Викторианский Лондон - Страница 3
Каменноугольный газ, которым начали пользоваться, обладал отвратительным запахом, совсем не таким, как современный газ. Как можно было предвидеть, газовые магистрали подтекали. Даже сейчас, если оказаться на земляных работах на какой-нибудь лондонской улице, иногда можно уловить запах каменноугольного газа, которым пропитана почва. К газовым трубам даже тайно подключались — не всегда удачно — те, кому не хотелось платить за газ.[14] Газовые заводы в различных частях Лондона распространяли вокруг отвратительный запах.
Кажется странным, что в рассказах как приезжих-иностранцев, так и английских туристов редко встречаются упоминания об ужасных запахах. Но их, несомненно, ощутила королева, когда приехала посетить «Грейт Истерн» в Миллуолл на Собачьем острове, ниже по реке. Одна из сопровождавших ее дам писала своей сестре: «запах стоял неописуемый. Королева все время нюхала свои духи» (курсив мой).[15] Всемирная выставка в жаркое лето 1851 года день за днем собирала вместе больше народа, чем когда-либо раньше в каком-то месте Лондона. Но ни в одном из рассказов о Выставке я не встретила упоминания о том, что туалеты мистера Дженнингса, за разовое пользование которыми нужно было заплатить пенни, воняли.
Одни районы в этом отношении были хуже других. Трущобы отравляли своим зловонием грязные переулки за самыми модными магазинами и домами. Но первое место, несомненно, принадлежало Бермондси, на южном берегу Темзы напротив лондонского Тауэра. Здесь выделывали кожу, это был долгий, требующий мастерства процесс, в котором применялись, в частности, собачьи экскременты. Неудивительно, что «в воздухе стоял отвратительный запах».[16]
В январе 1862 года уважаемый специальный журнал, «Билдер», подчеркивает необходимость перемен:
Когда прилив достигает высшей точки, низко расположенные районы оказываются затоплены — но не водой, а сточными водами… грязью, которая вызывает брожение и наполняет наши дома и улицы газами, невероятно разреженными, содержащими в себе гораздо больше, чем ватерклозетная жидкость. Переполненные погосты подтекают, дождь смывает с улицы и уносит с собой… грязь, лошадиные и коровьи экскременты… больничные отходы… отбросы и помои торговцев рыбы и рыбных рынков; отбросы скотобойни; жидкие отходы скорняков, клеевщиков, свечников, торговцев костями, кожевников, живодеров, требушинников… отходы химических фабрик, газовых заводов, красилен… уносит дохлых крыс, дохлых собак и кошек, и, как ни печально говорить, мертвых младенцев.
Когда ватерклозеты стали обычным явлением, викторианцам следовало прежде всего поздравить себя с прорывом в очистке территории Лондона. К 1857 году число ватерклозетов достигло 200 000,[17] они надлежащим образом заменили выгребные ямы, а опорожнялись прямо в Темзу по канализационным трубам. Результатом, несколько отсроченным, но неизбежным, было Великое Зловоние 1858 года. В июне Темза воняла настолько сильно, что находиться в Вестминстерском дворце в покоях, выходивших на реку, стало не только непереносимым, но и — если верить в теорию миазмов — опасным. Это, наконец-то, привело к тем действиям, которые должны были совершить комитеты, созданные десяток лет назад.
Лондонцы начали понимать, что управление городом посредством средневековых приходских советов в условиях девятнадцатого столетия нежизнеспособно, и в 1845 году был создан Первый лондонский столичный совет по городским работам. Впервые канализация рассматривалась как общегородская проблема. Но все было очень сложно. Прецедентов не было, а местные руководящие чиновники любят прецеденты. Разрешение строить или перестраивать дома после 1848 года предусматривало прокладку канализационных труб, но эта перемена принесла больше вреда, чем пользы. В 1849 году Чарльз Диккенс определял Городскую комиссию по стокам как «абсурдную смесь тупоумия и продажности».[18] По счастью, в комиссию в том же году вошел в качестве помощника инженера Джозеф Базалджетт, а когда три года спустя его начальник умер от переутомления, именно он был утвержден на должность главного инженера.
Дед Базалджетта эмигрировал из Франции в конце 1770 года. Джозеф родился в 1819 году. Пройдя обучение у инженера-строителя с хорошей репутацией, двадцатитрехлетний Джозеф начал работать самостоятельно в 1842 году. Широкие взгляды, организаторская энергия и инженерный гений сделали невозможное. На набережной Виктории стоит скромный бюст Базалджетта с надписью «Создатель главной дренажной системы Лондона и этой набережной». Но он достоин эпитафии, которую заслужил Кристофер Рен своим последним достижением, собором Святого Павла — si monumentum requires, circumspise (если ты ищешь памятник ему, оглядись кругом). В случае Базалджетта можно было оглядывать весь викторианский Лондон.
Лондон расположен на отлогом склоне, идущем с севера на юг, от холмов Хэмпстеда до болот Ламбета и Гринвича. Кроме того, часть города лежит в неглубокой чаше, центр которой находится около Поплара/Дептфорда. (Представьте себе блюдечко, слегка наклоненное в вашу сторону, левая часть которого выше, чем правая, с рекой, извивающейся посередине.) Старые сточные трубы были проложены к Темзе или одному из множества ее притоков. Базалджетт, фигурально выражаясь, взял ручку и провел прямые вдоль сторон блюдечка, приблизительно параллельные реке, перпендикулярно старым сточным трубам и притокам Темзы. Эти линии доходили до реки гораздо дальше по течению, далеко за границами (тогдашней) застройки. К северу от реки было три линии: верхний уровень, средний уровень и нижний уровень — они соединялись около Стратфорда в Восточном Лондоне; две линии шли по южному берегу и соединялись в Дептфорде.
Весь проект, оцененный в 3 миллиона фунтов и осуществленный благодаря частным инвестициям и государственному финансированию, занял пять лет, не считая периода тщательной подготовки, характерной для Базалджетта. Зачастую старые сточные трубы нужно было отследить и нанести на карту; их местонахождения никто не знал, что свидетельствует о том, насколько часто их чистили.[19] Работа над «перехватывающими канализационными трубами» началась в феврале 1859 года и продолжалась по всему Лондону, препятствуя уличному движению, но в какой-то мере ослабляя прежние запахи. В августе 1859 года «было подсчитано, что 200 000 выгребных ям за последние годы были убраны из-под наших домов».[20] Но все же в 1861 году лондонский житель писал: «нам приходилось переживать жаркие летние месяцы как мы пережили бы чуму… потому что в знойные августовские дни от Темзы всегда поднимался такой густой мерзкий запах, что ее берега становились отвратительны и вынуждали нас убираться как можно дальше от них. Но наступают лучшие времена…».[21]
К ноябрю 1861 года «около 1000 человек работали [над северным средним уровнем], и он быстро продвигался».[22] В большинстве случаев туннели закладывались под улицами, «выкапывались и засыпались», иногда на 30 футов ниже уровня земли. Тысяча рабочих прокладывала трубы от Кенсал-Грина до Ноттинг-Хилла, затем вдоль Оксфорд-стрит — вообразите себе это столпотворение — через Шордич и под Риджентс-канал к Стратфорду. Труд рабочих облегчали только паровые подъемные краны и, разумеется, лошади. К 1862 году Лондонский столичный совет по городским работам даже провел экскурсии. Одна группа осматривала канализационную трубу на Олд-Форд в Хакни, а затем «шла по длинному туннелю, который был освещен примерно на милю». Затем все участники экскурсии были посажены в грузовой поезд и проехали по месту работ примерно 7 миль, до Баркинга, «где должен быть северный выход. Здесь была предложена легкая закуска, а после ланча нас провезли на трех пароходах [очевидно, группа была большая] вверх по реке к Гринвичу и спустили в туннель, который должен был вести к канализационной системе южной части Лондона».[23]