Вино фей (СИ) - Страница 29

Граф уже протанцевал буланже и явно утомился, точнее, судя по взгляду его сиятельства, он был чем-то раздражён, но явно пытался скрыть это. Потом, воспользовавшись тем, что леди Рэнделл садилась за стол для игры в вист, милорд, как заметила Черити, опустив голову, нахально зевнул, почти не пытаясь скрыть скуку.

Несколько раз мимо него проходила Вирджиния, пытаясь добиться от него нового приглашения на танец, но не преуспела, и к ужину милорд повёл свою сестру и леди Рэнделл.

За столом он ел совсем мало, оживлённо болтал о пустяках с сестрой и тётей, на вопрос мистера Марвелла, нравится ли ему общество Солсбери, с готовностью утвердительно кивнул. Правда, едва мистер Марвелл отошёл, его сиятельство имел наглость тихо добавить:

— Чем больше я узнаю людей, тем меньше от них жду. Поэтому теперь добиться от меня похвалы гораздо легче, чем раньше.

Черити недоумевала. Из того, что она видела, милорд казался ей человеком забавным и приятным, и если он порой вёл себя не очень-то по-светски, то лишь тогда, когда его к тому вынуждали. Он никогда ничего не требовал от других, не был отягощён ни нелепыми идеями, ни излишней застенчивостью. Говорил просто и понятно, был весел и спокоен. Черити замечала, что всё простое обычно стремится к сложности, а то и к претенциозности. Стремление же к простоте — свойство сложнейших душ. Граф был теперь ей почти симпатичен.

Но чем же этот человек мог напугать мисс Стивенс?

Дамы после ужина ушли в гостиную, и Черити не могла не заметить убитого лица Вирджинии, а когда мужчины к ним присоединились, она неожиданно вздрогнула, услышав сбоку голос графа.

— Надеюсь, вы не осудите меня, мисс Тэннант-Росс, если я скажу вам несколько фраз? Это не будет навязчивостью? — губы его сиятельства почти не шевелились. — Число гостей вашего дядюшки столь невелико, что и поговорить-то не с кем. Кстати, почему? Мистер Хейвуд нарочито не пригласил соседей? — голос милорда, присевшего рядом с Черити, был едва слышен.

— Нет-нет, что вы! — Черити вовсе не хотелось, чтобы он так думал. — Дядюшка тут совсем не при чём. Приглашения были посланы всем. Это соседи выразили солидарность с мистером Кассиди из-за разорванной помолвки.

— Ах, вот как? Леди Рэнделл мне говорила. Так теперь ваша очаровательная кузина свободна?

— Да.

— Бедняжка, — покачал головой граф. — Ей придётся искать нового жениха, а где их сейчас найдёшь?

Черити невольно бросила быстрый взгляд на Клэверинга. В его наглых серых глазах таился насмешливый огонёк.

— О, вы противник браков или не верите в любовь?

— И то, и другое. Тот, кто взирает на девиц с обожанием и читает о чудотворной силе любви в романах, не лишён романтичности, но мужчина-романтик немного смешон. Не мужское это дело — прихоти да фантазии. Мужчина ни в коем случае не должен влюбляться, ибо тогда он становится «игрушкой девчонки». «Мухи от патоки враз погибнут, познавшие женщин смерть повстречают…» Это песенка Грэя, а не моя, и она полна сладкой горечи. Вы согласны, мисс Тэннант-Росс?

Черити бросила ещё один внимательный взгляд на Клэверинга и пожала плечами.

— Воздыхатели, подобно Дон-Кихоту, часто «боготворят статую, гоняются за ветром и издают вопли в пустыне», к тому же любовь, говорят, непрочна — все это расхолаживает, конечно, когда пытаешься поверить в чьи-то нежные чувства. И всё же, что-то же «движет солнце и светила»?

Она говорила почти бездумно, но именно потому, что думала над его словами. Он очень отчётливо сказал, что не собирается становиться «игрушкой девчонки». Он давал понять, что надежды Вирджинии и леди Дороти тщетны?

— Что-то, конечно, движет, но что мне до того? — отозвался тем временем Клэверинг, явно посмеиваясь.

— Но не кажется ли вам, милорд, что в таком случае ваш долг — поставить свет в известность, что у вас вовсе нет намерения влюбляться?

Он усмехнулся.

— С чего бы это мне обременять общество своими личными делами? Невежливо и нескромно много говорить о себе. Опять же, с чего вы взяли, что у меня есть какие-то планы? А даже и имей я их — я ведь могу и передумать.

— Но вы же сказали, что прихоти — не мужское дело.

— Я учусь у молодых леди, разве ваша кузина не прихотлива?

— Не сказала бы, что это лучший образец для подражания, — пробурчала Черити себя под нос.

— Ну, хорошо, я буду оригинален, — усмехнулся его сиятельство.

Из этого короткого разговора Черити поняла, что была права — милорд прибыл в Солсбери отнюдь не жениться.

Но почему он говорил все это именно ей?

— Если вы не собираетесь обременять общество своими делами, почему сообщаете о них мне? — напрямик спросила она.

— Во-первых, потому, что вы — единственная здесь юная леди, общаясь с которой, я не чувствую себя точно волк, попавший в облаву. А во-вторых, потому что мне… — он неожиданно резко оборвал себя, не договорив. — А впрочем, хватит и того, что «во-первых».

Он отошёл к мужчинам. Черити мрачно посмотрела ему вслед. Его сиятельство сообщил ей всё это в расчёте на то, что она даст понять Вирджинии, что он к ней равнодушен? Но она никогда этого не сделает — это и жестоко, да и, что и говорить, себе дороже. С Джин невозможно было поговорить по душам, не напоровшись на грубость. Может, подумала она, осторожно предупредить леди Дороти? Но и там глупо рассчитывать на понимание, напротив, ей скажут, чтобы она не лезла туда, где ничего не понимает.

Вечер завершился ближе к полуночи, после того, как Джин в течение получаса пыталась о чём-то беседовать с милордом Клэверингом в углу гостиной, просила его оставить памятную надпись в её альбоме, и даже добилась того, что он нацарапал ей туда какие-то стихи, приведшие её в восторг.

Кузены Винсент и Энтони наперебой роняли комплименты сестре его сиятельства, при этом Черити не показалось, что брату или сестре эти разговоры и похвалы по душе: они отвечали любезно, но холодно, их глаза снова были зеркальными.

Потом Клэверинги, дожидаясь у входа своего экипажа, сами тихо разговорились. Черити стояла за их спинами и невольно услышала вопрос брата, адресованный сестре.

— Снизойди к моему скудоумию, дорогая Сэломи, объясни мне этот поразительный и столь часто наблюдаемый парадокс. Почему у нуворишей, с которыми порой весьма интересно поболтать, вырастают, как правило, удивительно никчёмные дети?

— Тётушка говорила, — тихо ответила мисс Клэверинг, обмахиваясь веером, — что человек формируется как глина на гончарном круге, и чем сильней судьба-гончар мнёт его, тем интереснее получается результат. Может выйти амфора, чаша, кувшин или на худой конец горшок, но и он пригодится в хозяйстве. Но если отец, измочаленный жизнью, пытается оградить своих детишек от рук судьбы, то они так и остаются необделанными комьями глины на гончарном круге.

— Комьями глины, говоришь? А мои детишки, когда я дам себе труд обзавестись ими, тоже подвергнутся подобному риску?

Мисс Клэверинг, по-прежнему бесстрастно обмахиваясь веером, безжалостно кивнула.

— Да, братец.

— Какой ужас, — пробурчал Клэверинг. — Напомни мне не допустить подобного. Но какова несправедливость! Выходит, самый бедный отец оставляет своим детям самое богатое наследство.

— Наш отец говорил, что слишком послушные сыновья никогда не достигают многого, и ничуть не волновался, когда ты хлопал дверью. По-настоящему он беспокоился за тебя лишь тогда, когда ты начал, уходя, закрывать за собой дверь совершенно бесшумно.

— Чёрт возьми…

— Не ругайся, братец.

«Братец» не успел ответить: его прервал шум подъехавшего экипажа.

Клэверинги огляделись в поисках леди Рэнделл, полагая, что подъехала их карета, но двери распахнулись, и лакей вдруг представил запоздавшего гостя.