Властители античных морей - Страница 58

Флагманами греческих флотилий были моряки Милета, с незапамятных времен существовавшего в Ионии и процветавшего более других благодаря надежной защите своих гаваней от непрошеных гостей - противолежащему островку Ладе. Торговая аристократия и судовладельцы образовали в Милете партию эйнавтов, то есть "вечных моряков", даже свои деловые совещания устраивавших на кораблях. Милет владел четырьмя удобными гаванями и прекрасным рейдом, его пристани обеспечивали одновременное проведение торговых операций в любых масштабах. Этот город избрал северный путь колонизации - в Черное и Азовское моря, где основал несколько десятков колоний (разные источники называют цифры 75 и 90) и сосредоточил в своих руках львиную долю всей торговли. Авторитет Милета на Черноморском побережье был так велик, что в 785 г. до н. э. он с согласия ассирийцев основал одну из своих колоний на месте полузаброшенного ассирийского порта Синопы. Этот город стал ключевым пунктом их торговли. "Снарядив флот, пишет Страбон, - Синопа получила господство на море по эту сторону Кианеев... Синопа благоустроена от природы и стараниями людей; ведь она построена на перешейке полуострова; по обеим сторонам последнего расположены гавани, корабельные стоянки и замечательные заведения для засола пеламид..." (33, С545). Очевидно, в Синопе тоже существовало содружество ловцов пеламид.

Общегреческое название Азовского моря - Меотида - также принадлежит милетцам, имевшим прочные торговые связи с племенами, обитавшими на его восточных берегах и носившими у греков собирательное имя меотов.

Между Троей и финикийским Астиром, переименованным греками в Лампсак, процветала другая их колония - Абидос на одноименном скалистом мысу. "Абидос, - замечает Курциус, - сделался складочным местом для северного и южного моря; здесь можно было перегружать товары, в особенности же, когда во время бури случалось отсыреть хлебу, находящемуся в трюме кораблей" (85, с. 329). На южном берегу Мраморного моря, на узком перешейке полуострова Капыдагы, сохранились развалины еще одной милетской колонии - Кизика, чье географическое положение сравнимо с положением Коринфа.

Милетцы, по-видимому, были и первыми из греков, кто открыл для средиземноморцев Колхиду. Мела, например, сообщает, что столицу Колхиды Фасис выстроил милетец Фемистагор (21, I, 19). Милетцы добирались от Синопы до Фасиса за 2-3 дня, но богатства Колхиды с лихвой окупали трудности путешествия. По словам Страбона, эта "страна замечательна не только своими плодами (за исключением меда, который большей частью горчит), но и всем необходимым для кораблестроения. Она производит много леса и сплавляет его по рекам. Жители выделывают много льняного полотна, пеньки, добывают воск и смолу" (33, С498). Корабли росли в Колхиде в готовом виде - с льняными парусами, пеньковым такелажем и материалами для конопачения! Именно здесь Митридат находил неисчерпаемые ресурсы для оснащения своего флота.

По пути к Фасису греки основывали города с корабельными стоянками: Ризий - на берегу песчаной бухты, окаймленной лесистыми горами; Афины - у западного входного мыса в бухту, над которой господствует покрытая лесом двуглавая Хунартепе высотой 642 м, а вход защищен грядой рифов; Архабий на низком галечном берегу, ограниченном горой Котуниттепе высотой 597 м и открывающем прекрасный вид на снежные горы Кавказа; Апсар - в 2 км южнее устья Акампсиса, где начинаются отроги Восточнопонтийских гор. По рекам, особенно Фасису, они заплывали в глубь страны и закладывали там торговые фактории и крепости.

Не обнаружив на Кавказе золота - предмета их устремлений, греки шаг за шагом продвигались дальше к северу. "На севере же Европы, по-видимому, есть очень много золота... - пишет Геродот. - Согласно сказанию, его похищают у грифов одноглазые люди - аримаспы... Во всяком случае кажется, что эти окраины Ойкумены, окружающие остальные земли, обладают продуктами, которые у нас считаются весьма ценными и редкими" (10, III, 116). Как альпинисты штурмуют вершины, вбивая в скалы крюк за крюком, так греки штурмовали свое эльдорадо, продвигаясь от одной бухты к другой. Устье любой реки служило им стоянкой, дающей пресную воду. Пляжный понтийский берег, густо поросший лесом, готов был в любую минуту приютить застигнутые бурей корабли. Прибрежные горы служили превосходными укрытиями и наблюдательными пунктами, позволяющими обнаружить неизвестный корабль, когда он еще плыл вне видимости береговой полосы.

В VI в. до н. э. к северу от Фасиса, где жили дикие племена меланхленов и кораксов, милетцы заложили в устье Антемунты торговую факторию, быстро превратившуюся в город. Эта местность долгое время считалась краем обитаемой земли, "где кораблям самый последний путь" (33, С497). Город вырос на фоне трех гор Яштухорху (513 м), Бырц (593 м) и Гварда (440 м). Это был счастливый знак. Такой же точно "трезубец Посейдона" дал власть над морем Массалии в Западном Средиземноморье и Коринфу - в Восточном. Понту покровительствовали божественные близнецы дети Зевса и братья Елены Прекрасной, участники похода аргонавтов. Греки называли их Кастором и Полидевком, римляне - Кастором и Поллуксом, те и другие - Диоскурами. Поэтому город назвали Диоскурией (или Диоскуриадой), а вскоре установили, что его основали возницы Диоскуров - Амфит и Телхий. От этих возниц выводило свою генеалогию самое воинственное в этих краях племя - гениохи, их название и означает по-гречески "возницы". Аристотель обвинял их в трусости (6в, VIII, 4), но, как будет видно дальше, это было предвзятое мнение.

Город действительно стал владыкой кавказского побережья и оставался им много лет спустя после запустения Фасиса. По свидетельству Тимосфена, сохраненному Плинием, в Диоскурию в птолемеевское время сходилось торговать 300 народов, а римляне постоянно держали там 130 переводчиков. Быстрому росту и популярности Диоскурии способствовало гостеприимство милетцев, которое даже нам может показаться неправдоподобным, - греки могли бы принять его за сказку. Сохранилось свидетельство Гераклида Понтийского ученика Платона и Аристотеля - о том, что милетские колонисты не только не причиняли вред потерпевшим кораблекрушение, но помогали им вернуться на родину и даже давали денег на дорогу. Гераклид упоминает об этом применительно к Фасису, но вряд ли стоит сомневаться, что милетяне проводили одинаковую политику в принадлежавших им городах, особенно расположенных по соседству. Позднее их примеру последовали другие правители. По словам Полибия, царь галатов Кавар незадолго до гибели своего царства "обеспечил значительную безопасность купцам, приплывающим в Понт" (28, VIII, 22). Садал, по-видимому правитель астов, заключил в III в. до н. э. с правителем соседней Месембрии договор, гарантирующий безопасность потерпевших кораблекрушение и сохранность их имущества, то есть фактически поощривший плавания месембрийцев к Проливам. Вероятно, договор преследовал обоюдные интересы и открывал астам путь на север. Аналогичный договор заключил с жителями Коса вифинский царь Зиэлай (ок. 250-227 гг. до н. э.).

Во времена Плиния Диоскурия уже потеряла свое значение: сыграли роль Митридатовы войны и последовавшие за ними политические неурядицы. Переименованный в Себастополис, первоклассный порт превратился в третьеразрядную римскую крепость, а в начале VI в. был захвачен Византией. Сходная судьба постигла другой город, расположенный севернее, - Питиунт.

Но это было позже. А тогда, в VI - V в. до н. э., греки проникали все дальше на север - к скифскому золоту, скифской пшенице, скифским мехам и скифским рабам. Они подбирались к горлу Меотиды - "матери Понта". Путь был труден. На гористом побережье Северного Кавказа, почти лишенном удобных гаваней, обитали племена ахейцев и зигов, северные соседи гениохов. Это были племена пиратов-профессионалов. Слава их была так ужасна, что Аристотель приписывает гениохам склонность к убийству "от природы" и даже обычай людоедства (6в, VIII, 3-4), что едва ли соответствует действительности. Но то, что от Фасиса до Синдской гавани ни одно судно не могло чувствовать себя в безопасности, - это бесспорный факт. Мореходам угрожали не столько опасности природные, сколько исходящие от себе подобных.