Вкус вишнёвой лжи. Книга 2 (СИ) - Страница 42

— Не знаю, что бы я без тебя делал, — тихо говорит Стас, и его голос эхом вибрирует у меня в голове. — Ты всё, что у меня есть. И плевать на деньги и компанию, лишь бы ты бала рядом. Я люблю тебя, Ира. Ты не представляешь, как сильно.

С каждым его словом сердце набирает обороты, бешено стуча в грудной клетке и пытаясь разодрать изнутри не только рёбра, но и мою душу. То, что сейчас говорит Стас, похоже на сумасшедший сон. Безумный, ненастоящий, но такой счастливый.

С трудом нахожу в себе силы, чтобы развернуться в его объятиях. Тело не слушается, ноги подкашиваются, голова и вовсе перестаёт соображать. Я забываю слова, движения, мысли. Сейчас для меня существует лишь страшная необузданная жажда.

— Всю тебя, каждую клетку твоего тела, — переходит на шёпот. — Люблю…

Я хватаю ртом вырвавшиеся на свободу слова и проглатываю вместе со страстным поцелуем. Жадные руки скользят по телу, пальцы цепляются за одежду, дыхание становится хриплым.

Я страдаю астмой, а Стас — мой ингалятор.

Скворецкий прижимает меня к окну, настойчиво зарываясь пальцами в волосы, он как розжиг для угля, а я горю, вспыхивая от каждого прикосновения. Он кусает губы, я в ответ оттягиваю его рубашку, заползя холодными руками под одежду.

Это словно сигнал: Стас сжимает мои волосы и тянет вниз. Я охаю, поддавая несильному, но резкому движению. Парень нагибается, собираясь вновь поцеловать меня, но в последний момент меняет траекторию и кусает за мочку ушка. Сдерживаю стон разочарования и нетерпения, чувствую, как Стас улыбается мне в шею, щекоча кожу обжигающим дыханием.

Пальцы расслабляются, отпуская волосы, но я продолжаю стоять неподвижно, сосредотачиваясь на осторожных пальцах, скользящих по шее к ключице и добирающихся до пуговиц кофты. Одна, вторая. Они выскальзывают из своих домиков, сантиметр за сантиметром оставляя меня без защиты. Предательницы.

На мгновение становится страшно.

Стас добирается до последней пуговицы и запускает руки под мою кофту, крепко сжимает талию, дёргает на себя. Тело послушно подаётся к нему навстречу — я обнимаю парня под мышками и прижимаюсь так сильно, что даже сквозь одежду чувствую эрекцию Стаса.

Хочется что-нибудь сделать, чтобы не казаться совсем уж беспомощной, но парень меня опережает. Ловким движением подхватывает за бёдра, заставляя обнять ногами его талию, а после аккуратно укладывает на мягкий ковёр.

Я в ловушке. И мне это нравится.

Резким движением Стас оголяет мой живот, затем целует его. Я невольно выгибаюсь, не в силах сдержать стон, и сосредотачиваюсь на обжигающем языке. Тот нарезает круги вокруг пупка, спускается ниже. Пальцы цепляются за джинсы, оттягивают их, заставляя сгусток жара сосредоточиться внизу живота.

И в этот момент я понимаю, что не смогу остановиться. Да и не хочу.

Это осознание придаёт смелости, и, как только Стас возвращается к моим губам, я толкаю его в плечо и проворно сажусь на него сверху. Замираю. Осторожно снимаю с себя кофту, затем футболку, оставаясь в лифчике.

В полумраке с трудом можно разглядеть эмоции на лице парня, но я почти уверена, что его взгляд затуманен жаждой и нетерпением.

Сильные руки скользят по моим бёдрам, добираются до талии и груди. Чуть сжимают её.

Пальцы цепляются за середину лифчика и тянут вниз — я покорно нагибаюсь и целую Стаса. Он поднимается на локте и садится, обнимая меня с такой силой, что вот-вот затрещат рёбра. Не успеваю даже пикнуть: застёжки лифчика предательски отпускают друг друга, и в эту же секунду мир становится каким-то другим. Будто бы я избавляюсь от защиты: снимаю бронежилет, рискуя получить пулю, избавляюсь от противогаза, когда комната наполнена ядом, снимаю кислородную маску, впервые за долгие годы пытаясь дышать самостоятельно.

Стас не перестаёт меня целовать. Не глядя убирает мешающуюся вещь, а после принимается за свою рубашку. Я пытаюсь ему помочь, но наши пальцы путаются, мешая друг другу. Стас ловко заводит мои руки за спину и легко дёргает вниз, заставляя чуть выгнуться. Обжигающие губы целуют грудь, язык очерчивает контур соска.

Я уже готова умолять Стаса прекратить всё это и приступить к самому главному, но сдерживаюсь из последних сил, потому что всё это будет выглядеть слишком унизительно. Резким движением Стас переворачивает меня на спину, оказываясь сверху, спешно снимает рубашку, накрывает ладонью мой живот и замирает, словно спрашивая разрешения.

Пуговица на моих джинсах расстёгивается, затем змейка. Пальцы Скворецкого проворно хватаются за края одежды и рывками стаскивают её.

Очередная волна страха смешивается с нетерпением, но отступать поздно.

Тело парализует: я взволнованно наблюдаю за действиями Стаса не в силах пошевелиться и хоть что-нибудь сделать, чтобы не лежать как послушная кукла.

Чтобы скрыть смущение и тревогу, я закрываю глаза и лишь через бесконечный океан секунд, когда парень вновь целует меня, позволяю себе вернуться в реальность.

Как-то на работе в «Пире духа» официантки сплетничали во время перерыва, обсуждали свой первый секс. И одна из них рассказала, что её первый раз был похож на сеанс татуировки. Мол, было дико больно, но ей так сильно хотелось тату, что приходилось терпеть. Тогда я ещё подумала, как вообще можно сравнивать секс с рисунком на теле, это ведь совершенно разные вещи, но теперь, кажется, понимаю.

Первый раз нельзя назвать приятным, но душащая жажда осознания, что человек, которого ты безумно любишь, становится частью тебя, гораздо важнее непродолжительной боли. В этом смысл любви: позволять делать тебе больно и наслаждаться этим. Как татуировка: несмотря на боль, знаешь, что терпишь не зря.

Хотя, тут ещё зависит от мастера.

Но мой мастер лучший во всей галактики.

***

— Есть хочешь? — это первое, что спрашивает у меня Стас после нашего первого секса.

Я улыбаюсь ему в шею, прижимаясь к обнажённой груди. Глаза уже давно привыкли к полумраку, и теперь я легко могу различить очертания татуировок на теле парня. Забавно, что совсем недавно я вспоминала разговор бывших коллег про тату и секс, и при этом часть кожи Скворецкого покрыта рисунками.

— Немного. Ты мне так и не дал полакомиться виноградом.

Фыркает.

— Тогда поднимайся.

Медлю, не горя желанием отлипать от тёплого и любимого тела: парень терпеливо ждёт, пока я соизволю отстраниться. Когда оттягивать момент уже нет смысла, я лениво скулю и приподнимаюсь на локте.

— Но я надену твою рубашку, — заявляю.

— Да хоть мои брюки, — смеётся.

Толкаю его в плечо, резко сажусь, обнимая себя руками: такое чувство, что я нахожусь под лучами прожекторов, а на меня устремлены сотни чужих взглядов, но на самом деле в комнате темно, а единственный взгляд принадлежит любимым синим глазам.

Стас вздыхает, садится. Широкая ладонь скользит по моей спине, тёплый поцелуй прикасается к плечу.

— Кажется, это твоё, — иронично тянет Стас, показывая мои покачивающиеся на его пальце трусики.

— Отдай, — выхватываю их, заставляя парня рассмеяться.

Скворецкий встаёт и начинает искать разбросанные по полу вещи. Спустя пару секунд на мою голову плавно опускается белая рубашка, и я, не смотря на парня, поспешно надеваю её. Натягиваю трусики и только после этого поднимаюсь на ноги и оборачиваюсь. На Стасе кроме брюк ничего нет.

Заметив, что я готова к покорению кухни, парень сокращает между нами расстояние и убирает с лица мои растрепавшиеся волосы.

— Ты прекрасна, — говорит Стас, и так и хочется подколоть, мол, темно же, откуда знаешь, но я молчу.

Скворецкий целует меня, берет за руку и уводит в темноту, а я покорно следую за ним подобно собачке. Мы спускаемся на первый этаж и добираемся до кухни.

— Посиди пока, — улыбается парень, подталкивая меня к столу.

Я не возражаю: присаживаюсь на барный стул и начинаю наблюдать за Стасом. Сначала он достаёт из холодильника бутылку пива и услужливо ставит передо мной на столешницу, а после возвращается к разбросанным пакетам.