Ветра Унтара (СИ) - Страница 88

«Бессмертием может похвастаться тот,

Чьи песни поет благодарный народ,

И Солнце предскажет победу тому

Чье сердце пылает в любовном жару.

Но тот, чьи дела велики и трудны,

Уйдет от нас первым, увы.»

Увы, Эмиль понял, что не сможет выстрелить, потому что пальцы примерзли к железной оковке затвора. Внутри смерча - зона покоя, это Эмиль знал, но никто, даже Улен не знал, что температура сердцевины смерча ниже, чем на вершине Вечной Горы, потому там, в сердцевине смерча, все живое замерзает быстро и незаметно. Эмиль попытался вздохнуть, воздух был так холоден, что обожгло легкие и инеем осело на горле.

- Ведьма! - успел подумать Эмиль, и в его ускользающем сознании отразилось:

«Каждому смертному

Или волшебному,

Рожденному на Земле,

Дано выбирать

Воскрешения тленного,

Или бессмертья во тьме...»

«Бессмертья во тьме, - подумал Эмиль, - Итта поймет...» - он нажал на спуск, стрела ринулась и исчезла в просвете над головой, вторая и третья задержались, Эмиль нечеловеческими усилиями отдирал примерзшую руку. Четвертую и пятую стрелы он уже не помнит; он стрелял наугад, а, может, и не стрелял вовсе. Сон и холод поглотили его без остатка. Мысли заняла зима, и, пока он вел долгие беседы о ветре, метель погребала под себя лицо любимой, фигуру брата, знакомые дома, города, леса и долы, осталась только улыбка дедушки Феодора, и она казалась все яснее и все отчетливее...

Переплыв озеро, Эрик оказался один в развороченном смерчем лесу. Он долго брел, неразбирая дороги и глотал слезы. Откуда ему было знать, где искать Эмиля? Эрик звал брата, звал, пока не забрел в орешник. Здесь он присел на поваленное дерево и, не в силах больше сдерживаться, разрыдался. Когда слезы иссякли, он обругал себя девчонкой и снова принялся за поиски. Эрик обходил каждый куст и заглядывал под каждое поваленное дерево, он вспомнил все секреты поисков пропавших, но они не действовали. Наступила ночь, и Эрик продолжал искать в темноте. Странная это была ночь, пустая. Если бы Эрик не был так погружен в свое горе, он бы заметил, что до самого утра ему не встретилось ни души. В полночь не ухала сова, на рассвете не кричали куропатки, и даже зайцы-стрекачи, не спешили покидать свои глубокие норы. Милый Синий Лес опустел после катастрофы...

Стоило забрезжить жаркому утру, как Эрик осознал, наконец, одну простую истину - его брат не стал бы бросаться в объятия смерти без какого-либо четкого плана. У Эмиля был план, которым он не удосужился поделиться с братом-близнецом. Эрик выругался от досады и повернул к базе. Он принял решения вытрясти из Талески все. Эрик понял, что Тигиль точно знал, где Эмиль собирался встретиться с ветром. Глубоко в душе затеплилась надежда, что Талески и без того уже ищет своего друга и, возможно, ему улыбнулась удача...

К обеду, когда солнце уснуло в самой высокой точке неба и даже в лесу трудно было отыскать подходящую тень, следопыт утвердился в мысли, что Эмиля нашли без него. Жара одолевала и, чтобы бороться со сном, пришлось раздеться до пояса, сесть на траву и раскурить трубку. Но сон, как известно, явление настырное; Эрик задремал, и ему приснилось, что красноглазая перепелка, которая погибла от урагана в нашем саду, чудесным образом ожила и прилетела к нему.

Едва Эрик открыл глаза, то увидел, что красноглазая перепелка продолжает ему сниться и при этом без зазрения совести расхаживает взад-вперед по его ноге. Эрик попытался отогнать наваждение, но оно не исчезло, а больше того - перелетело на липовый ствол и, свесившись вниз головой, заговорило совсем непонятные вещи.

-- Рада ты выбрался сам молодец все ищут лес полон конвоя... - перепелки не говорят предлоги и устраивают из предложения сущий салат, но понять их можно... только не в этот раз.

-- Что ты хочешь сказать? - не понял Эрик. - Откуда я выбрался?

Птичка подогнула одну ножку и склонила на бок голову; казалось, ее круглые красные глазки полны удивления.

-- Очень глубокая яма много погибших деревьев ты мертвый страшно сказать хозяину ищет тебя видеть ожившим радость Улену...

-- Постой! Я мертвый? - дыхание Эрика опустилось куда-то в пятки и от этого, как водится, говорить стало неудобно.

-- Миновала смерть полечу расскажу... - перепелка вспорхнула...

-- Стой! - что есть мочи закричал Эрик, - не улетай! Говоришь, глубокая яма? Ты видела Эмиля!!! Маленькая птица, покажи мне эту глубокую яму! Покажешь?

Перепелка снова приземлилась Эрику на колено и помахала крылышками:

-- Зачем?

-- Я - другой, не он, - сбивчиво начал объяснять Эрик, - там, в яме, мой брат!

Перепелка какое-то время недоверчиво смотрела на Эрика, а потом вздохнула:

-- Жаль, - прочирикала она, - твой брат погиб, ужасный ветер, идем... - и птица взлетела в воздух, а Эрик бросился за ней.

Поспеть за красноглазой перепелкой дано лишь тому, чей брат в опасности или тому, кто владеет волшебными ботинками. Эрик был и из тех, и из других. В нескольких шагах от Оврага Печали, там, где Эрик проходил вчера, как минимум, раз пять, перепелка села на ветку огромной ели.

- Здесь...

За елью, под такой грудой сухолома, что Эрику ни в жизнь не догадаться, пряталась не просто глубокая яма, а очень-очень глубокий полыньячный колодец...

Не один час понадобился на то, чтобы извлечь из-под ветвей сухолома со дна полыньячного колодца замершее тело Эмиля. К вечеру, когда усталое Солнце оставило небо, Эрик принес брата к озеру, до того места, где его ждал Амис. А к исходу дня, на базу лесного конвоя влетела черная как смоль лошадь с долгожданною ношей на своей спине. В доме горел огонь, но никто не встретил братьев Травинских, потому что в этот момент Улен читал послание древних мудрецов к тем, кому суждено было познать смертельный холод ветров Унтара...

________

Тот, кто поверг Волшебный смерч, был вправе рассчитывать на чудо, и чудо случилось - Эмиль не только остался в живых, но и быстро оправился от тяжелой болезни. Лишь август окрасил кармином бузину и кулиягода поспела, Эмиль окончательно поправился и болезненная бледность покинула его лицо. Но уже на второй день после того, как сознание вернулось к нему, Эмиль попросил принести флейту. Бережно взяв тоненькую медную дудочку с уймой серебряных клапанов, он едва улыбнулся, а когда все ушли ужинать, заиграл. К этому моменту георгины в палисаднике за домом распустили для пробы по одному бутону, ночь пришла черной и звездной, а Малая Луна откатилась далеко за небосвод. Эмиль играл и от напева к напеву музыка все увереннее лилась в открытые окна, текла за рукомойник и дровяную поленницу, в щели забора, сквозь зеленый коридор, стволы и кроны, встревожила ярким звоном засыпающий лес и понеслась с косяком журавлей за горы, города и леса, ввысь, к далеким немеркнущим звездам...

Говорят, на заре миров каждая травинка знает тайну жизни, говорят, когда времена меняются, человек приближается к этой тайне. Она тревожит и томит его чуткую душу. Говорят, тогда мир отражается в человеке, как в зеркале, весь мир вмещается в каждого из нас. Знать бы, когда наступает время чувствовать и слышать. Знать бы, как поступить с тем, что уже пробудилось и ждет...

Глава 26, в которой Эмиль оставляет за собой последнее слово

К исходу лета Малая растолстела до крайности и закатила свои золотые глаза на север. То ли потому, что луна толстела, то ли потому, что Полосатая Планета приблизилась к Земле настолько, что Малой приходилось соперничать с ней, но ночи наполнялись такой первобытной силой, что невозможно было устоять от соблазнов и не потерять голову от лунных чар.

Выздоровление Эмиля пришлось как раз на праздник Летнего Луностояния. Того самого, в который Угрюмые Ведьмы водят свои хороводы, лешаки поют жуткими голосами, а на окраинах деревень вокруг последних летних костров собираются крестьяне, все без разбору: и стар, и мал.