Вий Н. В. Гоголя как подлинная жизнь. "СИ" - Страница 3

2.Богослов Халява - еврейский болтун проповедник, очевидно любитель поживиться дармовщиной. От распространённого обозначения мошенников, и слова халява, которое происходит от еврейского молока, разносимого даром по пятницам беднякам.

3.Хома Брут - единственный настоящий учёный специалист - философ. От имени Брут римского сенатора и предателя императора Гая Юлия Цезаря, которого он считал своим другом. Слово Хома - обозначает ритуал огненного жертвоприношения.

     В дополнение отмечу то, что старуха даже укладывает спать трёх как бы случайных оболтусов строго по ранжиру: отпрыска аристократов Тиберия в хате, богослова еврея Халяву в келье, смышленого простолюдина интеллигента - в хлеву ...».

Собственно весь материал автора статьи, касающийся непосредственно повести «Вий» мною был дан здесь полностью.

Во-первых, обращусь со словами благодарности к сему оригинальному автору статьи. Без его опуса, явно носящего провокационный характер, не возникла бы у меня потребность рассмотреть повесть «Вий» незамедлительно. Будем считать, что со своей ролью провокатора он справился на крепкую троечку. Но с разбором творения этого мыслителя мы пока погодим. А сами пока задумаемся с чего начать то наш анализ повести Гоголя?

Действительно разбор произведения лучше будет начать именно с бурсаков. Почему именно они задействованы в произведении? Потом перейти к пану сотнику и его дочери. Затем разобрать отношения главного героя с крестьянами пана сотника и с ректором академии и с учебой, бездной знаний которой многие убоялись.

Зададимся вопросом. Можно ли бурсаков, описанных в повести, сих добрых молодых людей воспринимать как людей интеллигентского звания? А Хому Брута как просвещенного специалиста – интеллигента, стремящегося к народному просвещению?

Ответим просто – нет. Бурса это в описываемый период не место обучения исключительно интеллигенции, это собственно единственное место, где можно было учиться, вспомним отрывок из другого произведения Гоголя.

       - А поворотись-ка, сын! Экой ты  смешной  какой!  Что  это  на  вас  за

  поповские подрясники? И эдак все ходят в академии? - Такими словами встретил

  старый Бульба двух сыновей своих, учившихся в киевской  бурсе  и  приехавших

  домой к отцу.

           Сыновья его только что слезли с коней. Это были два дюжие молодца,  еще

  смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы. Крепкие, здоровые

  лица их были покрыты первым пухом волос, которого еще  не  касалась  бритва.

      Они были очень смущены таким приемом отца и стояли неподвижно, потупив глаза

  в землю.

           - Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько, - продолжал  он,

      поворачивая их, - какие же длинные на вас свитки1! Экие свитки! Таких свиток

  еще и на свете не было. А побеги  который-нибудь  из  вас!  я  посмотрю,  не

  шлепнется ли он на землю, запутавшися в полы.

Как мы видим, и Остап и Андрий, сыновья Тараса Бульбы тоже окончили Бурсу. Но при всем уважении к их учености, назвать их интеллигентами было бы не правильным. Полученное образование создавало возможность им для получения государственных и воинских должностей, но основным было все, же принадлежность человека к благородному сословию аристократов.  То есть триады – народ, власть и интеллигенция в тот описываемый момент вообще еще не существовало. Она возможно только нарождалась. Но главное, что давала Бурса, простому человеку, ради чего он мог претерпевать любые муки и переносить любые труды, это возможность стать властью. Оказаться либо среди духовенства, либо среди чиновничества. Вот приз, за который и шла борьба.

И здесь мы сразу отметим, что отношение писателя и к Бурсе и изображенным в повести бурсакам явно враждебное. Имена им даны оскорбительные, характеристики убийственные. С такими характеристиками их прямиком нужно было бы отправлять на плаху, а не записывать в ряды просвещенных специалистов. Но всему есть объяснение.

Вспомним время написания повести. И вспомним главную задачу любого триллера. Триллер должен опереться на какие-то осознанные и неосознанные страхи людей проживающих в неком обществе и в ходе развертывания действия эти страхи должны быть развеяны и побеждены. Понятное дело, что Гоголь в любом случае обращался со своими произведениями в первую очередь к своим современникам. К их страхам и фобиям. К их жизненному опыту. Какой же страх царивший в его времена в обществе  развеивал  Гоголь свои данным рассказом, и почему для этого нужно было давать такую нарочито отрицательную характеристику бурсакам и в отдельности Хоме Бруту?

Действительно, давайте вспомним, кто в тот исторический период времени, был основным потребителем продуктов литературного творчества, к кому обращался своими произведениями Гоголь? Ответ известен.  Основным его читателем было Дворянство. Основной правящий класс того времени.

Само имя Хома Брут можно было бы приблизительно перевести на великорусский  язык как Фома Хам. Грядущее пришествие Хама, вот тот потаенный страх просвещенного дворянского общества первой половины девятнадцатого века, который владеет умами дворянства. С кем мы можем сопоставить Хому из литературных персонажей того времени, кто является еще таким же хамом рвущимся к власти и к положению в обществе невзирая ни на какие преграды? Рискну предположить, что имело бы смысл сравнить Хому Брута с Молчалиным из стихотворной пьесы «Горе от ума» Грибоедова. Собственно Хома и есть недоделанный Молчалин. Осталось ему только завершить учебу и попасть на службу и вот Молчалин будет весь здесь. Молчалин и Хома Брут, Софья Фамусова и прекрасная ведьма панночка – вот некий единый фронт соотношения ужаса крепостнического общества. Тот же самый общий сценарий рассмотрен и в «Горе от ума» и в повести «Вий», столкновение двух миров через столкновение, а в последующем попрание и подчинение себе грядущим Хамом женской составляющей правящей элиты.

     И вот именно это взаимоотношение, этот начавшийся конфликт между женским началом во власти с её мужской частью и есть подлинное наполнение данных великих книг. Роман Софьи и Чацкого собственно банален, хоть вроде и полностью законен, и вызвать к себе никакого внимания сам по себе не мог бы, как сюжет для драматического произведения. Но вот роман Софьи и Молчалина, это что-то новенькое, доселе невиданное, но при этом еще и отвратительное для мира читающей публики той современности и потому вызывающее болезненную реакцию и сильный интерес у читателя. И этот материал дается еще и в столкновении, в конфликте с подлинным, фактически законным владельцем прав на Софью Чацким, человеком, которого общество величает неким новым явлением, поборником чего-то светлого и доброго. И вообще воспринимает как своего в доску, рукопожатного человека.