Виновата только я… - Страница 33

— А вы думаете, зачем я собираю волосы? Когда я начинала работать в больнице, пациенты смеялись надо мной, а доктора не доверяли мне ни одного мало-мальски серьезного поручения. А все из-за того, что я выглядела как маленькая девочка, а не как медсестра. Вот поэтому мне и пришлось укладывать волосы таким образом, это делает меня старше.

— Понятно, но все равно больше не делайте этого, — сказал он, пропуская между пальцами тяжелые пряди ее темных волос. — Они похожи на шелк. Мне не терпится увидеть вас обнаженной, чтобы только волосы прикрывали вашу грудь…

Луиза вспыхнула.

Он одарил ее порочным, дразнящим взглядом.

— Я не слишком спешу, любовь моя? Мы знаем друг друга почти год, это уже долго.

Она молчала, только румянец окрашивал ее лицо.

Закери улыбнулся.

— Вы снова покраснели — мне это давным-давно должно было подсказать, что здесь что-то не так. Румянец, так часто заливающий ваши щеки, совсем не вязался с тем представлением, которое у меня было о сестре Гилби, об этом айсберге в накрахмаленной униформе. Я мог бы представить, что девушка из сада краснеет, но чтобы медсестра!.. В ту девушку я влюбился с первой же минуты, когда увидел, как она гуляет в полумраке. Но нельзя забывать, что зрение может и обмануть. Я думал, что это молоденькая девушка, а когда увидел вас в больнице, в форме, то не смог узнать. Вы были совсем другой, но мое зрение все еще обманывало меня. Высокая, спокойная медсестра, которая наклонилась над моей головой, похожая на ледяного ангела, была не кем иным, как девушкой моей мечты. Различия между вами были только у меня в голове.

Волнение подступило к горлу Луизы, она напряглась.

— То есть, иными словами, вы хотите сказать, что ошибались насчет испытываемых чувств?

— Нет, Луиза! — мягко ответил он. — Проблема была не в моих чувствах, а в моей голове. Например, мне казалось, что вы холодны со мной, а ведь этого не было, правда? Я ненавидел вас, потому, что вы ассоциировались у меня с моей болью, в то время как на самом деле вы, наоборот, пытались облегчить ее. Но даже несмотря ни на что, вы пробудили во мне интерес. Это-то и смущало меня больше всего — по ночам я мечтал об одной женщине, а днем горел желанием поцеловать совсем другую. Когда эти два образа стали смешиваться у меня в голове, я понял, что у меня действительно серьезные проблемы. Здоровый человек не может одновременно любить двух женщин, не может путать их.

— Я была уверена, что вам способен помочь только квалифицированный психиатр, — призналась Луиза, неожиданно засмеявшись. Она наконец-то осознала, что все ее страхи оказались беспочвенными, что она представляла собой сразу двух женщин, которых изобразил Закери на своей первой после долгого перерыва картине.

— Знаю, я видел вашу реакцию на картину. Это была еще одна подсказка, которой я не сумел воспользоваться. Я уже был не в состоянии воспроизвести лицо той девушки: у меня перед глазами стояло только ваше. Какой же я был дурак, что не догадался!

— А я тогда надеялась, что это означает, будто вам начинаю нравиться я, а о ней вы постепенно забываете, — сказала Луиза, и Закери резко втянул в себя воздух.

— Луиза… милая… я только что сказал тебе, как я люблю тебя, а что ты чувствуешь ко мне?

— Разве ты не догадываешься? — засмеялась она. — Я с ума схожу по тебе. Я полюбила тебя с той самой минуты, когда тебя привезли в мою палату. Ты выглядел тогда таким больным и беспомощным!..

Закери жалобно взглянул на нее.

— А ты будешь любить меня, когда я перестану быть больным и беспомощным? — Он поцеловал ее. Потом, тяжело дыша, Закери поднял голову. — У меня немного кружится голова. Дорогая, я не сплю? Все это действительно происходит, и ты тоже реальная? — Он погладил ее по щеке, и она засмеялась, но вдруг, заметив часы на его запястье, вскрикнула от ужаса:

— Посмотри, сколько уже времени! Мы наверняка опоздаем в суд! — Луиза выскользнула из его объятий и побежала к машине. Закери неохотно пошел за ней.

Когда она уже включала зажигание, Закери поспешил успокоить ее:

— У нас осталось три четверти часа, этого хватит.

Но они все же успели едва-едва. Она высадила его, а сама поехала искать место для парковки. Без поцелуя Закери выйти отказался.

— Иди же! Тебе нельзя опаздывать! — настаивала она, одной рукой отталкивая его. Закери довольно неохотно оторвался от ее губ и поплелся в здание.

Действительно, найти место для парковки оказалось очень сложно, поэтому, когда Луиза вошла в зал суда, слушание уже началось. Она тихо устроилась на скамеечке для зрителей, переводя взволнованный взор с отца на Закери, с Закери на лица присяжных и адвокатов.

В окно светило яркое солнце. Оно безжалостно выявляло все морщины на лице отца, они казались даже глубже, чем на самом деле, это очень старило его. Холодный солнечный свет не пощадил и покрытое шрамами лицо Закери. Луиза даже вздрогнула, заметив, что публика глазеет на него. Сам он, сознавая это, опустил глаза и упорно разглядывал пол. Она видела, как белели шрамы на его коже.

Ее сердце болело за него, за обоих этих мужчин, которых она любила всей душой. Это был жестокий каприз судьбы, что им привелось встретиться именно таким образом, в аварии, которая разрушила жизни их обоих, а теперь им надо было находиться здесь по разные стороны «баррикады», как дуэлянтам. Она боялась даже думать об исходе дела. Правосудие для Закери обернется катастрофой для ее отца, и как она сможет тогда сказать отцу, что любит человека, который разрушил его жизнь?

Разбирательство тянулось медленно, час за часом. Адвокаты что-то жужжали, присяжные задавали вопросы, ее отец и Закери давали показания, так же как полицейские и врачи, первыми прибывшие на место аварии.

Гарри Гилби оцепенел, когда Закери в своих показаниях признался, что в ту ночь сам был невнимателен.

— Я должен сказать, что был тогда занят своими мыслями, а если бы был более внимателен, то наверняка заметил бы несущуюся на меня машину и смог бы увернуться от столкновения, — произнес он. Гарри Гилби недоверчиво, но с благодарностью посмотрел на Закери.

Чем дольше тянулось разбирательство, тем труднее и труднее Луизе было держать глаза открытыми. Даже несмотря на испытываемое волнение, ей хотелось спать. Ведь накануне у нее было ночное дежурство, а днем ей так и не удалось прилечь. Слава Богу, что хотя бы сегодня ей не надо на работу. Спертый воздух и монотонные показания полицейских сделали свое дело — она без конца клевала носом.

Решение суда не явилось ни для кого неожиданностью. Большая часть ответственности возлагалась на Гарри Гилби. Ему предстояло выплатить Закери и личный ущерб, и ущерб, причиненный потерей картин. Точная же цифра должна была быть определена через некоторое время.

Люди начали расходиться. Луиза с закрывающимися глазами поплелась к выходу. Отец вышел вместе с Нелли и со своим адвокатом. Луиза поспешила к отцу.

— Как ты себя чувствуешь, отец?

— Рад, что все наконец закончилось.

— Но они же не определили размер возмещения.

— Очевидно, это особый вопрос. Закери Вест должен будет сам назвать ту сумму, в которую он примерно оценивает ущерб.

— Скорее всего, он удвоит те цифры, о которых думал сначала, — злобно прошипела Нелли. В этот момент к ним подошел Закери, и Гарри Гилби робко и неуверенно протянул ему руку.

— Мистер Вест… мне жаль… и спасибо вам за то, что вы сказали в суде; это было очень честно и порядочно с вашей стороны…

Закери с улыбкой пожал протянутую ему руку.

— Это же правда, и в любом случае у меня был свой тайный мотив, чтобы быть честным.

Гарри Гилби насторожился.

— Вот как? Что вы имеете в виду?

Закери по-свойски обнял Луизу за талию и объяснил:

— Я хочу жениться на вашей дочери.

Гарри даже рот разинул от удивления. Но все равно он не был так удивлен, как сама Луиза. Она подняла на Закери глаза. Он в ответ улыбнулся ей.

— Я опять слишком опережаю события, любовь моя?