Вирдисская паутина - Страница 10
Нэллену очень повезло в тот день. Шатающийся по городу пьяный купец заслушался его пением, прослезился и сыпанул ему серебра, не глядя. И хоть Нэллен мигом припрятал денежку, местная стайка воришек, его сверстники, углядели, что деньжат было немало. Не успел Нэллен и шагу сделать, как ему предложили поделиться. Зачем одному столько-то? Разве он не знает, что люди и эльфы должны помогать друг другу? От самих Богов заповедано. Сегодня на его улице праздник – пусть поделится, завтра им повезет – они его не забудут.
Будь мальчишки хоть чуточку старше, хоть малость опытнее, Нэллен бы согласился. Те хотя бы закон воровской соблюсти сумеют, лишнего не возьмут. А эти… стоит ему достать припрятанное, и у него заберут все. А отобрав единожды, повадятся проверять содержимое его карманов постоянно. И станут бить каждый раз, когда ничего не обнаружат.
До сих пор Нэллену удавалось существовать без «покровителей». Неужто это благословенное время заканчивается? Ведь чтоб отвязаться от этих, придется искать себе заступника, а тому тоже придется платить. Нэллен всегда был слишком маленькой рыбешкой, чтоб кого-то всерьез заинтересовать, но вот поди ж ты – и на маленькую рыбешку нашлись мелкие хищники. Такие же мелкие, как он сам. Только их много, а он один.
Что? Не бывает мелких рыбешек, которые бы совсем-совсем никому не платили? И верно – не бывает. Сказки это все, что можно в столице, на видном месте, существовать без «покровителя». И верно – сказки. Точней – сказка. Невеселая такая. О том, как несправедливо, по ложному навету, убили хорошего человека. И только потом разобрались, что вовсе не он на ушко городской страже нашептывал. Нэллен всю свою жизнь в такой «сказке» прожил. Вот как отца убили, так и… Тогдашний фераннский глава преступного мира, Малыш Иски, самолично к нему явился, прощения за ошибку попросил и от поборов освободил. Навсегда освободил. Вот только через пять лет Малыша убили, и «навсегда» кончилось. Нэллена не трогали по привычке. Какое-то время не трогали. А теперь…
Нэллен тяжко вздохнул. Обидно было до слез. Столько монеток сразу он в руках за всю жизнь не держал. И что же? Отдать все вот этим? Вот просто так отдать? За спасибо? Так ведь они такого слова не знают. Сроду не слышали, а и услышат, так не запомнят. Вот кулаком по носу – это да, это они умеют, на это как раз смело рассчитывать можно.
Быстро оглядев обступивших его мальчишек, Нэллен кивнул, дескать, он соглашается, правую руку сунул за пазуху, вроде за денежкой, а левой подхватил лютню, после чего боднул головой в живот самого длинного, дал подножку тому, что сопел справа, увернулся от протянувшихся рук и развил такую скорость, что гвардейским жеребцам впору…
Отвязаться от разозленной шпаны удалось не скоро. Городское дно они знали не хуже самого Нэллена, преследовали упорно. В конце концов ему пришлось покинуть город. В пригороде шпана отстала, местным мальчишкам, по большей части детям ремесленников, не понравилось, что какая-то чужая ватага ворвалась на их территорию. Нэллен не стал смотреть, чем все закончится, он просто прибавил шагу.
Что ж, обидно, конечно, с такой прорвой денег спать на голой земле, да что ж поделаешь? С другой стороны, могло и хуже выйти: могла быть зима – было бы холодно, его могли догнать – было бы жарко, а могло и вовсе денег не оказаться, это было бы хуже всего.
«Лучше бы их вовсе не было, этих проклятых денег!» – глядя на приближающегося к нему бандита, тоскливо подумал Нэллен.
Ведь угораздило же его заснуть в тех самых кустах, к которым поутру прибыли посовещаться судья с бандитским главарем. И ладно, уж если уснул, так и спал бы себе дальше. Нет! Его угораздило проснуться, все услышать, а потом еще и выдать себя самым глупейшим образом – чихнуть! Жуткий взгляд бандитского главаря едва не испепелил его на месте. Бандит протянул руку к торчавшему у него за поясом пистолету, а Нэллен бросился бежать, не разбирая дороги. Грохнул выстрел, за ним еще один…
Густые колючие кусты позволили скрыться. Пока преследователи отыскали проход в зарослях, он был уже далеко. Нэллен поторопился вернуться в Феранну и с тех пор жил в постоянном страхе. Кто он такой, конечно, чтоб такие большие люди, как третий помощник главного судьи и главарь бандитской шайки, его запомнили? Мало ли таких оборванцев в Феранне?
Он каждый день убеждал себя, что ему ничего не грозит, и продолжал жить и каждую ночь вздрагивал от малейшего шороха. Почему он не убрался из Феранны? А куда? Если ты здесь родился, на этих улицах провел всю свою жизнь, если именно здесь тебе известна каждая щелочка… а уехать куда-то туда, в неизвестное, в неведомое? И вообще – покинуть столицу? Лишиться всех ее прелестей и соблазнов? Разве же можно жить в каком-то там захолустье? Что там вообще делать? Нет уж, лучше оставаться здесь, даже зная, что ищут. Ведь не найдут же. Слишком уж на столичных улицах таковских много.
Что ж, подобных Нэллену мальчишек-оборванцев и впрямь было немало в Феранне. И его бы никогда не нашли, если бы не его ремесло. Когда деньги кончились, пришлось к нему вернуться. Бандитский главарь и впрямь никогда не узнал бы мальчишку, но он обратил внимание на его лютню. Старую. Еще отцовскую. С очень характерным рисунком на верхней деке. А обратив внимание на лютню, посмотрел и на самого певца. И припомнил, где именно видел его в последний раз. У бандитов память цепкая. Бандиты с плохой памятью долго не живут.
Нэллен улизнул еще раз. Он даже начал собирать вещи, чтоб все-таки попробовать убраться из города, да вот – не успел…
Кончик бандитского ножа тускло сверкнул – это луна вылезла из-за облаков и заглянула в окошко. Что с того? Стражу она не кликнет. И никто из соседей не станет этим заниматься. Не то место. Здесь кричи не кричи, никого не дозовешься. И не сбежишь. Некуда. Этот – он не дурак. К окну и двери не пустит, а потайных ходов в жилище Нэллена отродясь не водилось. Не королевский дворец все-таки.
– Если ты не станешь трепыхаться, тебе не будет больно, – почти участливым тоном проговорил бандит.
– А если стану – будет? – поинтересовался Нэллен.
– Обязательно, – посулил головорез. – Так что лучше даже не пробуй. Не знаю, зачем твоя жалкая жизнь понадобилась Папаше Крэгану, но дело есть дело. Сам понимаешь… Так что ты на меня зла не держи и Богам лишнего не жалуйся, ладно?
– Не буду, – пообещал Нэллен, отступая еще на шаг. – А твой Папаша Крэган приказал меня убить, потому что я лишнего увидел.
– Ну вот, – кивнул головорез. – Значит, сам виноват, верно?
– Ты же не знаешь еще, что я видел, – попробовал подначить его Нэллен.
– А мне не интересно, – скривился убийца. – Хочешь еще немного пожить? Время тянешь? Бесполезно, дружище, лучше помолись.
– Я видел, как твоя девка к вашему главарю бегала! – на ходу сочинил Нэллен.
– Ловко врешь, – ухмыльнулся убийца. – Что с того? Он – главный. Что хочет, то и берет.
– А еще я видел…
– Грешно врать перед смертью.
Убийца сделал шаг вперед, Нэллен еще отступил и прижался к стене, он уже приготовился почувствовать удар…
«Он обещал, что больно не будет…»
Как вдруг…
– Нэ-элле-ен!!! – Так орать может только гвардии рядовой Карвен после третьего кувшина вина.
«Если еще есть какой-то шанс, то он – вот!» – мелькнуло в мозгу, а ноги уже сами несли к единственному, кроме входной двери, запирающемся закутку. Дверь крохотной комнатки захлопнулась под самым носом убийцы. Сухо щелкнула щеколда.
«Он разнесет эту дверь в два удара!»
– Нэ-элле-ен!!! – вновь донеслось снаружи.
– Я зде-есь!!! – во всю мочь заорал Нэллен в ответ.
«Разнесет или не разнесет?»
– Выходи, пойдем вишни есть!!! – орал Карвен.
– Не могу! Занят! – в ответ проорал Нэллен.
«Не разнесет! Не успеет!»
– Чем ты таким занят?! – возмущенно поинтересовался Карвен.
Нэллен тихо засмеялся.
«Не успеет! Не успеет!»
– Да так, ерундой! – весело ответил он. – Убивают меня тут!