упираюсь ладонями в твердую грудь.

Что. Это. Было?!

— Я совершенно точно сошла с ума…

Василиса завороженно смотрит, как кружатся листья. Мне сложно представить, что сейчас творится в этой чудной головке, потому что я открыл правду о себе, которая несовместима с ее реальностью. Обычный человек не выдержит, но она не обычная девочка. Я точно это знаю. Потому что моя. Почувствовал с первого взгляда, прикосновения, вдоха…

Поймав ее на перроне, прижал к себе и не отпускал дольше всяких приличий. Пытался. Честно пытался притвориться строгим хранителем, не портить жизнь девочке и уйти. Но когда заметил ее плачущую и все еще сидящую на вокзале спустя много часов, сорвался. Потек ноябрь, как сопливый апрель, мать его. Осталось только начать серенады петь!

— Ты в порядке? Такое сложно принять смертным, — снова не могу удержаться и мимолетно, касаюсь ее щеки и розового ушка, заправляя выбившуюся прядь волос.

— Смертным? Сколько же тебе лет,— звонко смеется, а мне приходится придумывать пути отступления.

Не нужен ей ответ на этот вопрос. Не сейчас. А, возможно, и никогда. Для хранителей время лишь инструмент в руках. Я не постарею ни на день, а она… Лучше бы отпустить ее прямо сейчас. Заставить забыть себя, отправить к растяпе подруге. Но не могу. Просто не могу.

Еще служба эта, мать ее… Я не цветущий Июль. У меня целый список дел. И здесь, на юге, нужно постараться, чтобы подготовить все к зиме. Отдыхающий здесь апрель все время путает карты!

— Ты устала? Поехали отдыхать?

— К тебе домой?

— Ко мне. Тебе нужна передышка. А мне придумать, как тебя очаровать.

А еще попытаться придумать, как отбиваться от сотен запретов, которые красными сигналами вспыхивают в голове. Нельзя устраивать шоу для смертных. Нельзя ними иметь близких контактов. Нельзя рассказывать, кто я на самом деле! Все это придумали не просто так. А я сорвался как пацан, почувствовав ее рядом.

Говорят, когда-то для месяцев была наградой избранная, которую, почувствовав рядом, невозможно было отпустить. Но такого не случалось уже несколько тысяч лет. А, возможно, и не было никогда. Кто-то придумал легенду, чтобы хранители держались за свой пост в надежде на награду.