Вкус греха. Долгое прощание - Страница 51

Единственный мальчишка, у которого во взгляде было только обожание, — Вася Чугай. Он смотрит на Аню, как на ангела или икону, и только что не молится…

Над ним смеются, а он таскается ее провожать до дома, даже если она идет с очередным провожатым. Такие, как этот Чугашка, Анечке не нравились — ботаник, одно слово. Но внимание его льстило: родители у Васьки были киношники и он уже сам снимался в детском фильме. А вот у Зарика взгляд на Аню настолько «нехороший», что ей хочется прикрыться руками…

Такие взгляды были противными и вместе с тем будоражили где-то внутри и как-то непонятно…

Сегодня она тоже увидела такой «нехороший» взгляд. Не мальчишки, а взрослого.

Пришел Анатолий, который стал вдруг иногда наведываться, тянуло, видно, на «старые места».

Аня открыла дверь и смутилась: дома она расхаживала в полупрозрачном индийском материном платье, которое ей очень нравилось, а день был жаркий, и под платьем у нее ничего не было.

Анатолий посмотрел на нее, как она определяла, «нехорошо». Как Зарик прямо!

Она вдруг покраснела, и захотелось закрыться… Но пригласила его войти. Матери не было, бабка умчалась в магазин, бабка все думает, что Анатолий сюда вернется, дура старая!

Аня почему-то знала — нет, никогда.

Она вообще знала все, потому что и мать и бабка громко разговаривали или орали, думая, что Аня спит и вообще — ребенок… А она слушала и все понимала. Очень многое…

Анатолий Ане нравился — красивый, высокий, разодетый…

Сегодня она почувствовала: ей приятно, что взрослый мужик так пялится. Тот порылся в кейсе и достал какую-то иностранную бутылку и коробку конфет.

Анатолий точно и не помнил сейчас, сколько его бывшей падчерице лет.

Сегодня он увидел, что девчонка, вызывавшая в нем только отрицательные эмоции, превратилась в девушку-подростка с развитыми формами и красивым лицом, которое, правда, напоминало ненавистного Митьку. Но что теперь Митька! Сгорел так, что и дыма уже не осталось.

— Ты же все-таки мне дочь, пусть и приемная, — неловко произнес Анатолий и обхватил ее за талию. Когда же почувствовал под рукой обнаженную плоть, не сдержался и похлопал Аню по попке, кругленькой и плотной. — Я тебе маленькой иногда так поддавал, — засмеялся он натужно, а рука с трудом отлипла от попки.

Аня, которую тоже взволновало это прикосновение, однако, отошла от него и смотрела непонятным взглядом.

А думала следующее: «Почему у меня так забилось сердце? Может, он мне нравится?..»

Анатолий опомнился и испугался: «Посадят за девчонку… Что я, свихнулся?..»

И сказал:

— Садись, Анют, выпьем по рюмочке за тебя — красавицу, и за твоего непутевого приемного отца, — он напирал на «отца», чтобы она не пугалась и чтобы себя вразумить.

А она и не пугалась вовсе. Ей было интересно. Только бы бабка подольше не приходила. Что он дальше будет делать?..

Они выпили. Аня и до этого выпивала в компании школьников. Мальчишки всегда были из старших, а девчонки младше. К ней в этих компаниях приставали. Хватали, зажимали у стенки, но она каждый раз уворачивалась — ей и хотелось ЭТОГО попробовать (девчонки многие уже пробовали!), но и все-таки было страшно.

Поэтому пока она держалась. И еще потому, что ни в кого не влюблена.

Вино было крепкое, и голова у Ани закружилась, в глазах что-то заискрилось, и все вокруг сдвинулось.

Анатолий показался невероятно красивым: у него так сверкали глаза и он улыбался белыми-белыми зубами! А потом она вдруг очутилась у него на коленях, и он, задрав платье, одной рукой гладил ее ноги под тонкой тканью и смотрел каким-то ненормальным взглядом. А другой — прижимал ее к себе. И вдруг легко поцеловал в губы часто-часто, задыхаясь. А у Ани бешено забилось сердце, и внутри появились какие-то новые, необыкновенные ощущения, и хотелось, чтобы они не уходили.

Анатолий прошептал охрипшим голосом: — Анька, Анька… — и тут же буквально скинул ее с колен и бросился в ванную.

Так и застала ее Раиса — странно веселую и радостную.

Она обернулась на Аню и прошипела:

— Ты чего? Ума решилась, сопля? Со старым мужиком вино пьешь? — зло бурчала бабка, убирая со стола их рюмки.

— А мы всего по рюмочке, — ответила заносчиво Аня, — я с ним не ссорюсь, как вы! Он ко мне хорошо относится!

Раиса ничего на это не ответила, только внимательно посмотрела на внучку и увидела, что у той горят щеки и уши и вся она будто из-под горячего душа выскочила… Температура, что ли?

Лоб у Ани был горячий, но Раиса решила, что от вина, сейчас она Анатолию задаст, не боится она его.

Из ванной вышел Анатолий, будто опухший и бледный.

Он радостно воскликнул:

— Вот и Раисочка наша Артемовна! А я тут свою дочку, а твою внучку малость угостил! По рюмочке? Не сердишься?

— Сержусь, — ответила Раиса, но злости уже не было, угодил ей бывший зять конфетами и добрым отношением, — только больше не пои, мала она еще, не гляди, что такая здоровенная вымахала!

Аня! — прикрикнула она на внучку. — Я сколько раз говорила, не надевай этого платья! Как голая! А тут мужчина в дому!

Аня хихикнула и, вильнув попкой, вышла из комнаты.

Вернулась с работы Рита, злая, усталая.

Анатолий брезгливо чуть коснулся ее губ. Сели за стол, и он завел разговор, собственно говоря, из-за которого и появился сегодня здесь. Никак не мог он забыть поганца Митьку и не оставлял надежды ему как-то отомстить. А слухи по их ведомству ходили о засранце самые невероятные, что из семьи ушел и что бабы по нему по-прежнему сохнут. Все эти шепотки просто разрывали Анатолию душу.

— Слушай, Рита, твой хахаль сгорел подчистую. Его засадили в архив, так он и там насрал! Девку-малолетку совратил. А теперь на ней женился, поняла? Его к Америке нельзя было близко подпускать, а все блат, мохнатая рука! Теперь его бывшая жена, самого Гринчука дочечка, кукует! Мы с тобой время упустили! Тогда надо было действовать! Но ничего, я его на морском дне найду! Надо бы родителям малолетки рассказать, кто он такой. Телефон я найду, а ты позвони, Рит! Ведь к тебе и к Ане как он относится? Паршиво! Заделал дочку и думать забыл. А ты вот маешься, вкалываешь… А, Рит?

Пока он говорил, Рита сидела как пришибленная и вдруг отчаянно завопила:

— Сволочь! Гад! Какая же он сволочь! Ведь я свободна! И дочка его здесь! А он!.. — Она упала на стол головой и зарыдала в голос.

Прибежала из кухни Раиса, которая сидела там, как на горячей сковороде, — боялась она, когда Ритка и Анатолий оставались вдвоем — Ритка стала такая невоздержанная, да и Анатолий бешеный.

Так и есть!

Ритка рыдала.

Анатолий стоял над ней и, потряхивая за плечо, говорил:

— Ну, перестань, Рит, что, ты не знала, какая он рвань? На хрен ты ему нужна (и мне, и мне! звучало в нем, мне нужна твоя дочка, а не ты!)! Но мы ему отомстим!

Раиса зло сверкнула на Анатолия глазами:

— Рита, дочечка, да не плачь ты! Чего тебе этот опять наговорил? Не слушай его, врет он!

Анатолий предпочел побыстрее смыться от этих сумасшедших.

И что вспоминать, быльем все поросло, уж сколько лет он здесь не был, а Ритка все убивается… Не ходил бы этот, не бередил душу, вот злыдень-то! Никак не успокоится насчет Митьки. Разобъяснит она дочке, когда Анатолий уйдет.

Так думала Раиса, отпаивая Риту корвалолом. Анатолий уже успел быстренько смыться.

И вдруг вспомнила, какой странный вышел бывший зятек из ванной, сам на себя не похож. А вдруг?! И что это она выдумывает? Прибредилось ей… А как не прибредится? Девчонка растет без отца, с матерью, которая водит в дом мужиков! Аня не глухая, не слепая, большая девочка! Мальчишки так и вьются вокруг, долго ли до греха! И мужик на такую ягодку клюнет! Раньше в ее годы в деревне уже детей рожали…

Раиса перекрестилась, минуй Господь такого! Что она напраслину наводит на внучку! И еще одно ее успокаивало: Анатолий вроде и не мужик, к бабам совсем обравнодушнел. Раньше, бывало, придет и все ж к Ритке пристает. А теперь глаза у него рыбьи, без всякого блеску…