Витражи - Страница 10

За выскобленными дубовыми столами сидело десятка два завсегдатаев. За стойкой хозяин о чем-то беседовал с двумя матросами. До весны было еще далеко, и вся морская братия по вечерам отчаянно маялась от безделья, пришвартовываясь поочередно ко всем городским кабакам. Под низким сводчатым потолком висело на цепях тележное колесо, на ободе которого горело с десяток плошек с маслом. Было душновато, но тепло. Когда Калеван скинул шубу, под которой с гордостью носил красный камзол с вышитыми созвездиями, воцарилась тишина. Калеван почувствовал открытую недоброжелательность. Как и все шэихи, Калеван был эмпатом. Он легко ощущал эмоции окружающих. Такого с ним не случалось никогда. Его словно зажала в тиски чужая злоба, смешанная с гневом и брезгливостью. И исходила она со всех сторон. Может быть, старый Доненциммер был не так уж и не прав?…

– Смотрите-ка, какая рыба к нам заплыла! – раздался первый голос, и сразу, будто по команде, харчевня наполнилась грубыми каркающими голосами.

– Эй, носатый, сколько сегодня годков прикарманил, а?

– А может, ему уже… это… пятьсот лет?… Во, видал, как он на меня зыркнул? Точно пятьсот.

– У-у-у, кровопивец проклятый!

Калеван был совершенно сбит с толку. Ему казалось, что он видит какой-то кошмарный, нелепый сон. Неужели это те самые люди, с которыми он так мило беседовал, которые раскланивались с ним при встрече, которым он помогал (и брал совсем немного, не в пример другим), с которыми он прожил бок о бок все эти годы? Со всех сторон на него смотрели искаженные ненавистью лица, перекошенные рты брызгали слюной, извергая проклятия в его адрес. Калеван ничего не понимал.

– Братцы, а ведь он меня пользовал этой осенью! – завопил вдруг невзрачного вида человечек в меховой фуфайке, со всклоченными, непонятного цвета волосами и блеклыми голубыми глазами. Калеван пригляделся. И верно. Это же портной Цефик, живший за два дома от него. Осенью он действительно лечил его от страшных чирьев, окидавших беднягу на почве неопрятности и страсти к бутылке. Тогда Цефик был тих, смотрел с собачьей преданностью, порывался целовать руки. Калеван даже не взял платы – пожалел семью, едва сводившую концы с концами после запоя портного. Сейчас Цефик был пьян и болезненно возбужден. Он беспорядочно жестикулировал и все время порывался влезть на стол.

– И ведь денег взять не захотел! – вдруг вспомнил Цефик, и глаза его испуганно округлились.

– Ты сколько же лет у меня украл, душегуб?! – завизжал он, бросаясь к Калевану с кулаками. Толпа сочувственно загудела. И Калеван понял, что так просто ему отсюда не уйти. Или он утихомирит эту… этих людей, или его просто разорвут на клочки.

– Эй, вы! Да, вы все! Вы что, решили устроить драку? У МЕНЯ? Заткни пасть, Цефик, пока я не выкинул тебя отсюда. Вы этого хотите? – Глоско выпрямился во весь рост за своей стойкой, упер огромные кулаки в бока. Монолитная толпа, внезапно ощутившая себя состоящей из отдельных людей, неохотно, огрызаясь, садилась на свои места, глядя на Глоско со смесью страха и уважения – коктейлем, способным отрезвить самые буйные головы. Глоско мог одним ударом свалить быка и запросто гнул королевские талеры двумя пальцами. Но Цефик, совершенно потерявший голову от страха и выпивки, уже не мог остановиться. Он подскочил к Глоско и, глядя на него снизу вверх, заверещал:

– А он тебе что, брат, а, капитан Глоско? Ты что, с ним заодно? А, капитан Глоско? Может, он и тебе пару – другую годочков подкинул?

Народ глухим ворчанием поддержал его. Гигант окинул их внимательным взглядом. Он не был бы капитаном, если бы не умел трезво оценивать последствия своих поступков. Сейчас в его харчевне назревал бунт. Можно было бы, конечно, одним ударом вколотить плюгавого заморыша в доски пола, но многие капитаны после этого исполняли последний танец на рее, а их добрые матросы уходили на вольные хлеба, подняв черный флаг. Поэтому на этот раз Цефик остался цел и невредим. Глоско откашлялся, собираясь с мыслями. Калеван все еще стоял, не смея пошевелиться. Он чувствовал, что, если он попробует ускользнуть, вся свора с воем кинется за ним. Использовать же на живых людях боевое волшебство ему претило. Он верил Глоско и решил обождать. Тем временем Глоско вышел из-за своей стойки и заложил ручищи в карманы фартука. Цефик испуганно отпрянул и плюхнулся на ближайшую скамью.

– Я что-то не понимаю, – громогласно начал Глоско. Он не повышал голоса, но человек, простоявший двадцать лет за штурвалом, не может говорить тихо. – Многих из вас я знаю долгие годы, и что же я вижу? Что я вижу, Бенс?

– А что? – с вызовом ответил названный Бенсом широкоплечий рябой детина с рыжей густой шевелюрой.

– Скажи мне, Бенс, кто не дал команде «Сокола» сожрать друг друга, когда корабль сбился с курса и целый месяц мотался у Гиблых льдов? Это был ты, Бенс. – Народ одобрительно зашумел.

– А ты, Сенж? – Глоско не делал пауз. Он завладел инициативой и не желал ее упускать. – Вспомни, я сам видел, как ты отказался от своей доли в улове Гнилого Зуба, потому что он ловил не на своем участке. Сколько ты потерял тогда, пятьдесят талеров?

– Восемьдесят, Глоско, восемьдесят! – ответил улыбчивый крепыш с широкой бородой лопатой. – Но мы не понимаем, к чему ты клонишь.

– Я клоню? Я говорю прямо. Я не узнаю вас. Все вы честные, добрые парни. – Народ загудел, застучал кружками по столам. О Цефике, да и о Калеване, уже никто и не вспоминал. – Вы все, как вот Бенс и Сенж, хотите, чтоб все было по закону. А почему? А потому, что сегодня вы защищаете закон, а завтра закон защищает вас – вот почему!

– Это верно! Это ты в самую точку, Глоско! Это уж точно! – загомонили вокруг.

– И что же я вижу сейчас? Вы бросаетесь на этого малого, чтоб, прости господи, разорвать его на кусочки? А кто из вас подумал, а вдруг все это чепуха? Или не чепуха, но наш-то волшебник тут не при чем?

– Да что ж ты такое говоришь, капитан Глоско? – вдруг заверещал вновь Цефик. – Я же говорю, он меня лечил, а денег не взял!

Но настроение в харчевне уже переменилось. В ответ раздался хохот.

– Нужна ему твоя жизнь, у тебя ж и месяца трезвого не наберется!

– А я, братва, так скажу: брехня все это, чтоб у Цефика деньги были!

Калеван тихонько, бочком подобрался к стойке. Он по-прежнему чувствовал враждебность, хотя и поутихшую, но не мог уйти, не узнав, что послужило ее причиной.

– Капитан Глоско, видит бог, я ничего не понимаю. Что происходит? Какие годы, о чем они?

– Вот смотри. Читать умеешь? – Глоско подвинул к волшебнику дневную столичную газету. Калеван с недоумением прочитал заголовок: «Тайна долгожительства волшебников открыта! Свидетели утверждают: волшебники силой своих чар высасывают жизнь из тех, кто обратился к ним за помощью!» Что за чушь… «Епископ Словинский отказался подтвердить богоданность Волшебного Дара… Великий алхимик Ренелиус доказал, что эманации волшебных чар вредны для здоровья… Те, кто живет в одном доме с волшебником, умирают раньше…» Глоско, это же полнейший бред! Какие эманации?…

– Откуда мне знать, господин волшебник? Может быть, и бред, а может, и правда. Вот что я вам скажу. Вы моего друга, Ревса Косого, можно сказать, с того света вернули, я это помню. Но другие… Одним словом, мой вам совет – сегодня же собирайтесь, и чтоб духу вашего на острове не было. Санный путь ночью открыт. Наймите добрую упряжку и… деньги есть?

– Есть… – Калеван покраснел от гнева и разочарования.

– Вот и ладно. Завтра их, – он кивнул на посетителей харчевни, – уже ничто не остановит. Так что ступайте с богом.

Он отвернулся. Разговор был окончен. Калеван почувствовал, как к горлу подступают слезы жгучей обиды. Он схватил шубу и, не надевая ее, выбежал из харчевни.

– Итак, Гоэр-Лат, Ганд, а теперь еще и Шуи?

– К сожалению, мессир.

– И там то же самое?

– Почти. Выступления в Шуи были спровоцированы газетной статьей. Обвинения те же, что и в других местах.