Владычица Безумия - Страница 42

Кураб не хотел дожидаться неминуемой смерти, ибо слишком часто он обрекал на смерть других или убивал сам. И он рассудил, что смерть от собственных рук будет для него наименьшим из всех зол. Он перерезал себе горло и был уже мертв, когда его тело упало в холодную темную воду.

А те, кто смотрел за этой казнью — а было их множество сотен — заламывали руки в ужасе и изумлении, ибо они не понимали, почему их повелитель решил внезапно лишить себя жизни. Но никто не кинулся к нему, чтобы вырвать оружие из рук, никто не остановил его, и никто не проронил ни слезинки.

Возможно, вся история о спине жеребца являлась выдумкой от первого до последнего слова. А, быть может, в ней содержалась лишь часть правды. Король Кураб мог просто бояться жеребцов — в легенде не говорилось, насколько искусный он был наездник. К тому же, оставалось неясным, почему он внезапно взял и зарезался, если после того, как он прокатился на спине не рожденного жеребенка, так ничего и не произошло. Возможно, для его самоубийства были гораздо более веские причины, о которых знал он один.

Так или иначе, он лежал, где упал, на мелководье, уткнувшись лицом в песок, окрашивая струи реки в алый цвет свежей крови.

Его смерть видело несколько тысяч народа — кто выбежал из города на берег, кто смотрел с высоких крыш или с городских стен. Иные забрались на пристань или влезли на мачты пришвартованных к пирсу барок, чтобы получше разглядеть рану бывшего правителя страны. Весть в единый миг облетела все дома, а к вечеру о самоубийстве знали уже по всему Неннафиру. «Неужели это правда? — вопрошали все в один голос. — Зачем ему-то было убивать себя? Он имел все на свете — богатство, славу, власть. Да у меня вдесятеро больше причин для смерти, чем у него!»

Но мертвец не слышал этих криков. А если и слышал, то не подавал виду. Он по-прежнему покачивался лицом вниз на мелководье.

И кто-то сказал: «Он был плохим господином. Но тот, что придет за ним, может оказаться худшим.»

Кураб оставил много сыновей и дочерей от множества жен и наложниц. Иные его отпрыски были еще совсем детьми, иные — уже взрослые. Старшим исполнилось двадцать пять и даже больше. И любой из его старших сыновей мог претендовать на трон и власть. Равно как все остальные могли оспаривать их старшинство. Могли начаться распри. А нет ничего страшнее для страны и ее жителей, чем межвластие.

Затем, много ниже по реке, очевидцы печального события (видимо, искавшие новых интересных зрелищ), получили новое развлечение: прямо посреди стремнины, где не было ни моста, ни даже брода, шел незнакомец в огненно-красных одеждах. Позже другие видели его у пристаней. Человек выглядел как нищий — или как странствующий король. Он наигрывал на нефритовой флейте — или просто смеялся, глядя на игру воды… Судьба пришла в земли Неннафира.

Огибая город и стремясь на запад, река впадала в море, откуда к городу приходили тяжело груженные купеческие суда из дальних стран или возвращались домой барки местных торговцев — порожние, но с богатой выручкой. Но на этот раз со стороны моря, с запада, пришла гроза. Во всяком случае, там видели вспышки — над самой водой или в низком сером небе. Эти сполохи слились в единый сияющий шар света, словно новое солнце родилось там, где до сих пор умирало старое. Встревоженные жители города снова полезли на стены и крыши, сходя с ума от любопытства. Некоторые, впрочем, предпочли спрятаться в погребах, не ожидая от этой зари никаких благ. Город накрыла тишина, напряженная и пугающая. Те, кто вышли стеречь тело своего мертвого короля, первыми узрели невиданное чудо.

Слепящий свет в небе сделался тих и мягок, словно свет огромной луны. Единого взгляда на него было достаточно, чтобы понять: он не может нести в себе что-то ужасное или пугающее, он не может принадлежать ни какому-нибудь невиданному чудовищу из самых темных глубин моря, ни злобной твари, живущей под самым куполом неба и мечущей молнии в непогоду. Нет, его источником, наверное, было что-то нежное и прекрасное, и оно издавало музыку, чудную тихую музыку. Над неведомым светом стояла двойная радуга, в небе плескали крылья бесчисленных птиц, а в море мерцали серебром спины бесчисленных рыб.

— Корабль! — выдохнуло разом несколько сотен голосов.

Да, именно корабль. Но, святые небеса, что за корабль!

Он плыл вверх по течению, вдоль берега, на котором притих в изумлении целый город. Никто и не заметил, как при его появлении тело несчастного Кураба скользнуло с мелководья в поток и пропало в темной воде, исчезнув одновременно из виду и из мыслей всего города.

А корабль, высокий и белоснежный, с семью длинными веслами вдоль каждого борта, медленно приближался. Впоследствии многие говорили, что, поскольку у него имелись эти самые весла, он, конечно же, мог плыть и против течения, и как угодно. Но никто не видел, чтобы эти самые весла, погруженные в воду, сделали хоть один гребок. Более того, многие утверждали, что корабль плыл не по воде, а над водой, не касаясь ее плоским днищем, словно подхваченный потоками вечернего ветерка.

Он выглядел как огромная белая лилия с множеством отогнутых наружу лепестков. Из самого сердца лилии вверх и вперед выдавалась огромная голова дракона на длинной изогнутой шее, с чешуей из бирюзовых пластин и глаз из огромных желтых топазов. Быть может, внутри чудесный цветок и был деревянным, но каждый его лепесток сиял серебром, золотом и драгоценными камнями, словно над ним потрудились не плотники, а ювелиры. Радужные прозрачные шары, похожие на призрачные солнца, плыли над ним, брызжа во все стороны разноцветными солнечными зайчиками. Птицы простирали белые крылья, рыбы подставляли серебряные спины. У корабля не оказалось ни паруса, ни снастей, ни команды. Его золотая палуба была пуста, ни одного выкрика не слышалось из чашечки огромной лилии. Одна только тихая музыка струилась по воде, проникая в людей подобно дыму тончайшего курения. Те, кто слышал эту музыку, внезапно ощущали в себе потребность сплетать руки, петь и танцевать, смеяться и радоваться, хотя во всех этих чудесах пока не имелось ни одного повода для радости, и по меньшей мере десяток для тревоги и подозрительности.

— О, только взгляните на это! — воскликнул какой-то ребенок. — Какая красивая дама!

И в самом деле, наиболее зоркие уже разглядели, что на корабле все же имеется живая душа. Голову дракона венчала корона из золотых лучей, и в этом круге золота стояла прекрасная женщина, маленькая, словно кукла. Ее золотые одежды сияли ярче всех драгоценностей корабля, а вьющиеся черные волосы плащом окутывали плечи.

— Это могущественная колдунья, — объяснили взрослые своим завизжавшим от радости детям.

Но иные преклонили колени, шепча:

— Чудо! Мы узрели чудо!

Женщина в ореоле тьмы волос и золота драконьей короны стояла совершенно неподвижно, но каждый смотрящий на нее ощутил ее взгляд на своем лице.

Наконец она шевельнулась и подняла вверх левую руку — указывая в небо тонким белым пальцем.

И корабль замер, лепестки лилии опустились, птицы и рыбы остановили свое непрестанное движение в небе и воде. Музыка стихла.

А в городе поднялся немыслимый треск, скрежет и грохот. Каменные кошки Неннафира, украшавшие каждую площадь и каждую крышу, большие и малые, страшные и забавные, внезапно разом ожили и принялись потягиваться, разминая каменные лапы и затекшие от векового сидения спины.

Как следует потянувшись и зевнув зубастой каменной пастью, каждая кошка спрыгнула со своего постамента и помчалась по улицам, где от нее в панике и ужасе шарахались жители. Но кошки не обращали на людей ни малейшего внимания. Все они, словно солдаты, поднятые по тревоге, сбежались к реке и легли на берегу, мурлыча и сверкая желтыми круглыми глазами.

Тогда волшебный свет корабля угас. Вместо музыки от него начала расходиться волна. Темная, с блесками серебра и золота, она расплеснулась, затем собралась в высокий столб и закрыла корабль. Поднявшись выше радужных бликов, выше драконьей головы, она мгновение постояла в воздухе, а затем страшной тяжестью обрушилась на берег. На ее пенном гребне, словно статуя, вознесенная над городом, спокойно стояла загадочная женщина — то ли колдунья, то ли посланница небес. Люди с новыми криками ужаса кинулись прочь от берега, уверенные, что сейчас их закрутит этот ужасный водяной вал и стащит в реку вместе с пристанью и прибрежными городскими кварталами.