Витязь Железный Бивень - Страница 14

А Гуфа с неожиданной бесшумной легкостью скользнула по траве и очутилась между Лефом и Лардой. Бесцеремонно зажав ладонью рот собравшейся негодовать и ругаться Торковой дочери, бывшая ведунья просипела чуть слышно:

– Гляньте-ка вы оба: что там серые понарыли возле остатков моего прибежища? Ну, всмотритесь! У вас-то глаза цепче моих…

Ларда молча отпихнула старухину руку и уткнулась носом в землю – обиделась, значит. Леф мельком глянул на охотника, на дочку его и решил пока с Гуфой не заедаться. Потом обязательно нужно будет как-нибудь помягче разъяснить старухе, что выбрыки недорослой девчонки иногда даже умиляют, но вот уважаемой старухе такое совсем не к лицу – этак можно перестать быть уважаемой. А пока лучше уж выполнить Гуфину просьбу – может, угомонится старая?

– Вроде бы яма какая-то. Очень правильная, с углами. – Парень старался шептать как можно тише, и все-таки ему казалось, что этот шепот слыхать даже в шалаше старших братьев. – И еще там бревна лежат. И от угла к углу ремни натянуты – вроде как огорожено ремнями, только низко, над самой землей.

Гуфа вздохнула.

– С углами, говоришь? – Она передернула плечами, будто озябла. – Говоришь, правильная? Нет, Леф, зря ты про эту яму такое слово сказал. Ладно, хватит беду приманывать, полземте отсюда.

Поползли, правда, не сразу. Заминка получилась из-за Торка, Лефа и Ларды: каждый из них вознамерился пропустить всех прочих вперед. Несколько мгновений они выжидательно переглядывались, а потом охотник угрюмо сунул под нос дочери кулак. Понимая, что Торк в его нынешнем настроении вряд ли способен проявить терпение и даже близость послушников не убережет его строптивое чадо от куда более неприятных движений родительского кулака, девчонка торопливо сунулась вслед за старухой. Леф на всякий случай тоже заторопился. Парню казалось, будто ни Торк, ни тем более Хон все еще не могут привыкнуть к тому, что он – Витязь, а значит, не исключалась возможность увидать Торков кулак и возле своего носа.

Вопреки опасениям, им удалось убраться незамеченными. Сперва ползком, то и дело замирая и вслушиваясь; потом на карачках; потом – пригнувшись – по неглубокой лощине… Идущая впереди старуха направилась вовсе не той дорогой, которой они пришли к ведовской поляне. Похоже, что Гуфа наладилась в Галечную Долину – во всяком случае, выбранная бывшей ведуньей лощина уводила именно туда, вниз, к подножию Склона.

Торк шел спокойно и молча – то ли знал, куда и зачем направляется старуха, то ли все еще сердился на нее (веди, мол, если такая умная, – поглядим еще, куда заведешь). А вот Ларда озиралась в явном недоумении, несколько раз через плечо взглядывала на Лефа – тот лишь плечами пожимал в ответ.

Парень только и понимал, что ведовскую тростинку можно считать потерянной навсегда. Он очень жалел Нурда и Гуфу тоже, а потому никак не мог принудить себя к размышлениям о том, куда ведет их всех бывшая (теперь уже окончательно бывшая!) ведунья. Да и много ли проку скрипеть головой? Если старуха через миг-другой по доброй воле всего не растолкует, то Ларда из нее зубами выгрызет объяснения.

Гуфа не оглядывалась, однако по нарастающему сопению за спиной могла догадаться, что Лардиному терпению приходит конец. К тому же поляна уже была довольно далеко, и в ответ на вопросительный взгляд приостановившейся старухи Торк сказал – тихо, но все же не шепотом:

– Чисто позади, нет погони. Можно отдохнуть.

Ларда немедленно открыла рот для вопроса, но Гуфа не дала ей ни слова вымолвить.

– На бывшей моей поляне Истовые решили строить заимку, а там, где была землянка, хотят рыть Священный Колодец, – быстро проговорила старуха, после чего опять повернулась к Торку: – Что ж это дружок не предупредил тебя?

Охотник дернул плечом:

– Не знал, наверное. Вишь, как они втихую всё. Мне примерещилось даже, будто там нет работников из общины – одни серые роют.

– Ты что, каждого в лицо разглядеть сумел? – недоверчиво сощурилась старуха.

– Сказал же: «Примерещилось». Может, и не так, а только кажется мне…

– Правильно тебе кажется, – перебила Гуфа. – Мне тоже так показалось.

– Думаешь, ищут?

Старуха криво усмехнулась:

– Не думаю. Им тростинка без надобности – мое ведовство перенять нельзя, с ним родиться надо. А тому ведовству, которому выучиваются, тростинка не подмога, помеха даже. И разве Истовые знают, что она в землянке осталась? Нет, не знают. Не могут знать – неоткуда им.

– Чего ж они другого места для колодца не нашли?

– А там копать легче, – пожала плечами Гуфа.

Помолчали. Потом Торк осторожно спросил:

– А если все же найдут?

Старуха вновь пожала плечами:

– Всего скорее, что не поймут да выкинут. Или пустят на растопку… Нам-то с тобой какая разница? – Гуфа все время дергалась, будто под накидкой у нее скрипуны шныряли. – Никакой нам разницы нету. Как будущее ни вывернись, а тростинку мне теперь увидать не легче, чем собственную макушку.

Опять помолчали. Через пару мгновений Ларда, видя, что отец с Гуфой вроде бы закончили разговор, не выдержала:

– А зачем они скрывают – ну, что заимка?.. От кого им скрываться?

Леф, которому очень хотелось похвастаться своей догадливостью, успел ответить первым:

– Они хотят сделать, будто бы это Мгла им построила. Вот, мол, на голом месте, в считанные дни, без людского участия… Так?

– Так, – усмехнулась Гуфа. – Ну, Торк, что же ты стоишь? – повернулась она к охотнику. – Ты не стой, иди к дружку своему, собирался ведь… И слышишь… – Старуха пододвинулась ближе, глянула искоса. – Не держи зла за недавнее.

Торк улыбнулся, мотнул подбородком (дескать, ладно тебе, ничего ведь не было!), и Гуфа вновь стала прежней.

– Осторожнее там, без ненужной лихости, – пробурчала она, с кряхтеньем опускаясь в траву. – Мы тебя здесь подождем.

Охотник с сомнением зыркнул в сторону не такой уж далекой поляны, открыл было рот, но Гуфа замахала на него руками:

– Иди, говорю! Коли опасаешься, лучше вернись поскорее.

Торка не было долго. Облачная мгла действительно сгинула, и небо хлынуло в лес холодным ровным сиянием звезд, несметность которых не позволяла даже забрезжить мысли о возможности счета.

Чем дальше, тем меньше нравилась Лефу эта ночь. Торку понадобилось куда-то уйти – что ж, пусть. Не захотел взять с собой, даже объяснить не удосужился, куда и к кому пошел, – опять же пускай себе. Разве охотник когда-нибудь клялся не иметь секретов? Конечно, нет. А потому Лефу и в голову не пришло набиваться в спутники или же лезть с расспросами. Что там Леф – даже Ларда все поняла и не стала приставать к своему родителю. Поняла-то она поняла, но обижается. И Леф обижается: все-таки Витязь же он, мог бы Торк если не попросить совета или помощи, то хоть для приличия мнением поинтересоваться – а что, мол, ежели я туда-то схожу да с тем-то повидаюсь?

И Гуфа тоже хороша. Спрашивается, ну что ей стоило спуститься ниже по склону? И от набитой послушниками поляны ушли бы подальше, и лес там гуще, не так светло – все бы безопаснее было охотника дожидаться. Нет же, сами вдвоем с Торком все решили, Леф и рта распахнуть не успел. Потом уже, когда охотник потерялся из глаз, парень осторожно намекнул старухе: неправильно, зря этак-то. А Гуфа буркнула, что ниже куда опасней, чем здесь. И все, больше по сию пору ни словом не облагодетельствовала. Вон, сидит… Колени обхватила, будто потерять опасается, лицом в них уткнулась – думает, наверно. О чем? Попробуй, спроси…

Конечно, глупо ожидать, что Гуфа или Торк станут относиться к тебе как к Витязю, если у тебя самого язык не повернется назвать себя этим словом. В Мире может быть только один Витязь, и какое бы несчастье ни приключилось с Нурдом, пока он жив, Витязем будешь не ты. Ничего, Певец Журчащие Струны тоже звучит неплохо. А ночь все-таки нехорошая. Скверная ночь. Сначала казалось, что до рассвета будет много всякого и совсем не останется времени для тягостных мыслей. И вот, на тебе. Все обернулось бездельным ожиданием, молчанкой, страхом. Страшно дождаться возвращения давешних тягостных мыслей и непонятных желаний; страшно смотреть на Ларду и понимать, что ей в голову тоже лезет всякое и что ее всякое еще тягостнее твоего.