Винки - Страница 36
После месяцев допросов Винки большей частью привык к абсурдным обвинениям следователя, но ему так хотелось возразить ему и сказать, что на самом деле он родил красивого счастливого ребенка…
— Но как, как такой человек может существовать? — спросил прокурор. — Как вообще хоть кто-то может со всем этим жить?
— Опять же, это ненормальная личность. — Многие из присутствовавших в зале зашептали в знак согласия, и следователь изобразил гримасу отвращения. — Для того чтобы компенсировать эти физические и психологические изъяны, такой человек неизбежно будет заниматься преступной деятельностью — особенно изготовлением взрывчатки, что дает ему ощущение того, что в его руках власть, что он сам Бог.
— Ужасно. Просто ужасно, — заметил прокурор, тряся головой.
Неудалый, казалось, был готов выдвинуть возражение, но тут же затих, его внимание привлекла какая-то фраза в очередном документе.
— Сколько лет вы уже являетесь агентом ФБР? — задал прокурор вопрос следователю.
— Двадцать восемь лет, сэр. — Серебро его волос переливалось в свете ламп.
— Вы когда-нибудь сталкивались с подобным случаем? — спросил прокурор.
— Никогда. — Следователь глубокомысленно покачал своей крупной головой. — Еще никогда в своей практике я не сталкивался со столь опасным преступником и с таким проницательным, коварным умом.
— И я полагаю, что мы с уверенностью можем сказать, что та практика, на которую опирается это мнение, обширна.
Следователь выглядел почти как мальчишка, когда в знак согласия скромно опустил подбородок.
Неудалый передал в руки следователю книгу в переплете. Перелистывая бесконечные бумаги, как казалось, наугад, адвокат смог откопать ключевой документ ФБР, созданный незадолго до ареста медведя.
— Свидетель, будьте любезны, гм, гм, гм, прочтите для нас страницу, страницу, страницу — страницу тысяча пятьдесят пять, начало последнего абзаца, — попросил адвокат, почти не в состоянии сдержать возбуждение от того, что вот-вот продемонстрирует всем удачный ход.
— Согласно различным докладам с места, так называемый сумасшедший террорист… — забормотал следователь.
— Да! Вот вам! — прервал Неудалый. — Пожалуйста, продолжайте, продолжайте, продолжайте! — Неудалый взволнованно стал вращать обеими руками, желая поторопить свидетеля.
Следователь нахмурился.
— Полагается, что сумасшедший террорист, гм, имеет рост примерно один метр восемьдесят сантиметров, от 45 до 55 лет, полного телосложения, внешность без особых примет, голубые глаза, очки, седеющие волосы и борода.
— И — фоторобот? — подсказал Неудалый. — Не забывайте, гм, пожалуйста, о фотороботе!
Следователь поднял рисунок человеческого лица, грязного и угловатого, с сердитым выражением, в солнечных очках и в капюшоне толстовки. Такого лица Винки еще не видел, и оно пугало его еще больше, чем сам судья.
— Что ж, и имеет ли эта, гм, интерпретация или это описание, которое вы так, так, так любезно для нас только что прочли, что-либо общее с подсудимым данного судебного процесса?
Следователь избегал пристального взгляда Неудалого.
— Ну, не совсем…
— Действительно, почему бы вам не сказать — СОВСЕМ НЕ? — закричал Неудалый, при этом его щеки и лоб буквально вспыхнули от ощущения победы. Следователь не отвечал, но Неудалый не мог оставить все так, как есть. Подобный успех был настолько редким гостем в его карьере, что он хотел, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось.
— Большое спасибо, сэр. Действительно, этого вполне достаточно. Больше нет вопросов, действительно. Это вполне, действительно…
Бум! Бум!
— Мистер Неудалый, — зашумел судья, — если вы сейчас действительно не присядете…
Под всеобщий смех Неудалый поспешил к своему месту. Винки тревожно посмотрел на голубой, без рисунка, занавес и затем на адвоката, чье перевозбужденное лицо колебалось между выражением чувства победы и чувством стыда.
— О да, теперь мы схватили их сами знаете за что, — прошептал Неудалый.
Однако в течение последних двадцати минут двенадцать помощников прокурора, которые сидели за ним в ряд, как сумасшедшие копались в этом же самом документе, что находился в памяти их двенадцати портативных компьютеров, и благодаря помощнице Номер Двенадцать и ее скупому поиску информации прокурор обратился с еще одним вопросом к главному следователю:
— Сэр, что еще говорится о преступнике в докладе — на странице семьсот сорок семь, сноска пятьдесят шесть, абзац четвертый?
Устало следователь перевернул страницы толстого доклада, но затем внезапно его лицо просияло.
— Ах, мне зачитать? — спросил он.
— Будьте добры.
Следователь произносил слова медленно и четко:
— Как описание, так и фоторобот сумасшедшего террориста необходимо принимать во внимание с особой осторожностью, поскольку, как полагают, этот коварный преступник является мастером перевоплощения.
Теперь всеобщий взгляд устремился на медведя — настолько пытливый и осуждающий, что Винки почувствовал себя так, будто его внешность и вправду меняется, здесь и сейчас, против его воли, принимает любую форму — низкорослый или высокий, животное или человек, ужасный или красивый — все быстрее и быстрее, пока он не принял расплывчатый вид игорного автомата, который быстро вращался.
2
Винки смотрел вверх на неизменный круглый глаз лампы, который уставился на него в ответ, будто жалея медведя. К этому моменту он прекратил копаться в фактах своей жизни, пытаясь найти в ней какое-то облегчение — пример, забытый урок, обрывок надежды, — и вместо этого он просто наблюдал за тем, как опустошается его разум. Было уже, наверное, три часа ночи. Казалось, койка стала ниже, и теперь он парил в воздухе, однако его сдавил спертый воздух, который стал невыносимо тяжелым от всех слов, что были сказаны в этот день в суде. Несмотря на невыносимый зуд, который возобновлялся у него каждую ночь, когда он ложился на койку, он не чесался, даже не двигался, и на некоторое время ему удавалось избавиться от зуда. Но теперь он позволил себе задать вопрос: а вдруг он просто не сможет двинуться? Опилки в его конечностях, казалось, пропитались ядовитым сиропом, и это было наказанием, которое он заслужил за то, что считал его подходящим. Какой бы страшный сон ни начался в этот день, это ужасное ощущение было теперь частью этого сна, причем его худшей частью.
Снизу, из тени от койки Винки, доносилось неприятное жужжание беспокойного храпа Дэррила, которое начиналось каждую ночь именно в этот час и, скорее, возвращало Винки к реальности, нежели пугало его. Он снова начал чесаться — это была уже другая, более земная кара. Он сконцентрировался на левой стороне живота и стал согласовывать свои движения с дыханием Дэррила, которое всегда звучало так, будто это был горный лев, рычащий из пещеры, однако, как и Дэррил, он был безопасен.
По задумке властей, Дэррил должен был изводить медведя. Но Винки понравился громиле сразу же, потому что в тюрьме он больше всего скучал по своим мягким игрушкам. Дэррил отбывал срок за кражу в магазине. Он никак не мог привыкнуть к заточению. Из-за недавнего бунта он получил дозу нового, более сильного успокоительного, но на самом же деле он унялся лишь в присутствии медведя. Хотя следователь постоянно жаловался, что Дэррил не выполняет свою «работу» и что его необходимо заменить более жестоким сокамерником, охранники вздохнули с облегчением, когда поняли, что им больше не надо оттирать стены от его кала и стирать свою форму, и оставили его на своем месте.
— Мы прекрасно ладим с Дэррилом, — вздохнул медведь, будто это могло послужить утешением. Их изолировали от других заключенных, и теперь они находились в своей собственной тюрьме, где помощник Уолтер был единственным надзирателем. Время здесь шло странным образом. К ним не допускались посетители, за исключением Неудалого. Дэррил спал по девятнадцать с половиной часов в сутки. Когда он бодрствовал, то тихо сидел на своей кровати, скрестив ноги, рисуя в одной из тетрадей для раскрашивания, что каждую неделю приносила для него бабушка. Порой, когда сюда доносились крики и вопли какого-нибудь очередного нарушителя тишины и порядка в главном блоке, Дэррил хватал медведя и сжимал его в своих грубых объятиях. Иногда прижимал к медведю Йозмита Сэма, свою любимую игрушку в оранжево-фиолетовую полоску. Временами он даже давал медведю одну или две белые скользкие капсулы, которые ему удавалось прятать у себя за щекой, пока Уолтер не уходил; от горького содержимого капсулы у Винки приятно закрывались глаза и его зуд мог прекратиться на целых полчаса.