Виллиса (Танцующие призраки) - Страница 17

В Японии Юлька случайно оказалась в автобусе рядом с Натальей Сергеевной — больше не было места. Наталья глядела в окно, через час пути вдруг спросила не оборачиваясь:

— Давно дома не была?

Юлька удивленно вскинула глаза: первый раз за все восемь лет педагогиня заговорила о чем-то кроме балета.

— Год почти.

— Я, когда начинала танцевать, три года мать не видела… Полтора часа на самолете. Некогда было… — Наталья Сергеевна помолчала. — Чтобы чего-то добиться, приходится переступать через людей. Сначала через себя. Потом через других. В первую очередь через самых близких и любимых. Поначалу тяжело. Потом ожесточаешься…

— Я так не хочу, — сказала Юлька. Наталья Сергеевна усмехнулась.

— Однако танцуешь вместо лучшей подруги — и уже ничего, не болит, правда?..

А ведь, действительно, Юлька уже обжилась на Светином месте в центре станка: что делать, в конце концов, не Юлька же виновата в том, что случилось… Ни разу не была в больнице у Нины: времени нет. И ни в какой Хабаровск она не поедет работать — будет танцевать в Москве, как миленькая…

Юлька смотрела в серую пелену дождя, тоскливо ощущая свою неприкаянность в этом промозглом мире. Она вдруг почувствовала, что смертельно соскучилась по комнате в интернате, но всем кабинетам, «пыточной», по каждой половице в каждом зале, по гримерке и коридорам КДСа. Господи, когда же кончится этот дождь? Неужели на свете бывает солнце?..

— Алло!.. Алло!.. Наталья Сергеевна! Это Азарова! Наталья Сергеевна, я опаздываю. Здесь погода нелетная, вторые сутки уже!

— Двадцать пятого «Жизель». Ты что, не знала?

— Знала. Я не виновата…

— Если двадцать третьего тебя не будет — можешь вообще не возвращаться, — донесся сквозь шум и треск голос Натальи Сергеевны и следом — сигнал отбоя.

Юлька, понурившись, вышла из кабины.

— Все? — удивилась девушка. — У вас четыре минуты еще.

— А можно другой номер набрать?

—…Да, — сказал Игорь.

Юлька молчала, у нее бешено колотилось сердце. Трудно было говорить вот так — неожиданно, не собравшись, через всю страну, из переполненного зала, за оставшиеся четыре минуты…

— Алло!.. Слушаю!

Девушка вопросительно кивала за стеклом: не слышно?

— Привет, — сказала наконец Юлька.

— Здравствуй.

Теперь они молчали вдвоем.

— Что же ты не пришел проводить? — спросила Юлька. — Я тебя ждала.

— Я тебя тоже ждал… в тот вечер…

— Меня не отпустили. Но это уже не важно, — торопливо сказала Юлька.

— Это действительно уже не важно. Юлька! Я хочу тебе сказать одну вещь, только это долго и не по телефону…

— Я тоже должна тебе сказать…

— Алло, — вклинилась телефонистка. — Заканчиваем!

— Ты когда прилетишь? — закричал Игорь.

— Не знаю. У нас двадцать пятого спектакль, ты подожди меня потом…

— Конечно. Я обязательно приду! Юлька…

Яркое солнце било в окна автобуса, чистые, по-весеннему широкие московские улицы проплывали за окнами, празднично одетые люди шли от метро к Кремлю.

«Икарус» остановился у служебного входа Кремлевского Дворца съездов. Первым на нижнюю ступеньку соскочил Генка и уперся руками в дверной проем, сдерживая толпу ребят.

— Демин, — прикрикнула Галина Николаевна, — прекрати немедленно! Дети малые, честное слово!

Демина выпихнули из двери, следом гурьбой высыпали остальные.

— Не вижу репортеров, — Астахов в модных черных очках с лейблом вполовину одного стекла огляделся и скорбно поджал губы.

— Этикетку сдери — может, увидишь.

— Да-а, в Японии с цветами встречали…

— А вон цветы.

— Кому бы это?

Поодаль стоял с цветами в опущенной руке Игорь.

— Ленка — фас!

— Это Арзы мальчик, — равнодушно сказала Илья.

— Смотри, — Ия показала глазами на Игоря.

Юлька кивнула.

— Иди. Я догоню, — она отдала Ие сумку, сунула руки в карманы куртки и медленно пошла к Игорю.

— Азарова, после спектакля наговоришься, — крикнула Галина Николаевна.

— Я сейчас… — она подошла к Игорю, остановилась напротив, глядя под ноги. — Привет… Я же просила после…

— Долго ждать. Понимаешь, я все это время думал, — быстро, сосредоточенно заговорил Игорь. — Мне было очень плохо без тебя…

— Подожди, — торопливо сказала Юлька. — Я должна сказать…

— Не перебивай. Сначала я… Я долго думал. Не знаю, почему я решил, что все на свете должны быть похожи на меня. Все равно, что любить свое отражение в зеркале. А я люблю тебя. Я постараюсь понять и полюбить твое дело. Я буду ждать, сколько надо, сколько скажешь, — он улыбнулся. — Потому что я тебя люблю.

— Я тоже думала все это время, — Юлька подняла голову. — Я тоже… тебя люблю… Поэтому мы больше не увидимся. Так надо. Пожалуйста, не приходи больше ни сюда, ни в училище. Я все равно не выйду. Я так решила.

— А обо мне ты подумала? — тихо спросил Игорь.

— У нас ведь вся жизнь впереди, ты сам говорил… Извини. Мне пора.

Юлька повернулась и пошла к служебному входу. Она знала, что Игорь смотрит вслед, кусала предательски дрожащие губы — только бы не остановиться, не обернуться и не заплакать.

Юлька не плакала. Она стискивала зубы, откидывала голову, чтобы удержать слезы, стоя в кулисах среди подруг. Перед ней была ярко освещенная сцена, оркестр заиграл увертюру, покрыв глубокое дыхание зала. Наталья Сергеевна поправила заколку у Нефедовой, оглядела остальных, возбужденная, стремительная, будто сама готовилась шагнуть из-за кулис.

— Азарова! Что такое?.. Балет!

И, повинуясь движению ее руки, Юлька вдруг улыбнулась и распахнула глаза. Жизель выбежала на сцену, навстречу своей короткой любви…

Игорь смотрел на нее из глубины темного зала — один из тысяч зрителей.

Галина Николаевна сидела в амфитеатре, крепко сжав на коленях руки.

…А Юлька танцевала — легко, зло, отчаянно.

«…Напрасно ты волнуешься, Зайчонок. То, о чем мы говорили, уже позади. Пока еще болит, ну, да ничего, заживет. Надеюсь, маме ты ничего не успела сказать… Снова работаю в полную силу, и никого, и ничего мне не надо, кроме работы и вас. Я поняла одну очень важную вещь. Слушай, Зайчонок: главное в нашем деле, а может, и вообще в жизни — это уметь терпеть. Терпеть, что бы ни случилось… Не волнуйся за меня, все у меня будет хорошо. Я — терпеливая…».