Викторианский Лондон - Страница 74

К 17 мая была создана Компания Хрустального дворца, главными держателями акций стали Лондон, Брайтон и железная дорога Южного побережья. Главой Компании, как и железной дороги, был Сэмюэл Ланг. Шесть учредителей, включая Пакстона, были связаны с Выставкой в Гайд-парке. Публику призывали подписываться на акции, обещая огромные дивиденды, финансирование увеличилось, и Хрустальный дворец был куплен таким, каким он стоял в Гайд-парке, за 70 000 фунтов наличными.[738] Его предстояло возвести заново на 350-акровом пространстве на вершине Сиднемского холма в Норвуде, примерно в шести милях к югу от Лондона. Его великолепное местоположение должно было стать бесплатной рекламой, видимой всем пассажирам, ехавшим по железной дороге Ланга. И это не могло не сработать.

Предполагалось построить две железнодорожные станции, обслуживающие Лондон, Брайтон и железную дорогу Южного побережья. Станция «Нижний уровень Хрустального дворца» располагалась у подножия холма, отсюда вы отправлялись в долгую прогулку вверх по колоннаде со стеклянной крышей. Но в жаркий день вид цветущих растений не всегда служил достаточной наградой за усилия. Другая станция, «Верхний уровень Хрустального дворца», была связана с дворцом изысканно украшенной подземной железной дорогой, построенной каменщиками-итальянцами. Эта станция была открыта в 1865 году. Пассажиры первого класса ехали по ней, как подобает людям их положения, — если хватало вагонов первого класса. Если же нет, им приходилось садиться в вагоны второго класса, «открытые со всех сторон. (Вагоны для овец, вот самое подходящее для них название.)».[739] Или они предпочитали свой экипаж, собственного кучера и так далее. Пассажиры третьего класса ехали в обычных вагонах для скота. Некоторые приезжали в омнибусах, дорога, если все шло гладко, занимала от Паддингтона час с четвертью. От Клапама омнибусы отходили по расписанию каждые десять минут.

Рабочие пришли в Гайд-парк без привычной «чугунной бабы». С удивительным терпением и ловкостью все здание из «стеклянных карт» было разобрано на фрагменты, запаковано, перевезено через весь Лондон и выгружено на новом месте. Там, где оно стояло, остался большой участок высокой пожухлой травы. Спустя какое-то время парк приобрел прежний вид, словно там и не было прославившей Альберта Выставки. Перевозка материалов осуществлялась — а как же иначе? — с помощью лошадей. Пара запряженных лошадей втаскивала на Сиднем-хилл двухтонный груз. Мало-помалу 400 тонн стекла и весь чугун, который можно было использовать повторно, более 4000 тонн, переместились на место будущей стройки. Часть стекла разбилась, это было неизбежно, его вернули братьям Чанс, чтобы сделать заново. Тем временем из закрывшихся оранжерей Лоддиджа в Хакни совершал свой путь гораздо более впечатляющий груз. Пакстон закупил большую часть содержимого оранжерей, в том числе пятидесятилетнюю пальму, весившую вместе с землей, окружавшей корни, 15 тонн и достигавшую высоты трехэтажного дома. Она была погружена на специальную повозку с широкими колесами — при этом остается неясным, не повредил ли пятнадцатитонный груз мостовые, — провезена через Лондон и поднята на Сиднем-хилл запряжкой из 32 лошадей.[740]

Строительство началось в августе 1852 года. Если в Гайд-парке здание было воздвигнуто за восемь месяцев с участием 2260 рабочих, то для возведения нового, постоянного Хрустального дворца в трудном для строительства месте потребовалось 6400 рабочих, и стройка заняла почти два года. Это здание было выше, почти вдвое больше по площади, у него была почти вдвое большая стеклянная поверхность. Несмотря на свою прозрачность, здание было массивным. Хотя его очень полюбили и продолжали любить в течение всех лет, что оно существовало, его очертания на фотографиях кажутся мне — хотя вкусы различны — слишком властными, угрожающими. Здание было видно с большого расстояния. «Я видел, как оно сияет, даже зимой, от Уормвуд-Скрабс» (на севере Хаммерсмита).[741]

В нем было три этажа, использовались те же изящные модули, которые так удачно были применены в Гайд-парке, но в этот раз было сделано три огромных сводчатых трансепта. Поскольку здание строилось на крутом холме, необходим был мощный фундамент, и в цокольном этаже была устроена не имеющая прецедента система обогрева, состоящая из горячих труб длиною в 50 миль. (Снова и снова поражаешься энергии и новаторству викторианцев.) Не все шло гладко. Четыре раза конструкция обрушивалась, произошло семнадцать несчастных случаев со смертельным исходом. Но к маю 1854 года здание было почти закончено. С открытием тянуть было нельзя, мог пройти светский сезон, поэтому в июне 1854 года шла активная подготовка к открытию, на котором должна была присутствовать королевская чета.

Подумали ли они, сдерживая зевоту: «Неужели все снова? Вряд ли это может быть так же хорошо, как волшебная Всемирная выставка Альберта!» История умалчивает. Королева просила своего премьер-министра передать устроителям, что ей очень понравилась музыка, «лучшее из всего, что Ее Величеству доводилось слышать». Был ли Альберт столь же доволен, можно усомниться; хор из 1800 певцов, поющих «Аллилуйю» мог бы заставить Генделя перевернуться в гробу. Там присутствовали все сильные мира сего. Диккенс считал, что это «самое большое жульничество, воздвигнутое на многострадальных людских плечах». Рескин, со своей стороны, полагал, что «невозможно переоценить влияние такого учреждения на умы трудящихся — в этих хрустальных стенах пробуждаются стремления, здоровье, интеллект».

Ведущей идеей нового Хрустального дворца было образование масс путем предоставления им «Иллюстрированной энциклопедии». С этой целью их ожидал исторический парк, с предысторией на нижнем этаже и путешествием во времени по десяти «Архитектурным Дворам», в каждом из которых были воссозданы в гипсе в соответствии с новейшими археологическими данными древние здания и статуи. Вдумчивый последовательный осмотр их в сочетании с соответствующим путеводителем давал посетителю возможность охватить всю историю цивилизации.

Там была реплика Львиного двора в Альгамбре и точная копия изысканного мавританского свода, напоминающего сталактитовую пещеру с резными узорчатыми сотами из 5000 отдельных фрагментов, выполненных из желатина. Помпейский и итальянский дворы поражали яркостью красок. Ассирийский дворец охраняли гигантские крылатые и бородатые фигуры. Египетский двор сиял подлинными красками храмов эпохи фараонов, от которых остались лишь крохотные выцветшие фрагменты. Колонны храма в Карнаке были сделаны намного короче подлинных, что позволяло изучить их искусно украшенные капители. Две исполинские фигуры из Абу-Симбела высотой в 51 фут были воспроизведены в раскрашенном гипсе, они возвышались под сводчатой крышей трансепта. Греческий двор был заполнен белыми гипсовыми слепками античных статуй, изъяны, нанесенные временем оригиналам, делали их для посетителей Сиднема еще интереснее. Римский двор был огорожен разноцветным мрамором. Византийский включал копию монастырской галереи восьмого века из музея в Кельне. Средневековый двор поощрял страсть викторианцев к готике. Там был также отдельный двор исторической и современной скульптуры.

Но этот пышный дизайн каким-то образом сочетался с оранжерейными растениями Пакстона, с зоологическими коллекциями, с паноптикумом и с намерением членов правления получать деньги. На множестве великолепных иллюстраций видна зелень, свисающая с любого выступа и растущие всюду пальмовые деревья. Здесь были торговые залы, где продавалось все, от шалей до пианино, от игрушек до мебели. Предприятия Бирмингема и Шеффилда располагали собственными «дворами», торговавшими их продукцией. Посетители, жаждущие просвещения, вдруг оказывались перед манекенами странных людей и коллекцией чучел животных, вплоть до гиппопотама. Над буфетными столами неясно вырисовывались «фигуры различных заморских племен, размахивающие копьями в родных джунглях».