Владигор. Князь-призрак - Страница 97
— Взбиты, да не помяты, — вздыхает Любава, откидывая со лба длинную русую прядь. — Садись, брат, в ногах правды нет.
— Тебе, сестра, сейчас не только правда моя нужна, я так думаю, — осторожно начинает Владигор, садясь к столу и взламывая печать на горлышке кувшина.
— Без правды тоже не проживешь, — вздыхает Любава, — правда всему голова, остальное приложится.
— Что бы я сейчас ни сказал, все это только слова, — говорит князь, наполняя темным вином хрустальный бокал. — Налить тебе меду?
— Не надо, — качает головой княжна, — рано еще…
— Никак еще кого-то ждешь? — спрашивает Владигор, поворачивая голову к приоткрытому окну и прислушиваясь к затихающим в вечернем сумраке звукам: скрипу шагов по крупитчатому насту, ленивому бреху дворовых псов, редкой, еще не прихваченной ночным заморозком капели, бурливому воркованью почтовых голубей вокруг своих застенчивых подружек.
— Кого мне ждать в такой час? — вздрагивает Любава, зябко кутаясь в пуховый платок, — места наши глухие, тропы нехоженые, разве что ближе к лету скоморохи навестят или коробейники заблудшие на огонек забредут…
— Одна насидишься — всякому гостю рада будешь, так, выходит? — спрашивает князь, пригубливая свой кубок.
— Твоя правда, — отвечает княжна, подходя к камину и шевеля кочергой горящие поленья, — иногда даже подумаешь: хоть бы тать какой налетел, чтоб отбиться от него, — все веселее, чем в окошко пялиться да рубахи крестиком вышивать.
— Тати не сычи — пока что не летают, — усмехается князь, — а то бы спасу от них не было. А тебе, сестра, если ты правду от меня услышать хочешь, замуж пора…
— Да ты никак сватать меня приехал? — насмешливо спрашивает Любава, оборачиваясь к брату. — И за кого же ты меня выдать решил, если не секрет?
— Ничего я еще не решил, — смущается Владигор и так стискивает в пальцах граненую ножку кубка, что из-под его ногтей выступает кровь, — сама выбирай, а то гляди, вековухой останешься.
— Мое дело! — перебивает княжна, топнув сафьянным сапожком по железному листу перед камином. — Я тут в лесу сама себе госпожа! Без тебя разберусь, кем мне оставаться!
— Да ты не серчай, — смущенно бормочет Владигор, — я ж тебе добра желаю, да и род наш опять же продолжить…
— А чего это я должна отдуваться?! — восклицает Любава, всплеснув широкими расшитыми рукавами сарафана. — А ты на что?
— Я-то с этим делом всегда успею, — говорит князь, — мне бы тебя пристроить, а я уж как-нибудь потом… Мир опять же посмотреть надо, а то рассказов много слыхал, а сам, кроме Заморочного Леса да Мертвого Города, почитай что никаких диковинок и не видал…
— Может, и невесту себе где присмотришь, — усмехается Любава. — Так ты уж не плошай, это дело такое: раз проморгаешь, потом всю оставшуюся жизнь локти кусать будешь.
— Это точно, — соглашается князь, прислушиваясь к шуму широких сильных крыльев за темным окошком.
Взмахи приближаются, крылья трепещут, шуршат по слоистым пластинкам слюды, и, приглядевшись, Владигор различает в разноцветных ячейках оконного переплета тень большой птицы, вцепившейся когтями в подоконник.
— Никак Филимон на ужин пожаловал? — восклицает он, привставая на стуле. — Давненько мы не видались, я даже бояться начал, не случилось ли с ним чего.
— Что случилось, то случилось, — вздыхает Любава, не сводя глаз с птичьей тени.
— А что… случилось? — приглушенным голосом шепчет князь, глядя, как она идет к окну.
— Сам увидишь, — сухо отвечает княжна, осторожно толкая ладонью оконную раму.
При ее приближении филин взмахивает крыльями и, когда половинки окна с легким звоном распахиваются, на миг отлетает в синюю вечернюю мглу. Впрочем, он тут же возвращается и, стуча крепкими когтями, садится на подоконник. Его круглые желтые глаза зачарованно смотрят на Любаву и не сразу замечают князя, сидящего за столом с недопитым кубком в руке. Несколько мгновений человек и филин смотрят друг на друга, и вдруг Владигор замечает дикий, первобытный испуг в вертикальных черных зрачках птицы.
— Филя!.. Филимон, ты чего? — бормочет он, двигая к филину табуретку. — Иди к столу, садись, потолкуем…
Но филин остается на месте и лишь вертит круглой ушастой головой и сухо щелкает кривым черным клювом.
— Не бойся, Филимон, это мой брат, князь Владигор, — мягко говорит Любава, поглаживая птицу по шершавому крылу и поднося к ее пестрой грудке золотое блюдце с жареным бедрышком рябчика.
Филин берет угощение когтистой лапой и, не сводя с князя настороженного взгляда, расклевывает бедрышко с жестким маслянистым хрустом. — Не может быть!.. — взволнованно шепчет князь, сглатывая подступивший к горлу комок. — Это не Филимон!.. Ведь это не он, Люба? Ну что ты молчишь?! Скажи, что это не он!
Но княжна молчит, отвернув лицо и все еще держа на весу дрожащее золотое блюдечко.
— Филька, кончай придуриваться! — кричит Владигор, вскакивая со стула и бросаясь к ушастой золотоглазой птице.
Но филин бросает на пол обглоданную косточку, взмахивает крыльями и, мазнув князя перьями по лицу, исчезает среди черных елей, раскинувших над княжьим двором свои густые колючие лапы.