Виллу-филателист - Страница 31

— Да-да… — пробормотала старушка и зашуршала конфетными обертками, которые пристали к карамельке.

Сонный мужчина спокойно продолжал дремать дальше.

Андрес сидел. Его спина была прямо-таки судорожно прямой. Руки крепко-накрепко ухватились за сиденье.

«Почему Айли тоже не сказала так?»

«Почему Айли не…»

«Почему Айли…»

Это была первая мысль, которая стала биться в голове Андреса после слов Лейды. Возникла и исчезла. Другая огромная забота отогнала ее.

«Я сойду… Айли останется одна… Эти парни здесь…»

Затем он вспомнил, что сойдет на станции, откуда начнется экскурсия. И Айли тоже сойдет. Вместе с другими она пойдет дальше пешком. Она не останется на произвол этих парней… Это хорошо!

«Лейда… Надо будет сказать, чтобы она осталась…» — тут же пронеслась новая мысль. Но это не было заботой о Лейде. Это была забота Андреса о самом себе. Это было какое-то беспокойство, странное чувство неполноценности.

Он боялся Лейды. Он всегда немного стеснялся этой девчонки. Лейда слишком… слишком… Что «слишком», этого Андрес не мог выразить словами. Может быть, Лейда слишком рассудительная и волевая? Значит, она слишком рассудительная и волевая! Нет, нет, так не скажешь. Она высокомерная. Нет, что за высокомерная, глупости…

«О чем я с ней буду говорить, когда мы вместе поедем домой?» — вдруг испугался Андрес.

«А с Айли?» — тут же спросил он себя и еще больше смутился. Он знал, что с Айли вообще не сможет говорить. Не посмел бы и рта раскрыть! Но это смущение сразу прошло, потому что с Айли можно и помолчать!

Тут опять подумалось:

«Почему Айли тоже не сказала так?»

Эта мысль осталась.

Поезд сбавил ход. Вот и конечная станция премированной экскурсии.

— Жуткая драма… — издевательски произнес усатик. Но в его голосе уже не было прежнего циничного превосходства. В нем не было даже злорадства, что у Андреса все так плохо кончилось. Произошло что-то такое, что осталось для него загадкой.

Обратный поезд должен был подойти через четверть часа. Лоори сказала, что пока не посадит Андреса на поезд, они со станции не уйдут.

Лоори сходила вместе с Андресом за билетом. Велела, чтобы он сразу же шел с поезда домой, а не гулял по городу. Предложила ему бутерброд с ветчиной.

И Лейда тоже купила билет. Ей Лоори ничего не велела, будто Лейде и не обязательно было сразу идти домой, казалось, Лоори словно бы и не было до нее дела.

Андрес все время молчал. Он никогда не отличался разговорчивостью, сейчас же у него не было ни малейшего желания говорить. Даже самые любопытные мальчишки из отряда не услышали от него и полслова в ответ на свои расспросы, не говоря уже о девчонках.

Андресу было жалко экскурсии, но о своей пощечине он не жалел. Конечно, лучше бы сдержаться. Но нет, он ни о чем не жалел, ни о чем.

Вдруг Лейда повернулась к нему и сказала:

— Не думай, что я тобой восхищаюсь или что-нибудь подобное! О нет! Я не люблю тех, кто поднимает кулаки.

Как Андрес и думал, он ничего не смог ответить Лейде.

Подошел поезд.

Отряд стоял на платформе.

Лоори перед ними.

Андрес поднялся в вагон. Вслед за ним тут же вошла Лейда.

В этот же миг из здания станции выбежала Айли. Сумка болталась через плечо, открытый кошелек в руке.

Айли почему-то сделала Лоори книксен и негромко сказала:

— До свидания! Я еду домой! Я тоже недостойна этой премированной экскурсии.

…Они втроем сидели в вагоне. Сидели и молчали. Смотрели друг на друга, были серьезными и молчали.

Молча жевали свои бутерброды. Безмолвно обменивались конфетами и печеньем.

Или им не о чем было говорить? Так ли это? Или молчание тоже красноречиво? Скорее всего. Потому что Андрес больше уже не волновался о том, с чего начать разговор.

Желтый с большими окнами автобус объехал клумбу и исчез на дороге за воротами лагеря. Перед главным зданием, украшенным лозунгом «Добро пожаловать!», остались лежать несколько куч чемоданов, рюкзаков и сумок. Их владельцы топтались тут же, потому что начальник лагеря велел немного подождать. Новички побойчее уже завязывали знакомства, более робкие озирались по сторонам.

Эйнар подошел к высокому вихрастому парнишке. Долговязый пел в автобусе громким голосом и поэтому запомнился Эйнару.

— Ну и преснятина эта жизнь в лагере! — сказал Эйнар так, будто они с долговязым были старые друзья. — Я бы не поехал, но отцу дали путевку на работе… Если дают, надо брать…

Высокий глянул сверху вниз на Эйнара, склонил голову набок и принялся бормотать:

— Да, лагерь — это, конечно… Откуда знать, может, и правда… Но кто скажет, вдруг вовсе и нет… Поди возьми…

Эйнар повернулся к длинному спиной. Такой ответ не сулил надежды на то, что они найдут общий язык. А общий язык обязательно нужен. Иначе ему, Эйнару, ни за что не создать «господской компании». Такой, которая не поддастся приказам и запретам. Эту идею он позаимствовал у соседского Иллара, который с такой компанией куражился потом еще целые ползимы. Эйнару не хотелось быть ниже и хуже других.

В следующий миг Эйнару попался другой долговязый парень. Он подпирал плечом корявый ствол сосны и, похоже, скучал. Предположение это по крайней мере подтверждалось кручением болтающегося на цепочке ключа.

Эйнар подошел ближе.

— Н-да… Ну и преснятина эта жизнь в лагере! — сказал он с легким превосходством. — Отцу на фабрике дали путевку, иначе я бы сюда не поехал…

Парень оттолкнулся от ствола, покрутил ключом перед носом Эйнара и сказал:

— Слушай, приятель, не хнычь ты тут, знаешь ли…

Эйнар и к этому долговязому повернулся спиной. Такой ответ и вовсе не обещал, что они могут найти общий язык.

В конце вереницы сумок, баулов и свертков сидел на чемодане коренастый парнишка. Он закинул ногу за ногу, скрестил на колене пальцы рук и смотрел вокруг с таким видом, будто он был по крайней мере надсмотрщик, если не сам барон.

Эйнар остановился перед парнишкой и сказал:

— Интересно, сколько заставят нас здесь прождать?

— Кто знает, сколько они провозятся! — решительно сказал восседавший. Этот тон был весьма и весьма обнадеживающим, и Эйнар смело выпалил свой пароль:

— Ну и преснятина эта жизнь в лагере…

О том, как отец достал на фабрике путевку, он и не успел сообщить. Коренастый парнишка театрально протянул руку и обрадовался:

— Руку, друг! Прямо мои мысли!

После такого ответа было неудивительно, что Эйнар и этот коренастый Райнер заняли рядом кровати и были вместе в столовой, в строю и вообще везде и каждую минуту. Штабом двух сообщников, их убежищем и командным пунктом стала огромная каменная глыба на высоком берегу реки. Вернее, удобное песчаное углубление, которое ветры выдули в камне со стороны реки. Это прекрасное место союзники открыли сразу в первый же день. И в тот же вечер молоденькой воспитательнице было растолковано, что двоим парням из старшего отряда няньки не нужны. Они согласны спать в отрядной палате, согласны есть и ходить на построения, но большего от них ждать не следует. Они приехали сюда не в детсад играть.

Скрывая свое смущение, молоденькая воспитательница смогла лишь неловко отшутиться. В этом не было ни запрета, ни разрешения. Если что и было, так желание выиграть время, чтобы посоветоваться с другими воспитателями или самой собраться для решительного возражения.

Таким образом первый ультиматум сообщников обескуражил противника.

На следующее утро песчаное углубление в камне было уже спозаранку обжито. Они еще захватили шашки и две бутылки лимонада.

— Теперь поджаримся! — сказал Эйнар, когда он ничком разлегся на песке, раскинув руки и ноги.

— А что тут остается? — констатировал Райнер. В его словах прозвучало как бы небольшое сожаление. Эйнар перевернулся на живот рядом с Райнером и сказал:

— Все лучше, чем… чем…

Чем что? Этого он не сумел с ходу выразить, но Райнер понял его.