Вингейт (СИ) - Страница 67

Изменить размер шрифта:

Но скоро подтвердилась старая истина, что измена, в огромном большинстве случаев, не приносит прибыли. Когда император обратился за обещанными деньгами, ему дали понять, что на всех антисемитов не напасешься. И денег ему могут дать раз в 6 меньше, чем обещали — 35 миллионов долларов. И то, при условии, что пойдут они на строительство мечетей и т. п. (подобное пришлось услышать тогда не только Хайле Селассие I).

Император, которому было уже за 80, не вынес такого провала. Он впал в депрессию, заперся во дворце, долго никого не мог видеть. Чем и облегчил задачу революционеров. В 1974 году у власти там утвердился крайне свирепый коммунистическо-террористический режим. Говорили, что старика-императора задушил лично Менгисту, глава нового марксистского правительства. Во всяком случае, он носил снятый с руки Хайле Селассие I старинный перстень эфиопских императоров. Так что в народе Менгисту называли «красный император». Но в результате краха традиционной и привычной власти открылись старые раны — обострились давние религиозные и межплеменные противоречия. (Такое бывало и в истории других стран). Любопытно, что и внутри страны некоторые противники пришедшей к власти в Эфиопии «Партии трудящихся» тоже объявили себя марксистами[69]. В добавление к засухе и вызванному ею голоду, страна погрузилась в кровавый хаос гражданской войны. «Красный император» Менгисту правил 17 лет. Держался бы и дольше, но подвела его Советская власть — некстати пала. Но нет худа без добра. Хотя в те годы «красному императору» помогали советские и кубинские военные советники, и его армия получала советское вооружение, дела ее очень скоро пошли далеко не блестяще. И правительство Менгисту, под шумок, установило связи с Израилем. Конечно, официально в Аддис-Абебе проклинали империалистов и сионистов, но оружием нашим не брезговали. В обмен на него, тамошнее правительство закрыло глаза на выезд в Израиль эфиопских евреев — фалашей. Эта невероятная эпопея («операция Моисей») заслуживает отдельной сказки, но еще не пришло время ее писать. Многое пока не опубликовано.

В старые добрые времена, когда мы дружили с Эфиопией (то есть до 1973 года) уехать к нам тамошним евреям было нетрудно. Но мало кто этим воспользовался. Жили они в большинстве своем бедно, но ситуация была привычная, а это все ценят. Теперь их привычный мир рушился. В Эфиопии стало очень несладко. И люди готовы были ехать. В этом отношении нет разницы между евреем русским, немецким или эфиопским. Однако, теперь их выезд трудно было организовать. Но все удалось и спасение эфиопских евреев-негров стало прекрасной страницей в истории сионизма.

Приложение 4

Не бывать вам в камергерах, евреи!

Его трагедия — трагедия немецкого еврея,

трагедия неразделенной любви к Родине.

А. Эйнштейн (о Габере)

В Германии с 1870 года (а в Пруссии лет за 20 до того) евреи стали полноправными гражданами страны. Больших патриотов Германии, чем евреи, не было даже среди самих немцев. Во Вторую мировую войну отольется это евреям горькими слезами, но покуда на календаре год 1914.

Высокой военной наградой у немцев был Железный крест (как в России — Георгиевский). И первый в Первую мировую войну Железный крест получил, конечно же, еврей — Бернштейн. Был он из богатейшей семьи гамбургских судовладельцев[70], наверно, мог бы отвертеться от передовой, но не пытался. Служил офицером-артиллеристом на Западном фронте.

Это присказка. А сказка сия — о другом еврее, вернее, о других евреях. Первый из них — крупный немецкий капиталист, глава электротехнического концерна АЭГ, Вальтер фон Ратенау (еврей-дворянин!).

В начале Первой мировой войны Ратенау явился к немецкому военному министру Эрику фон Фалькенхайму и заявил, что военные ничего не смыслят в деле и Германию к войне не подготовили. По германскому плану, все должно было решиться за несколько недель: план Шлиффена — блицкриг. «Война будет длительной», — заявил Ратенау. А так как в войну вступила Англия, морская блокада отрезала Германию и Австро-Венгрию от заграничных источников сырья. По его, Ратенау, сведениям, запасы сырья и продовольствия невелики и, поэтому, нужно немедленно создать систему учета и нормирования снабжения и систему приоритетов промышленности. И, кроме того, он предложил программу разработки синтетических заменителей иностранного сырья. В результате этого разговора тут же, в течение минут, было создано — впервые в истории — управление по военно-сырьевым материалам, руководителем которого был назначен, конечно же, Ратенау. Немедленно он взялся обследовать положение с сырьем, и худшие его опасения подтвердились. Запасы были катастрофически малы и самая большая проблема — нитраты — селитра…

Селитры могло хватить, максимум, на полгода. Селитра — это азот, азот — это удобрения, а стало быть — хлеб. Но самое главное, селитра — это порох. Его теперь расходовали много больше, чем в былых войнах, когда обходились местными источниками селитры. (В качестве курьеза можно упомянуть, что в начале Первой Мировой войны немецкие инженеры принялись изучать античные катапульты — метательные машины. Так остро встала проблема пороха). Главный источник селитры в мире был в Чили. Он, как и другие заморские источники, был отрезан английским флотом.

И началась «битва за азот». Получить его из воздуха пытались давно, но только в 1908–1909 годах в лаборатории Фриц Габер сумел воссоздать нужные условия. Габер (иногда пишут «Хабер») — крещеный еврей, родом из областей, называемых ныне восточно-немецкими (но можно и западно-польскими). Здесь уже в середине XIX века местные евреи приняли сторону немцев в их борьбе с поляками. Далеко не все из тамошних евреев крестились. Большинство считало себя «немцами Моисеева вероисповедания».

Итак, лабораторно Габер осуществил реакцию и определил ее основные технические параметры (высокое давление, температура и т. д.). До промышленного синтеза эту работу довел Карл Бош (нееврей). В 1913 году первый небольшой заводик по производству синтетического аммиака был пущен. С этого времени реакция получила название «синтез Габера-Боша». Однако с началом войны заводик закрыли, всех мобилизовали в армию. Правда, ненадолго. Ратенау организовал в своем управлении химический отдел, который возглавил Габер. Габер привлек к работе виднейших химиков Германии. В обиходе его отдел называли «бюро Габера». Вернули с фронта всех сотрудников Боша, согласились выполнить любые требования самого Боша. И очень скоро Германия получила аммиак, а значит и селитру в промышленных количествах.

Фриц Габер занялся к этому времени кое-чем другим. А именно — отравляющими газами. Увы, еврей был отцом химической войны! Жена Габера (тоже еврейка и тоже химик) тщетно пыталась отговорить его. Он считал, что для победы Германии все допустимо. «В мирное время учёный служит всему человечеству, а в военное — Родине», говорил Габер. Впоследствии жена покончила с собой, поняв весь ужас происшедшего.

22 апреля 1915 года, при личном участии Габера, капитана германской армии, новое оружие было успешно применено. За один день погибло 5 тысяч французских солдат, и еще 10 тысяч были выведены из строя. Об одном жалел Габер, что в день его триумфа немцы не перешли в решительное наступление — не подготовились, не ждали такого успеха и продвижение их было только местного значения. А потом применение ядовитых газов стало в Первую мировую войну повсеместным с обеих сторон. И привело к огромному числу жертв.

Немцы войну проиграли. Габер струсил, загримировался и удрал в Швейцарию. Но кончилось все не судом, а Нобелевской премией. Не за газы, конечно, а за синтез аммиака. Мир возмутился, но шведский Нобелевский комитет своего решения не отменил: чилийские запасы селитры истощались, значение «синтеза Габера-Боша» переоценить было невозможно. В 1919 году Габер был удостоен Нобеля. По мнению комитета: «Открытие Габера представляется чрезвычайно важным для сельского хозяйства и процветания человечества».

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com