Вино фей (СИ) - Страница 36
— Впрочем, я, наверное, не прав. Истинный возраст актёра можно узнать только в ратное время, а так как дамы не участвуют в военных кампаниях, им можно и вовсе не иметь возраста.
— А мистер Клэверинг любит театр? — поинтересовалась леди Хейвуд.
Кузен Селентайн на миг задумался, потом несколько шутовски кивнул.
— О, да, он очень восприимчив к актёрской игре. Один раз, помню, на сцене до того натурально чокались, что его потянуло в буфет. Он и меня вытащил. Там мы и просидели до конца первого акта.
Черити прыснула. Мимика кузена была до того забавна, что невозможно было внимать ему без смеха.
— Он говорит, что времена Гаррика, Кэмбла и Кина прошли. И сегодня актёры играют королей так, словно боятся, что кто-то может сыграть туза и побить их. Раньше на сцену не допускали женщин, а ныне все актёры играют, как женщины. Но крайняя чувствительность даёт посредственных кривляк, считает его сиятельство, средняя — плохих актёров, и только её отсутствие создаёт великих артистов.
— Он считает, что в основе актёрского мастерства должно лежать полное бесстрастие? — удивилась Черити.
— Да. Иначе гамлетовский накал страстей за три сезона просто разобьёт сердце артиста, кузина.
Черити задумалась, её странно изумило сходство их мнений с его сиятельством. Она тоже считала, что актрисы, вечно падающие в обмороки и не умеющие изобразить любовь без воплей и судорог, — просто бездарны.
Но тут миссис Фудс, появившись на пороге столовой, сообщила леди Дороти, что пришли от модистки, и дамы поднялись из-за стола, даже не притронувшись к десерту. Черити, с тоской глянув на кусок творожной запеканки, пошла за Вирджинией. В гостиной Джин и леди Дороти, едва пригубив кофе, исчезли в верхних покоях.
Черити не стала дожидаться мужчин и пошла к себе, однако пробыть одной ей довелось не более четверти часа. В двери постучали и, едва она откликнулась, к ней в комнату просунулась творожная запеканка на фарфоровом блюдце, потом — рука в алом сукне, а после возник и весь кузен Селентайн Флинн.
— Я заметил, дорогая кузина, что вам не дали времени основательно пообедать, но разве это справедливо: оставаться голодной из-за чужих нарядов?
Черити было немного досадно, что он так хорошо прочитал её взгляд в столовой, но шутовская физиономия кузена не позволяла сердиться на него. Она рассмеялась, поблагодарила кузена и начала есть. Флинн же неожиданно стал куда серьёзнее и, присев на оттоманку, заговорил, отчётливо и тихо.
— На основании рекомендаций моей дорогой матушки, коим я обычно доверяю, а также ряда иных аттестаций и собственных наблюдений, я заключаю, дорогая кузина, что вы вполне способны понять мою озабоченность. Нелепые поступки моей сестрицы Джин не идут ни в какое сравнение с опасностью, которой она подвергается.
Черити оставила недоеденную запеканку и с испугом посмотрела на кузена. Он имеет в виду Клэверинга?
— Что вы сами думаете по этому поводу? — напрямик спросил он. — Согласитесь, не каждый день в приличных домах кромсают портреты. Это не похоже на вандализм, это ненависть. Или, воля ваша, нечто и того похуже…
Черити осторожно перевела дыхание. Он, выходит, имел в виду тот воскресный случай.
Она тяжело вздохнула.
— А вы точно уверены, что ещё утром в воскресение портрет был цел?
— Да, накануне вечером, в субботу, сразу по приезде я просто увидел портрет на стене, но я шёл за вашим камердинером, в его руке был подсвечник, свет быстро исчез со стены, и мне было не разглядеть в темноте картины. Наутро же я рассмотрел портрет перед завтраком достаточно неторопливо и основательно. Я подумал, что художник обладал большим чувством юмора. Я сам во многом фигляр, — усмехнулся Флинн своей самоаттестации, и подмигнул кузине, — и потому понимаю хорошие шутки. Но во всём дальнейшем мне видится нечто совсем не шуточное.
— Да, я тоже испугалась, — согласилась Черити, — но кроме Филипа Кассиди, ни у кого в городе не было никаких оснований злиться на кузину. У неё был роман с мистером Фредериком Крайтоном, однако, если там кто на кого и затаил зло, то, скорее, Вирджиния на него. Ведь он так и не посватался. Но он умер. А чтобы кто-то ещё… Хотя, конечно, с приездом в город милорда Клэверинга многие девицы стали ревновать друг к другу, а у Вирджинии репутация признанной красавицы. Но проникнуть в чужой дом, рискуя попасться на глаза слугам…
— Кровь… — рассмеялся вдруг Селентайн. — Вы — настоящая аристократка, кузина.
— Что? — удивилась Черити. — Почему?
— Потому что только аристократка считает, что госпоже невозможно быть незаметной для слуг. Одержимый ненавистью человек вполне может не марать рук сам, кузина, а нанять для грязного дела лакея. Лакей же в стандартной ливрее, особенно в доме, где слуг два десятка, пройдёт тенью и никем не будет замечен. То же самое можно сказать и о камеристках. Но портрет Вирджинии висел на высоте пяти футов от пола, до потолка оставался фут. Сам он высотой тоже около пяти футов, а изрезан был точно по изображению. Либо низкорослый человек поставил внизу стул или табурет, либо он был на пять дюймов выше меня, а мой рост — шесть футов. Вы знаете столь высоких людей в округе?
Черити покачала головой.
— Пожалуй, нет, но портрет ведь просто могли снять со стены — он держится на двух гвоздях, изрезать, а после — повесить на прежнее место. Я рассматривала его, когда он сох, и переставляла, правда, без рамы, но едва ли деревянная рама тяжелее десяти фунтов. С этим справился бы кто угодно. Любая горничная. Я даже подумала на Сесили Кассиди, но она по парадной лестнице незамеченной бы не прошла, — Черити задумалась. — А вот её камеристка — вполне…
— Тут вы ошибаетесь, Черити, — возразил Флинн, — портрет действительно висит на двух гвоздях, но они вбиты на высоте восьми футов. Как я уточнил, чтобы повесить его, из подвала приносили лестницу, снять его можно и без лестницы, но чтобы снова повесить, надо было поднять полотно на высоту девяти футов, а это без лестницы или стула не сделаешь.
— Пусть так, — согласилась Черити с кузеном, — но если был нанят лакей, его уже не найти. Не пойман — не вор. Надо искать господина. Но вы, как я поняла, были на охоте с мистером Кассиди. Это вы устроили так, чтобы Филип был приглашён в Фортесонхилл?
— Как вы догадливы, кузина, — усмехнулся Флинн. — Я. Так вот, прежде всего я хотел поближе присмотреться к бывшему жениху моей кузины. Этот молодой человек показался мне опасным: он кажется недотёпой, но очень хорошо обращается с оружием. Он вроде не блистает остроумием, но молчит, что, как минимум, доказывает отсутствие глупости. Вы хорошо его знаете?
Черити отрицательно покачала головой.
— Нет. Он любит собак и лошадей, проводит два часа в день в пабе, всегда кажется полусонным, но руками гнёт конские подковы. Однако помню, когда мы играли детьми, он всегда защищал младшего Стоуна. Тот в детстве сломал ногу и плохо бегал. Над ним смеялись, но Филип вступился и запретил прогонять его. Кассиди — сын самого богатого человека в округе, но он никогда не был высокомерен. Что до этой истории… Я скорее поверила бы, что он способен придушить саму Джин, чем испортить её портрет. Он был в отчаянии после того, как Вирджиния расторгла помолвку, но не зол, а, скорее, убит этим.
— То, что мы называем отчаянием, — отозвался Флинн, — часто всего лишь мучительная досада на несбывшиеся надежды.
— Да, — спокойно согласилась Черити, — он был убит именно крушением своих надежд. Но мог ли он нанять лакея для дурной шалости? Нет, — резко сказала она, — никогда в это не поверю.
Селентайн покачал головой.
— Это совсем не дурная шалость, дорогая сестрица. Но почему вы не верите, что это мог сделать Филип Кассили даже руками лакея?
Черити подняла на кузена глаза и несколько минут молчала. Потом проговорила:
— Филип не мог не понимать, что на него первого падёт подозрение. Все слишком очевидно, чтобы быть правдой. В день после разрыва с Джин я встретила его в парке. Он был таким несчастным, совсем сломленным. Причинённая ему боль обычно заставляет благородного человека избегать делать больно другим, а Филип всё же благороден. Я не помню за ним низких поступков. За покойным Крайтоном — сколько угодно, а за Филипом — нет. — Черити взглянула прямо в глаза Селентайну. — Но почему вы говорите, что это не дурная шалость, кузен?