Викторианский Лондон - Страница 94
В государственной церкви Великобритании есть много священников, религиозные качества которых заслуженно считаются высокими. Но можно заметить, что три четверти из них… на деле игнорируют великие духовные принципы Евангелия… положение, которое они занимают, объединяет их с аристократией, их доход большей частью является твердым, а нередко и весьма значительным.[909]
Это не совсем справедливо, потому что половина всех священников получала менее 200 фунтов в год, а тысячи викариев жили на половину этой суммы.[910] С другой стороны, многие из англо-католических священников действительно имели аристократическое происхождение, и их частные доходы позволяли им служить, не получая платы.
С тех пор как при королеве Елизавете I были утверждены основы протестантского вероучения, истинные англикане ненавидели римско-католическую церковь. В 1847–50 годах в ряды «старых» католиков влились орды нищих эмигрантов, бежавших из родной Ирландии от голода и не внушавших любви добропорядочному среднему классу. У королевы Виктории были необычайно широкие для ее времени взгляды: «Хоть я всегда была настоящей протестанткой… я не выношу оскорблений в адрес католической церкви»,[911] а оскорблений было предостаточно. Ньюмен и Генри Эдвард Маннинг, еще одна заметная фигура в англо-католицизме, в 1845 и 1851 годах обратились в католическую веру. Из ламентаций и заламывания рук англикан из среднего класса, можно предположить, что новообращенные не просто поменяли свою личную лояльность епископу кентерберийскому на лояльность папе, а решили перенести папский престол в Англию.
В 1850 году папа Пий IX нанес англиканам, как тогда казалось, очередное оскорбление: вместо главных викариев, представлявших его в Англии с XVI века, он назначил епископов, восстановив тем самым католическую иерархию. Как и следовало ожидать, вслед за этим прозвучали гневные протесты против «папской агрессии». «Таймс» негодующе писала, что «итальянскому священнику» было позволено «восстановить иностранное влияние на умы [англичан]». Повсюду висели лозунги «Нет папству!», а 5 ноября были сожжены портреты папы и Гая Фокса.[912] В 1851 году, чтобы воспрепятствовать католическим священникам принимать церковный сан, к своду законов был добавлен закон о церковном сане, но он не соблюдался и в 1871 году вновь был введен Гладстоном. В 1851 году Маннинг, пользовавший всеобщим уважением, был возведен в сан архиепископа католической вестминстерской епархии, и шум постепенно утих.
Римско-католическая церковь, как и англо-католики, радушно принимала бедных. Неутомимый священник Дейвис, оставивший нам описание «традиционных» и «нетрадиционных» церквей викторианского Лондона, посетил кафедральный собор в Кенсингтоне (Вестминстерский собор еще не был построен) в Вербное Воскресенье, церковный праздник в память входа Христа в Иерусалим, и был поражен отношением к беднякам во время службы. Священники, благословив «огромные связки» настоящих пальмовых ветвей, раздали их клирикам и каждому члену прихода. Должно быть, это было великолепное зрелище, напоминавшее движение леса к замку Дунсинан: епископ воздел к небу свою десятифутовую ветвь, а остальные священники — свои. «В кафедральном соборе, хотя он и расположен в центре богатейшего пригорода Лондона, среди постоянных посетителей было множество бедняков… и, как всегда бывает в католических церквях, всем им уделили такое же внимание, и они отправились домой счастливые, с большой пальмовой ветвью в руках, как и самые зажиточные прихожане».[913]
Всякий, кто по историческим или личным причинам не присоединился к одной из двух основных церквей, мог выбирать из множества нонконформистских христианских течений.[914] Самой харизматичной личностью того времени был баптист Чарльз Хаддон Сперджен, имевший огромное число последователей. В 1856 году он арендовал один из залов в Суррей-Гарденс на 10 000 человек, однако туда набилось 12 000 и еще 7000 осталось снаружи.[915] Три года спустя он регулярно заполнял специально построенный молитвенный дом на 6000 человек расположенный близ паба «Слон и замок». Он был не только вдохновенным священником, но и блестящим организатором, на его попечении находились: сиротский дом, где в отдельных зданиях под присмотром женщин, работавших на уровне лучших образцов XXI века, жили мальчики, которых кормили, одевали и учили; несколько богаделен и пасторский колледж, где бесплатно готовили баптистских священников. В его церковных книгах числилось 4200 прихожан, и «каждому прихожанину выдавался набор из двенадцати билетов на причастие, с уже готовой перфорацией и проставленными датами, которые нужно было отрывать во время службы и ежемесячно класть на блюдо, чтобы подтвердить свое присутствие на „таинстве“». Того, кто этого не делал, брали на заметку и даже могли отлучить от церкви.
В другой баптистской церкви в Блумсбери в семь утра в Иванов день читали «утреннюю проповедь» для «молодых людей и девушек» — очень мило с их стороны. Строгие баптисты принимали крещение с полным погружением в молитвенном доме недалеко от молитвенного дома Сперджена. Часовня партикулярных баптистов располагалась у Ноттинг-хилл-гейтс. Молитвенный дом Сперджена использовался также первометодистами, или «болтунами», в основном принадлежавшими к низшему классу, о чем свидетельствовали ждущие снаружи фургоны и повозки (сегодня мы могли бы сделать подобный вывод по потрепанным машинам). Во время службы они то и дело громко выкрикивали «Аллилуйя» и «Слава Господу». Божьи дети, или «Уолуортские прыгуны», собирались в Чатеме и у Дуврского вокзала. Их можно было отличить по «звонкому поцелую», которым они обменивались друг с другом. Они не столько прыгали, сколько иногда впадали в транс и танцевали.
У последователей кафолической, или апостолической, церкви — не путать с любой другой католической церковью, англо- или римско-католической, — известных также как ирвингиты, по имени своего основателя, было в Лондоне семь храмов, и в каждом дважды в день проводилась торжественная служба, с ладаном и пышными облачениями священников, «более торжественная, чем в большинстве ритуалистских церквей». У последователей Сведенборга, или Новой церкви, было пять храмов, главный из которых находился на Аргайл-сквер близ вокзала Кингс-Кросс. Они верили, что умершие мгновенно воскресают и что реально существует лишь духовное тело, и в этом теле — за неимением лучшего — браки совершаются на небесах.
Плимутская братия собиралась в трех местах. Они причащались буханкой домашнего хлеба, разрезанной на четыре части; хлеб пускали по кругу, и каждый отламывал себе кусочек, а вино передавали в обычных больших стаканах. Кристадельфиане встречались в академии танца на Гауэр-стрит. Они тоже крестились с полным погружением. «Я был поражен тем, как рабочие читают и толкуют свою потрепанную Библию».
В Великобритании было 5532 моравских брата, но в Лондоне им принадлежала всего одна часовня на Феттер-лейн. Они вели начало от гуситов пятнадцатого века. Их миссионерская деятельность распространялась на такие отдаленные места земного шара, как Лабрадор и Гренландия, на аборигенов Австралии и индейцев Северной Америки. Сандемиане, или гласситы, достаточно известны, благодаря выдающемуся ученому, Майклу Фарадею, который входил в эту секту и верил в спасение по вере, а не по делам. На «праздниках любви» им полагалось целовать своих соседей в обе щеки — чтобы прихожане не пытались избежать поцелуев с дурно пахнущим стариком или прыщавым юнцом, места в церкви распределялись по жребию.