Византийская «Организация Обединенных Наций» - Страница 3
И тут возникает еще один, отнюдь не праздный вопрос: а почему знаменитый итальянский писатель первой половины XV века Браччолини, которому при жизни поставили памятник, как Шолохову, пишет исключительно по-латыни, если за 100 лет до него итальянский литературный язык создали, как считается, Данте, Петрарка и Бокаччо? Вероятнее всего, потому, что ни итальянского литературного языка, ни сочинений Данте во времена Браччолини еще не было — они появились только еще через сто лет. Потому и никаких ссылок на Данте у Браччолини нет, хотя в подделке сочинений «древних» последнего уличали и не раз.
К тому же не только итальянский, но вообще все национальные литературные языки в Западной Европе начали формироваться только со второй половины XVI в.: это и насильственное внедрение Елизаветой I «правильного» английского языка, и появление «новофранцузского» и «новогреческого» языков, а также «общенемецкого языка Библии», созданного М. Лютером и т. п. «Испанского» языка, кстати, в буквальном смысле вообще не было — в самой Испании он до сих пор называется кастильским (Castellano). Да и само слово «Испания», впервые появившееся в 1479 г. при образовании объдиненного королевства по унии Кастилии и Арагона — не романское, а славянское, и означает именно «объединенное»: ср., например, чешское spojeny и английское название Испании — Spain.
Внедрение сначала латыни, а затем и письменных национальных языков на основе латиницы сопровождалось массовыми книжными аутодафе, причем на кострах инквизиции жгли в обязательном порядке все книги написанные славянской азбукой. Примечательно, что книги эти назывались «рустика романа». «Рустика» сейчас переводится как «деревенское, грубое, мужицкое», однако по-испански это и сегодня означает «переплетенная книга», «книга в сафьяновом (кожаном) переплете», т. е. в переплете русской или персидской выделки, характерном для византийской культуры. Так что жгли византийскую (а значит и русскую) историю параллельно с внедрением латинского и «древнегреческого» новодела. (То же самое проделали и в допетровской романовской России во времена никоновских реформ — жгли подряд все книги, написанные на русском, а не на церковнославянском языке).
Главный же импульс западноевропейской книгоиздательской деятельности (причем, сначала на латыни, и только позже на «древнегреческом»), придала часть Византийской библиотеки (включая архивы Империи), привезенная во Флоренцию в 1438 г. бывшим великим логофетом («премьер-министром») Византии и приверженцем «латинской партии» Георгием Гемистом Плифоном (Плетоном) и его сподвижниками.
Почему же византийские архивы привезли во Флоренцию, а не, скажем, в Рим? Да потому, что именно во Флоренции, а не в Риме, была западноевропейская налоговая казна Империи, находившаяся в ведении семейства потомственных мытарей-Медичи. И именно на деньги, оказавшиеся в руках Медичи, публикуется «Утопия» Плетона и создается знаменитая «Платоновская (правильнее — плетоновская) академия», а византийские хроники издаются канцлером Флоренции Л. Бруни на латыни в 1439 г. под видом истории Флоренции, тем самым удлинив эту историю как раз примерно на 260 лет.
Флорентийская книгоиздательская активность сразу же привлекла внимание Рима, папской кафедре которого крайне необходимо было стать «древнее» процветающей Флоренции. И из флорентийского книгохранилища, которым заведовал Браччолини, тут же извлекаются и впервые публикуются только в 1469–1472 гг. «неожиданно обнаруженные» исторические труды-романы Тита Ливия и Корнелия Тацита, призванные узаконить «древность» Рима. То же касается и трудов «древних» философов, драматургов и поэтов: например, первая публикация антологии «древнегреческой» эпиграммы датируется 1494 г.
То же самое относится и к точным наукам. Одним из основоположников не только западноевропейской живописи, но и точных наук по праву можно назвать гениального Леонардо да Винчи (1452–1519). И только после Леонардо в Европе становятся известны труды Архимеда (1544 г.), причем одновременно с трудами знаменитого математика и изобретателя Джироламо Кардано (1501–1576). Именно тогда Европа узнала и про «архимедов винт», и про «карданов подвес». Легендарная биография Архимеда вообще во многом совпадает с биографией Кардано. При этом «Архимед», как и прочие «имена древних» — отнюдь не имя. По-гречески это выражение означает «Начало начал» — это, скорее, название учебника. «Начала» же Евклида (т. е., по-гречески, «Прославленного») широко публикуются одновременно с трудами Франсуа Виета (1540–1603), создавшего современную алгебру. Все астрономические знания, которые можно извлечь из наблюдений невооруженным глазом, изложены в трудах двух Николаев: кардинала Кузанского (1401–1464) и Коперника (1473–1543). И именно во времена Коперника «всплывают» труды «древних» астрономов Гиппарха и Птолемея и т. д.
Эти примеры иллюстрируют подмену естественного процесса развития науки и культуры искусственным понятием «Возрождение». Само это понятие («Ренессанс») родилось во Франции только в конце XVII века, в период Контрреформации, когда, по сути, закончился раздел наследства единой Византийской Империи, частью которого были «Реформация» и «Контрреформация».
Этот раздел и образование новых империй состоялся в условиях идейного компромисса между «клерикалами» (т. е. сторонниками мирового главенства института папства) и «гуманистами» (т. е. сторонниками главенства светской власти). Первых устроило признание «древности» церкви и института папства в пределах согласованной хронологии «новой эры», а вторых удовлетворило признание «возрождения» в новых империях традиций «древних цивилизаций», из которых выводились родословные новых правителей и светской знати, призванные обосновать их «наследственные» права на порабощение собственных народов.
Рабство, как таковое, существовало на протяжении всей истории человеческой цивилизации. Однако во времена Византийской Империи свободных людей было гораздо больше, чем рабов. Раб принадлежал своему господину душой и телом, за что господин был обязан содержать раба. «Гуманизм» реформаторов не раскрепостил рабов — он только разделил функции рабовладельцев: светской власти досталось тело, а церковной — душа, но уже гораздо большего количества рабов, коими, по сути, стала подавляющая часть населения.
Византийский первоутопист Плетон в начале XV в. мечтал реформировать Византию во всемирное государство всеобщего благоденствия. А в конце того же века канцлер Флоренции и основоположник политологии Никколо Макиавелли сформулировал тезис, определяющий и по сей день отношение власти к истории: «история нужна правителю такой, какой она позволяет ему наиболее эффективно управлять своим народом». На этом тезисе и построена вся традиционная история, сочиненная в XVI–XIX вв., которую правильнее называть «политической историографией».
В результате вместо естественного поступательного развития цивилизационного процесса в истории каждого европейского государства появились периоды «древнего» расцвета, последующего «упадка» и «возрождения», разнесенные во времени и пространстве. Вот так единая византийская история (она же боснийская, т. е. божья, т. е. история «земли обетованной») XIII–XV вв. для одних превратилась в «Иго», а для других в «(Прото)ренессанс».
А тем, кто этому не верит, можно наглядно продемонстрировать границу между «игом» и «ренессансом»: приложите линейку к современной карте Европы от Петербурга до каблука Итальянского «сапога», и справа окажутся преимущественно православные Россия, Беларусь, Сербия, Румыния, Греция, Болгария и премущественно мусульманские Албания и Турция, а слева — преимущественно католические и реформаторские Литва, Польша, Хорватия, Италия и т. д. на Запад. Так что «иго» направо, а «ренессанс» налево.
Граница же этого раздела XVI в. проходит прямехонько через его центр — славянскую Боснию, язык мусульман которой практически не отличается от сербохорватского (или, если кому угодно, от хорватскосербского) и является прямым наследником того самого общеевропейского разговорного языка XV в., о котором писал Карамзин.