Вкус ужаса: Коллекция страха. Книга III - Страница 29

Забавно, как разнятся ощущения в зависимости от того, кого на рассвете ждешь в засаде: оленя, стаю уток или же призрака на крыше сортира. К тому времени я уже знал о выгребных ямах… даже моя семья в новом доме пользовалась такой же, и дети только радовались и удивлялись, как это удобно — не выскакивать на двор в ледяную зимнюю ночь. Я знал старика, который копал яму для Пиндаров, так что нашел его и выспросил о точном расположении той штуки и о том, какой крышкой ее закрывают. Он пообещал никому не рассказывать о нашем разговоре, и я ему верил.

Так что пришлось скорчиться под кустом и пытаться что-то рассмотреть в рассветных сумерках. Вскоре послышались шаги Минти, отправившейся доить старую корову, и я затаил дыхание, насторожившись. Пришло время проверить, явится ли сегодня привидение.

Не явилось. И на следующий день тоже. Только на четвертое утро я услышал печальный вопль из дома Пиндаров, почти неразличимый за звоном подойника. Я поднялся, раздвигая ветки кустарника, и увидел тонкий силуэт, паривший над тем местом, где, по словам старика, находилась крышка той проклятой ямы.

Прячась в тени, а потом за коровой, я прошипел Минти:

— Нэд сможет выйти, а потом выступить свидетелем? Призрак там, но мне нужен кто-то, кто потом это подтвердит под присягой.

— Он у меня не слишком быстрый, но он пойдет с вами. Я его приведу.

Она понесла ведро с молоком к дому, и вскоре старый Нэд, опираясь на палку, уже ковылял ко мне в ожидании приказов.

Я подхватил мешок, в котором принес лопату и кирку, и мы тихо прошли к задней калитке, ведущей во двор Пиндаров. Силуэт так и парил над выгребной ямой, испуская тихие стоны. Его ничуть не беспокоило наше присутствие, так что я прочистил горло и спросил:

— Деннис Пиндар? Ты там? — И кивнул на засыпанную землей крышку цистерны.

Он ответил странным бульканьем, и я понял, что не ошибся.

— Присядь, Нэд, мне придется немного покопать. Я знаю, что физической работы твое сердце не выдержит, мне нужно только, чтоб ты потом подтвердил в суде, где я это нашел… Если я что-нибудь найду, конечно.

Добраться до крышки было совсем легко. Ее зарыли здесь около тридцати лет назад, и за эти годы лист гофрированного железа проржавел почти что насквозь. Как только лопата пробила этот лист сверху, вонь поднялась невероятная, потому что все собравшиеся газы разом рванули наружу. Но даже все скопившееся дерьмо не могло сравниться с запахом гниющей плоти. Запахом, который нельзя не узнать или с чем-то перепутать.

Я отправил Нэда домой, предупредить Минти, а сам взялся за землечерпалку и запустил ее в яму. С бульканьем и шипением на поверхность поднялось тело. И, клянусь, ничего более жуткого я в жизни не видел. По сравнению с ним даже тот найденный в лесу бедолага выглядел просто красавчиком. И запах от него шел такой, какого я даже представить себе раньше не мог.

Примерно в это время распахнулась задняя дверь дома и Глэдис вылетела оттуда, злая, как целый рой шершней.

— Какого черта вы делаете у меня во дворе и почему роетесь в моей… — Она резко замолчала, заметив, чем именно я занят.

— Миз Пиндар, вы арестованы. Один из сыновей Минти Ралстон уже на пути в город, чтобы вызвать по телефону шерифа из Темплтона. Я только что обнаружил тело вашего мужа в выгребной яме, и никто ни за что не убедит меня, что он сам туда спрыгнул, а потом закрыл за собой крышку.

Она ничего не сказала, даже когда приехал шериф, весь в холодном поту от ужаса, что потревожил самих Пиндаров. Ее губы были сжаты, как пасть капкана. Но отрицать очевидное — тело в яме и то, что никто в целом мире не имел ничего против Денниса Пиндара, — было невозможно. Я смог написать Аниде Ралстон о том, что проблема его мамы решена и суд присяжных не нашел никаких оправданий Глэдис Пиндар.

А теперь я давно уже на пенсии, и война давно закончилась, и Анида вернулся домой к маме и дяде Нэду, чтоб позаботиться о стариках. Я каждый раз хожу по средам на церковную службу и больше не вижу, как бедняга Деннис получает тумаки от своей тощей злобной жены. Да, это рассказ именно о ней, о женщине, которая дважды, а точнее, трижды появлялась в моей жизни. Я порой думаю о том, каково ей в тюрьме. И понимаю, что мне плевать на ее возможные страдания.

Чего я никогда не забуду, так это вони, которая рванулась из той дыры, и прозрачной фигуры бедняги Денниса, парящей над его телом. Разобравшись с делом, мы устроили ему достойные похороны, и теперь он лежит на кладбище рядом с отцом. И я приложу все усилия, чтобы Глэдис закопали на тюремном кладбище Хантсвилля среди таких же никому не нужных убийц. Жаль только, что я не могу засунуть эту тварь в ее же выгребную яму!

МАЙКЛ БОТМАН

Дрожь

Санни Трубадур ждал, когда выдадут деньги по предъявленному чеку, и тут у тротуара притормозил «Кадиллак-Эскалада» Скарпа Рифкина. С тремя сотнями фунтов дерьма человеческого на борту.

Санни понял, что остаток дня только что с плеском ушел в унитаз.

Этого мне только не хватало, — подумал он.

Он сунул чек в карман и хрустнул пальцами. Вечно унылые банковские работники, согласно традиции Города Ветров, тут же плюхнулись на пол при виде Норманна Морриса, известного как Номо, и Л’Дондрелла Уизерспуна, больше известного как О-газм.

— Правильно, — хмыкнул Номо. — Всем уродам лизать линолеум. Жопы сжать, чтобы я никого сегодня случайно не пристрелил.

Санни остался стоять. Номо это заметил.

— А у тебя что, колени не гнутся, уродец?

Санни пожал плечами:

— Колени в порядке. Но падать я сегодня не буду.

Номо приподнял бровь.

— Что-что ты не будешь?

— Чего он сказал? — поинтересовался О-газм.

— Тут нам большой парень заявляет, что не собирается жрать линолеум.

О-газм ахнул.

— Следи за толстухой, — сказал Номо, указывая на огромную крашеную блондинку за пуленепробиваемым стеклом кассы. — Пристрели кого-нибудь, если шевельнется.

Сам Номо направил девятимиллиметровый «ЗИГ-Зауэр» прямо в лоб Санни.

— И кто же тут у нас такой крутой?

Санни уставился на черное дуло.

Все равно жизнь дерьмо, — подумал он.

— Не так уж круто он выглядит, — бросил через плечо О-газм.

Номо сверкнул золотыми зубами, своей гордостью в гетто, и у Санни заболел глаз. Бандит гордился тем, что потратил на свою улыбку столько чужих денег, что любой расист из южноафриканских экспортеров при виде его пасти запел бы «Боже, храни Америку».

— Ну и кто ты у нас такой? — спросил он. — Черный Супермен?

— Нет, — сказал Санни. — Но если ты не пристрелишь меня в ближайшие десять секунд, я отниму у тебя эту пушку и засуну ее тебе в задницу.

— Господи, помоги! — взвыла толстуха за кассой.

Номо покачал головой, словно не веря собственным ушам. Потом моргнул и уставился через плечо Санни на фургон, который затарахтел у обочины.

— Пять секунд, — сказал Санни.

— Да я… — Номо запнулся. Кончик языка вынырнул из золотой пещеры, облизал губы и спрятался обратно. — Да я сейчас…

И Санни бросился на него.

Номо выстрелил, пуля прошла над левым плечом Санни и пробила дыру в витрине банка, запустив сигнализацию. А потом Санни вышиб ствол из его руки.

— Эй! Да ты что, чувак!

Это было последнее, что Номо сказал, потому что в следующий момент подавился кулаком Санни.

— Йо! Йо! Йо! — заклинило О-газма.

Санни схватил Номо за воротник и с разворота повел по кругу. Ствол в руке О-газма беспомощно задергался из стороны в сторону.

— Да стой ты спокойно, урод! — завопил он.

Санни запустил Номо через холл, как олимпиец-дискобол. Номо врезался в О-газма, и оба покатились по полу.

Санни нагнулся за выпавшим пистолетом Номо.

Почувствовав приближение вполне реального шанса огрести еще больше, несостоявшиеся бандиты приняли вызов и поднялись, чтобы продемонстрировать свои таланты. Номо принял классическую киношную стойку кун-фу, О-газм обмочился. Пятнадцать секунд спустя боевая экспозиция напоминала что-то из набросков Пикассо.