Винки - Страница 19

— Мистер Винки, — строго сказал он. — За сим вы обвиняетесь в следующих преступлениях. — Он стучал молоточком каждый раз, когда называл преступление. — Терроризм. — Бум. — Государственная измена. — Бум. — Организация тайного заговора с целью свержения правительства Соединенных Штатов. — Бум. — Оказание материальной поддержки иностранной террористической организации. — Бум! — Владение составными элементами средств разрушений, таких как бомба. — Бум. — Сто двадцать четыре обвинения в покушении на убийство. — Бум, бум, бум и т. д.

Полный список оглашался на протяжении пяти часов и четырнадцати минут. В середине судья сделал перерыв на обед, а после него продолжил:

— Имитация образа женщины. — Бум. — Мошенничество. — Бум. — Оказание сопротивления при задержании. — Бум.

К этому моменту почти все присутствующие спали, расслабившись после обеда и загипнотизированные заунывным, гнусавым голосом судьи и широкими черными полосками его бровей, которые были абсолютно неподвижны.

— Развращение молодежи Афин. — Бум. — Склонение к ложному учению о том, что Солнце — центр Вселенной, а Земля вращается. — Бум. — Богохульство. — Бум.

Однако сам Винки не дремал. Он сидел, свесив голову, и прислушивался к каждому слову, даже к тем, смысла которых не понимал.

— Черная магия. — Бум. — Преподавание учения об эволюции в школе — Бум. — Организация сатанинских ритуалов. — Бум.

Из окна в зале суда было видно, как солнце начало заходить, озаряя крошечного подзащитного огненно-красным светом.

— Создание безнравственных произведений искусства. — Бум. — Непристойная брань. — Бум. — И в заключение, — судья, величественно перевернув последнюю страницу, произнес отчетливо и с особым отвращением: — Грубые непристойные действия по отношению к молодым людям в Лондоне. — И он громко стукнул молоточком еще три раза.

Зал проснулся от яростного удара.

— Мистер Винки, что вы ответите на эти обвинения?

В зале воцарилась мертвая тишина.

— Гм, — сказал Неудалый, выпрямляя спину. — Гм. Гм. Не виновен. Не виновен по всем статьям!

В зале разразился гам.

— Ужасно! — слышались крики, в то время как Винки уводили из зала. — Негодяй! Подлец! — Он даже не смел поднять головы. «Раз они говорили такое, — думал Винки, — должно быть, на самом деле я отвратительный, гнусный медведь».

Сегодня Клифф, как и его старший брат Кен, сразу лег спать. Медведь слышал усталые шаги Рут в прихожей, когда она поднималась по лестнице, затем — голос отца Клиффа в гостиной. С полки Винки смотрел на маленькие очертания тела Клиффа, лежавшего под темным одеялом, и размышлял, почему все происходит именно так.

Винки уже пять раз видел, как растет ребенок, и это было уже шестой раз. Иногда это было прекрасно, а иногда он едва сдерживался, чтобы не закрыть свои стеклянные глаза.

Ребенка воспитывали, и ребенок рос сам. Работали эти две силы, и никто не мог предугадать, что из этого получится. Ребенок был лишь тем, чем был, и потом с ним происходило разное, и, таким образом, пока Винки наблюдал за этим не моргая, потому что не мог моргать, ребенок становился тем, во что в итоге должен был превратиться.

Порой Винки казалось, что ребенок и окружающий мир — это два поезда, которым не избежать столкновения. Поэтому ребенок вполне мог стать калекой. Такого никогда не случалось с детьми из этой семьи, но бывало вполне могло произойти, потому что в мелочах частенько так, снова и снова — Винки был тому свидетелем. Точно так же, как он видел и чувствовал, медвежонок старался помочь каждому ребенку обрести себя заново, делая это незаметно. И затем ребенок превращался в того, кем должен был стать: нечто починенное, как и сам Винки, пусть даже и совсем немного.

— Нет-нет, это необходимо. Необходимо, — пробормотал медведь себе под нос. — Необходимо выжить. — Но он не был в этом уверен. Возможно, Клиффу снились чудовища, и, конечно же, во сне он останется в живых. Но для чего? Через некоторое время по едва заметному изменению его дыхания Винки догадался, что мальчик почти проснулся. Кисло-сладкий запах его газов витал в неподвижном воздухе. Клиффу хотелось в туалет, но он продолжал лежать. Он пытался сдержаться, но у него не вышло. Так случалось уже далеко не единожды.

Винки хотел, чтобы все было иначе, и пытался осмыслить, что мир устроен именно так, и для него в том числе. Пятилетний мальчишка проснется от стыда и попытается спрятать испачканные трусы на дне корзины для белья, но он все равно не захочет или не сможет прекратить это делать, хотя в последнее время его постоянно и отчитывают за это.

Винки также знал, что все это, в свою очередь, воспитывает его. Именно так и произошло, когда Клифф дал ему новое имя. Мальчик только начинал ходить, когда назвал его «Винки», и медвежонок, ставший Винки, вдохнул это имя себе в душу, превратившись в мальчика, но внутри оставшись девочкой, Мари; и всем этим он очень гордился, потому что все это и была его судьба. И с тех пор он смотрел на Клиффа стеклянными глазами, еще более старыми и в то же время новыми.

Что же касается того, необходимо ли было произошедшее или нет, было ли оно тем, в чем медведь нуждался больше всего, он не знал. Воспитание — процесс необходимый, так Винки приобретал жизненный опыт, с которым делал то, что считал нужным.

И все же он порой размышлял, для чего ему приходилось наблюдать за тем, как ребенок рос в своем мире, так много раз, снова и снова. Сначала — Рут, затем, в течение многих лет, пожив в разных местах, — пятеро ее детей. Как и Рут с Дейвом, Винки считал, что Кен был последним ребенком в семье, родясь спустя пять лет после Пола. До этого он думал, что Пол будет самым младшим ребенком и что на этом все и закончится. Но вот на свет появился Клифф, который теперь уж наверняка был последним, а почему именно он?

То, что их родилось пятеро, было случайностью, и каждый из них играл со случаем: они были словно пять возможных путей, исходящих от Рут. Сама Рут была первой дорогой, по которой Винки было суждено пройти. Она и не думала, что кто-то может дать ему другое имя. Так что теперь он осознавал себя целиком и полностью принадлежащим Клиффу, точно так же, как и всегда принадлежал Рут. Он считал, что это тоже было случайностью.

Постоянное продолжение рода. Его нельзя остановить. Клифф снова заснул, и теперь его детское дыхание было идеально ритмичным. В бесконечной темноте Винки, казалось, видел дерево жизни, дающее почки и безгранично ветвящееся перед его глазами, как в калейдоскопе, залитое светом. Из полуоткрытого окна доносился тонкий, приторно-сладкий аромат луизианской гардении, что росла вдоль дороги; и он размышлял над тем, каким же сочетанием действий А и Б (бесконечно давно и на уровне крошечных молекул) он, Винки, был избран наблюдать за всем этим и понимать это. По улице проехала машина, и сквозь закрытые шторы он увидел тусклый, быстро исчезнувший свет фар.

— Особенный медведь, — прошептал он, засыпая сам, — видит особенное.

Клифф стоял у раздвижной двери, держа на руках Винки, туго заворачивая его ноги одну за другую и стараясь не шевелиться. Его братья лежали на диване и смотрели по телевизору какую-то игру. Сверху доносился звук скрипки Рут, которая в быстром темпе исполняла гамму, то вверх, то вниз.

— Тебе не нужно в туалет? — спросил Пол, который сегодня был за главного.

— Нет, — возмущенно сказал Клифф, но Винки знал, что все было наоборот. Прошло не так много времени после того, как семья переехала в Новый Орлеан, когда мальчик начал накладывать в штаны.

— Ты уверен?

— Да.

На самом деле это происходило по крайней мере раз в неделю, обычно чаще, иногда ночью, иногда днем, и продолжалось вот уже почти два месяца. Сначала Рут просто не обращала на это внимания. Потом она серьезно поговорила с Клиффом, напомнив ему о том, что ему уже пять лет, а не три. Вскоре его братья оказались вовлечены в мероприятие, целью проведения которого были чистые трусы.