Владыка - Страница 9

— Тогда, может, прибьем его сразу, чтоб не мучился?

Второе пробуждение оказалось для Линнувиэля гораздо приятнее: ласковое солнце настойчиво светило в распахнутое окно, лицо обдувал прохладный ветерок, в хорошо проветренной комнате не поджидало никаких посетителей, в теле поселилась восхитительная легкость, не имеющая ничего общего с недавней позорной слабостью, картины прошлого почти утратили свою значимость, а невнятные мысли больше не тревожили сознание очнувшегося эльфа.

Линнувиэль озадаченно повертел головой и сел, одновременно проверяя, работает ли левая рука. Сперва разогнул и согнул осторожно, а затем — все смелее, с радостным удивлением ощущая, что она снова послушна.

Эльф облегченно выдохнул, стремительно оделся, по привычке уделив внешнему виду максимум внимания, опоясался, обул услужливо поставленные рядом с постелью сапоги. Схватил со стола свои клинки и твердым шагом вышел, мысленно гадая, какими словами одарят его спутники за идею так не вовремя испустить дух. То, что он сглупил, уже понятно — не стоило играть в героя, а следовало сразу спросить знающего человека о яде. Может, тогда и не было бы всего того, на что он по собственной дурости себя обрек.

События последних часов помнились ему смутно. Ничего конкретного, кроме обрывков какой-то песни, бесконечно нарастающей боли в изорванном плече, череды испуганных лиц и… Он вздрогнул, замерев и едва не выронив родовые клинки, когда перед внутренним взором, как сквозь бесконечность, медленно проступили знакомые голубые глаза — огромные, зовущие, манящие. Линнувиэль ошалело потряс головой, и видение исчезло, оставив после себя привкус сожаления и тоски. Причем настолько явной, что эльф поначалу даже растерялся. Но быстро сумел взять себя в руки и, выкинув всякие глупости из головы, спустился в обеденный зал.

— Доброе утро!

— Здравствуй, Линнувиэль, — настороженно отозвался привставший из-за стола Сартас, внимательно ища на лице сородича следы вчерашнего безумия.

— Как себя чувствуешь? — не менее напряженно поинтересовался Корвин.

Аззар и Атталис вопросительно подняли брови, а Маликон лишь приветственно кивнул. Но все смотрели на заметно посвежевшего сородича одинаково остро, внимательно, готовые к тому, что тот опять начнет нести форменный бред.

Линнувиэль вместо этого бодро кивнул:

— Благодарю, неплохо. Рука работает, боли почти нет. Что у нас на завтрак? Пироги, мясо, горячая каша… Ух! Я голоден, как дикая хмера! Скоро на людей бросаться начну.

Симпатичная служанка, как раз пробегавшая мимо, споткнулась и едва не выронила поднос с чистой посудой. После чего испуганно пискнула, кое-как поправила пошатнувший ворох мисок и стремглав упорхнула на кухню, откуда немедленно донесся ее громкий шепот.

Эльф сконфуженно кашлянул, чувствуя, что нечаянно породил еще одну страшную сказку о темных, и поспешил занять пустующее место. После чего с жадностью оглядел накрытый стол и вонзил зубы в первую попавшуюся под руку дичь. Он ел торопливо, почти позабыв о манерах и о том, что уважающему себя перворожденному нужно приступать к еде не сразу, а немного погодя, вести за столом неторопливую беседу, вяло и словно неохотно отщипывая крохотные кусочки. Даже тогда, когда хочется с рычанием наброситься на угощение и поглощать его, пока не опустеет тарелка. Надо хранить достоинство, а не уподобляться смертным, готовым драться за кусок хлеба.

Линнувиэль не сразу обратил внимание, что в столовой воцарилось тяжелое молчание. Не сразу заметил обращенные в его сторону взгляды, а когда сообразил, что действительно готов рычать от голода, который стал неожиданно зверским, смущенно шевельнул ушами.

— Прошу прощения. Забылся.

Перворожденные снова смолчали, выбитые из колеи поведением собрата, но затем все же кивнули, прощая истощенному магу некоторое пренебрежение правилами этикета.

— Жив, ушастый? — окончательно разрушил вдумчивую атмосферу насмешливый голос воеводы, вошедшего в этот момент в зал с увесистым мешком на плечах.

Линнувиэль, не отрываясь от птичьей ножки, согласно кивнул.

— Надо же… и правда. Вон как за ушами трещит. Скоро кролика перегонишь по хрусту. Капустки не желаешь? А морковки? Говорят, помогает сточить слишком длинные зубы.

— От кролика слышу, — невозмутимо отозвался эльф, сосредоточенно жуя. — А морковку сам грызи, если хочешь. Что же касается зубов, то я знаю более простой способ избавить тебя от неудобства — всего один удар, и на десяток сразу станет меньше. Оказать услугу?

Шранк тихо присвистнул от двери.

— Что-то ты больно наглый сегодня! Никак выспался? Кошмары больше не тревожили?

— Нет.

— Видать, крепко по башке приложило… совсем на себя не похож, — покачал головой Страж и вопросительно взглянул на спустившегося на голос друга. — Таррэн, ты что с ним сделал? Погляди! Жрет, как клювохвост[3] в брачный период, куски глотает почти не жуя, а уж хамит не хуже нашего Белика!

Темный эльф предупреждающе сузил глаза, молча советуя болтуну заткнуться, но опоздал: хранитель неожиданно нахмурился и оторвался от еды, напрочь позабыв про зажатую в руке кость.

— Белик? — переспросил он, отчего присутствующие дружно напряглись. — А где он, кстати?

— Спит, — ровно ответил Таррэн, незаметно показывая говорливому смертному кулак.

— Так долго?

— С ним иногда бывает. Шранк, ты принес, что я просил?

— Ага, — покладисто кивнул воевода, скидывая мешок. — Одежду сами смотрите — я ж на глаз брал, но думаю, что подойдет. С обувью тоже порядок, а вот пояс по размеру найти не смог — у Бе… нашего малыша слишком узкая талия. Надо или на заказ шить, или подрезать.

— Ничего, не впервой. Подрежу.

— Тогда держи. — Воевода приподнял увесистый баул и швырнул на второй этаж, где Таррэн ловко его подхватил. — Ты бы перекусил, что ли?

Темный эльф молча покачал головой и развернулся, явно собираясь вернуться в свою комнату.

— Малышу это не понравится, — тихо предостерег его Шранк. — Ты уже четвертые сутки на ногах.

— Вот именно.

— Все равно поешь, — настойчиво повторил воевода, за что темные кинули на него исполненные благодарности взгляды. Они тоже тревожились за своего лорда. — От тебя и так скоро одна тень останется — длинная, тощая и с большими ушами.

Таррэн снова отрицательно качнул головой, и Линнувиэль вдруг нахмурился, только сейчас подметив, что повелитель не просто бледен, а буквально с ног валится от усталости. Черты его лица заострились, будто он тратил бесценную силу куда-то на сторону, не успевая восполнять резервы. Под глазами залегли глубокие тени, губы были упрямо поджаты, но зеленые радужки горели знакомым упорством. Правда, и тревоги в них было немало.

Таррэн отмахнутся от снова раскрывшего рот воеводы, а затем ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

— В чем дело? — непонимающе обернулся к Шранку Линнувиэль.

— Хоть ты не лезь, ушастый! — неожиданно огрызнулся Страж. — Если бы не твоя дурость…

Он сплюнул и ушел обратно во двор, едва не хлопнув напоследок дверью. Но вовремя вспомнил, что наверху слишком долго не приходит в себя вожак, и сдержался. Нет уж, Белку лучше не трогать, не будить до срока, пока не восстановится. Он прекрасно знал некоторые особенности ее организма. Однако Таррэн не зря тревожился, ни на шаг не отходил от ее постели: за тридцать лет, что она руководила стаей, еще ни разу не было, чтобы периоды сна длились больше трех дней. Никогда, даже если ее раны были очень тяжелы. А тут из-за какого-то остроухого уже четвертые сутки ни намека на пробуждение. Ни-че-гошеньки. Кажется, она перенапряглась, слишком много сил потратив на дрянную эльфийскую песнь, и ушастый повелитель извелся, страшась оставить ее одну даже на миг. Вон до чего дошел — от сна отказался, старательно прислушивается к узам, но они, видно, молчат, иначе не скрипел бы он так зубами. Без конца считал редкие вдохи и выдохи, скрупулезно вымерял паузы между ними и каждый раз с замиранием ждал: а не окажется ли какой-то из них последним? Так уже было однажды, и тогда он едва успел. А сейчас снова этот ненормальный ритм, заставляющий кусать губы в ожидании самого страшного.