Визионер: Бег за тенью (СИ) - Страница 9

— У тебя, Соня, неуёмная голова, — говорил, бывало, папа. — Словно в ней птичка сидит вроде попугая. Когда видит что-то интересное — начинает звонить в колокольчик. И звонит до тех пор, пока не удовлетворит своё любопытство.

Ну, пусть попугай. Не самая глупая птица, хоть и беспокойная.

Сегодняшняя заметка в газете вновь была со странностями. Снова найдено тело девушки. Снова в первый день месяца. Случайное или намеренное совпадение?

Соня цеплялась за отдельные фразы в скупом тексте: «около 20 лет», «хорошо одетая», «городская пролётка», «старинного фасона наряд», «уверяют, что смерть наступила в результате переохлаждения».

Воображаемый попугай наклонил голову, поднял лапку и аккуратно дотронулся до колокольчика: «Дзынь!».

Положительно, хорошо одетые девушки не носят старинных вещей. Это раз. Это даже Соне с её нелюбовью к модным нарядам очевидно. Кто наденет в 20 лет бабушкино платье? Разве что на костюмированный бал? Хорошо одетые девушки не замерзают в экипажах. Тем более, когда на улице чуть ниже нуля. Это два. А если и замерзают или чувствуют себя неладно, то зовут на помощь или чай пьют в тепле. Это три.

Не заметка, а набор несуразностей какой-то. Жаль, без фото.

С полицейскими разговаривать бесполезно, это Соня уже поняла. А как насчёт журналистов? Они, наверное, любят поболтать. Если всю жизнь расспрашиваешь других людей, может, и самому хочется выговориться? И лучше кому-то… своему. Простому человеку. Журналисты же простые люди?

Горничную Софья нашла за уборкой в малой гостиной. И, решив не вести долгих предисловий, с порога огорошила вопросом, который, судя по деловитому Сониному тону, не предполагал отказа:

— Глаша, ты не одолжишь мне своё пальто? И шляпку?

Редакция газеты «Московский листок» занимала особнячок с двумя флигелями в Ваганьковском переулке. Трёхэтажное здание с игривым балкончиком над крыльцом имело слегка потрёпанный вид. Каково оно внутри — Соне узнать не удалось. Весьма к месту встреченный у входа дворник разъяснил, что хрониками происшествий в редакции ведает некий Чижов, имеющий обыкновение в это время суток перекусывать на свежем воздухе на соседнем бульваре: «Блондин, коричневое пальто. Не ошибётесь».

Искомый блондин — с записной книжкой и пирожком — впрямь отыскался на лавочке. И, глядя, как он щедро делится крошками со стайкой воробьёв, Соня тут же выработала план знакомства — такой же незатейливый и доступный, как этот пирожок с ливером.

«Девица в беде».

Проходя мимо скамейки, Соня поджала ногу, охнула и покачнулась. Блондин ожидаемо подскочил. Воробьи возликовали — им досталась почти половина репортёрского обеда.

— Что случилось? Вам помочь?

— Кажется, я подвернула ногу, — Соня оперлась о заботливо подставленную руку и, прихрамывая, потянула спасителя в сторону скамейки.

— Вам больно? Вызвать врача?

— Нет-нет, благодарю вас. Ничего страшного. Просто надо посидеть немного. Вот здесь, на лавочке, будет хорошо.

— И всё же, может, стоит позвать лекаря?

— Вы очень любезны, но не стоит волноваться. Я просто неудачно ступила, а вы так вовремя меня спасли. Я Аглая, Глаша, — Соня решила, что вместе с одеждой горничной не зазорно позаимствовать и её имя.

— Чижов. Сергей, — мужчина пожал протянутую руку. Молодой — пожалуй, и тридцати нет. Вид только осунувшийся какой-то. Спит, что ли, мало? Или оттого, что питается всухомятку?

— Как уместно вы здесь оказались. Наверное, работаете неподалёку?

— Да, в редакции «Московского листка». Я журналист.

— О, я обожаю вашу газету! — Сонин восторг в эту секунду был неподдельным. — Надо же, настоящий журналист! У вас такая… героическая профессия, — Соня с восхищением заглянула мужчине в глаза. Глаша уверила, что в её одежде барышня выглядит «вельми миленько», а это как раз то, что было нужно.

Чижов смутился.

— Ну, что вы… По правде говоря, геройства в моей работе немного. Больше беготни и писанины.

— Не говорите так. Ведь нужна смелость и решительность, чтобы везде успевать и всё разузнать первым. А вдруг пожар? Или кража? Это же опасно.

— Здесь вы угадали. Как раз всякие происшествия — это мой, так сказать, конёк.

— Ах, это моя любимая рубрика. Вы так увлекательно пишете, невозможно оторваться.

Проглотит наживку? Люди так любят рассказывать о себе. А уж когда их хвалят…

— Благодарю, — журналист смущался уже меньше и было заметно, что Сонина похвала ему приятна. — Хотя, признаться, места под хроники мало дают, не распишешься.

— О, вам просто нужен большой репортаж о каком-нибудь интересном деле. Наверняка вам попадалось что-то захватывающее?

— Не сказал бы… В нашей провинции нечасто случается интересное. Сегодня вот наблюдал, как студенты подрались в очереди в театральную кассу.

— Нет, не то. Вот если бы, к примеру, случилось загадочное убийство…

— Ну, на днях был достойный внимания случай.

— Расскажите же, не томите.

— Девушку в пролётке кто-то привёз на вокзал. Хватились — а она бездыханная.

— Боже мой! Совсем неживая? Что с ней случилось?

— Полиция сказала — переохлаждение, но по секрету мне в полицейском морге сообщили, что это не так. Опоили её и уже такую привезли. Правда, просили пока не писать об этом — мол, расследование ещё идёт.

— Батюшки-светы, страсти-то какие… А вы её видели? Красивая?

— Видел. Пожалуй, красивая. Брюнетка, молодая. Меня, признаться, её взгляд удивил.

— А что взгляд?

— Надменный очень, высокомерный даже. Нелепо говорить об этом, но она там сидела безжизненная и смотрела на нас так — сверху вниз, презрительно. Ох, я увлёкся… Зачем вам, милой девушке, такие жуткие подробности.

— Что вы, что вы! Я такие тайны люблю. Там наверняка трагическая история несчастной любви, — Соня сложила руки внутри заячьей муфты и сделала драматическое лицо. В кино так делают: глаза вверх и мировая скорбь в глазах. — А, кстати — она слева или справа сидела? Или посередине?

Чижов удивлённо посмотрел на девушку. Ох, Соня, опасно балансируешь.

— Вдруг там мужчина рядом сидел? Бросил бедняжку, отверг её и опоил? — поспешила добавить Софья.

— Справа она была. А мужчин никаких не наблюдалось.

— А может, всё-таки замёрзла, как думаете?

— Сомневаюсь. Одета она тепло была, по погоде, только вот несколько странно.

— В чём же странность?

— Фасон старинный совсем. Я-то, признаться, в этом мало понимаю, но мой источник в полиции всё подробно описал. Слова ещё архаичные такие, в статью не возьмёшь, все их забыли давно. Информатор сказал, что лет сорок назад такое носили. Вот, смотрите.

Чижов развернул блокнот, который всё это время держал в руках:

— Я всё записал, да не пригодилось.

Зрительная память у Сони всегда была отменная. А обстоятельный журналист не упустил ни одной детали: и костюм, и внешность убиенной описал во всех подробностях.

— Занимательно вы рассказываете, но, боюсь, мне уже пора. Я и так вас задержала сверх меры, — Соня покрутила носком ботинка. — И нога совсем не болит. Премного благодарна за помощь и приятно было познакомиться.

— И мне. Жаль, что вы так скоро уходите. Может быть, увидимся ещё? Я тут всякий день бываю. Как вас найти? Где вы живёте?

Ох, Соня, всё-таки немного переиграла. Не надо было так на него глаза таращить. Слишком восторженно.

— Вот что, — Соня нахмурила лоб. — Вы напишите мне свой номер, я вам телефонирую, как только время будет. Ладно? Ну, до свидания!

Листок с номером Софья, подумав, решила всё же не выбрасывать. Вдруг ещё пригодится. Болтливые журналисты на дороге не валяются.

Попугай в голове звонил, не переставая.

— Так и знала, что ЭТА на чём-нибудь попадётся.

Взгляд помещицы Шиповой — цепкий, настороженный — прошёлся от Митиных штиблет вверх, по слегка измятым брюкам, по клетчатому пиджаку, задержался на белом воротничке и наконец сердито остановился в районе левой брови со шрамом. Митя давно привык к тому, что собеседники бесцеремонно разглядывают его внешность, отмечая (порой вслух) разноцветие радужки. «Гетерохромия, Митя, у одного из ста, не такая уж и редкость», — успокоил когда-то Глеб Шталь. Да только всем разве объяснишь?