Ветер над яром (сборник) - Страница 6

…Примерно тогда же (1997 год) Льюин начал сотрудничать с комитетом “Ученые за мир”. Вам прекрасно известно, А.А., как развивались ракетные и противоракетные системы в девяностых годах. Льюин методично исследовал развитие систем вооружения и показал, что наступит момент, когда эволюция антисистем вооружений выйдет из-под контроля человека В дальнейшем системы будут развиваться самостоятельно, и никакие переговоры и соглашения не смогут этому помешать. Отсюда вывод: либо сейчас договориться о полном разоружении, либо не воображать, что переговоры что-то значат, не нужно обманываться самим и обманывать народы…

…Возможно, А.А., эти выступления Льюина повлекли ответные меры со стороны, например, Агентства по национальной безопасности (АНД), не исключена и возможность шантажа (впрочем, наши эксперты понятия не имеют, чем можно шантажировать Льюина). Как бы то ни было, после 2002 года Льюин ни разу не выступал по проблемам мира…

…Научные публикации Льюина в последние годы связаны с исследованием изменений постоянной тяготения. Видимо, такие изменения — на уровне примерно одной стомиллиардной доли — реально существуют. Впервые в лабораторных условиях они были зафиксированы группой Бутлингера в МТИ. Год спустя — в 2002 году — результат был повторен в МГУ Смешинским, который показал, что постоянная тяготения не только меняется, но имеет характерное время изменения. Именно Льюин в дальнейшем провел тщательный теоретический анализ и доказал, что это время не связано ни с какими земными или космическими процессами негравитационного характера…

…Вероятно, анализируя биографию Льюина, нужно обратить внимание на 2002 год (А.А., внимание’). Именно тогда наметился сдвиг в выступлениях Льюина, Отразилось это и на научной деятельности — последние работы тяготеют к излишнему академизму, граничащему со схоластикой…”

Половины текста Воронцов не понял. Писали явно два человека. Один давал сугубо научную характеристику деятельности Лысина, и понять его было трудно, а другому принадлежали интерпретации и размышления.

В Публичной библиотеке Воронцов обычно резервировал себе столик в центре общего зала. Он заказал микрофиши с документов слушаний конгресса за 2002 год и обратился к памяти библиотечного банка данных с просьбой разыскать фирму, которой принадлежит данный товарный знак. Знак он изобразил световым карандашом на дисплее и был уверен, что изобразил точно. Получил ответ: “Фирма не зарегистрирована”. Воронцов подумал, что вопрос был поставлен не вполне корректно: фирма могла существовать раньше и быть ликвидированной. Он послал вторичный запрос и занялся микрофишами.

“Почему скомпрометировали Коули? — думал он, сбрасывая очередной микрофиш и заменяя его следующим. — Если не считать, что сделали это намеренно, следует ли, что она знала что-то о Льюине, чего не следует знать другим? Кому — другим? Портеру? Или Воронцову? Что общего между Коули и Льюином? Красивая женщина. Льюин был женат, жена умерла… Господи, все это банально и бездарно”.

Раздумывая, Воронцов едва не пропустил нужную информацию. Дело о растрате слушалось 17–19 мая 2003 года под председательством сенатора Бэрли. Речь шла об одном из отделов Прогностического центра конгресса. Четырнадцать миллионов долларов, предназначенных для исследований будущего слаборазвитых стран, были по неизвестной причине истрачены на субсидирование некоей фирмы, занимавшейся социологическим опросом населения. Фирма была частной и касательства к центру не имела. Деньги были переданы с ведома председателя центра сенатора Крейга, хотя сам Крейг на заседании уверял, что слышит об этой фирме впервые и никаких документов на передачу денег не подписывал.

Дело читалось как детектив. Сенатор денег не давал, но на счет фирмы они поступили и были истрачены. К тому времени, когда растрата обнаружилась — это сделала инспекторская группа конгресса — фирма закончила исследования и была ликвидирована, как и ее счет в банке, на котором не оставалось ни единого цента. Председателя фирмы — некоего Остина Бакстера — вызвать на допрос не смогли, поскольку такого человека не существовало в природе. Конкретные фамилии служащих фирмы или людей, с которыми фирма работала, не упоминались.

Слушание закончилось ничем. Против таинственного Бакстера возбудили уголовное дело, которым занялось Бюро. Обсуждение меры взыскания для сенатора Крейга перенесли на закрытое заседание, и соответствующего микрофиша в стопке, естественно, не было.

Прекрасно понимая уже, что он увидит, Воронцов вызвал ответ на запрос о товарном знаке. Так и оказалось — знак принадлежал частной социологической фирме “Лоусон”, которая была образована в 2001 году и два года спустя прекратила свое существование после того, как были исчерпаны финансовые лимиты и завершено исследование, ради которого фирма создавалась.

Когда Воронцов покинул зал библиотеки, у него болела голова, он понятия не имел, что делать с отдельными звеньями. Может быть, не знал этого и Портер. Возможно, все это не имело отношения к Льюину.

Воронцов зашел в аптеку, попросил таблетку от головной боли. Кто является большим дураком — он или Портер? Скорее всего, он, Воронцов, потому что упустил какую-то важную деталь. Так ему показалось. Голова перестала болеть, но навалилась усталость — он почти не спал ночью. “Домой”, — решил Воронцов и направился к машине, которую приткнул за угол здания библиотеки.

Отъезжая со стоянки, вспомнил, что одной части поручения Портера не выполнил, запутавшись в вопросах и дискуссиях конгрессменов. Список профессий. Какие-то профессии людей, опрошенных фирмой, в ходе слушания упоминались. Воронцов вспомнил, что были среди них инженеры, ученые, политики, музыканты… Вот-вот, музыканты тоже.

Вытащить машину из потока было нелегко — близился конец дня, на улицах начали возникать обычные заторы. Но все же минут через двадцать Воронцов снова пошел в библиотеку и затребовал тот же комплект микрофишей. Он пустил считыватель на перекладывание и быстро добрался до нужной пластинки. То есть — ему показалось, что добрался. Микрофиш содержал слушания о бюджете подкомиссий. Он вернулся к предыдущему — это было юбилейное заседание по поводу пятидесятилетия сенатора Мак-Ки. Позвольте, но… Только сейчас Воронцов обратил внимание на номера пластинок. Нужного номера попросту не было.

“Музыковед Жаклин Коули участвовала в работе фирмы “Лоусон”. Может быть? Может. Ну и что? Она лично знала Льюина. Как-то все это связано…”

Воронцов стоял у окна, постукивая пальцами по стеклу. Лента Код-ривер была серой, отражала серость неба, покрытого низкими тучами. Сейчас пойдет дождь, наверно, такой же мелкий и нудный, как в Москве. Воронцов подумал, что не высидит целый вечер в квартире один. Прочесть то. что передаст в восемь часов Портер, можно с любого терминала. Например, из компьютерного зала пресс-клуба.

Дождь разразился, когда Воронцов выруливал на стоянку перед клубом. Не дождь — ливень. С неба низвергалась настоящая Ниагара воды. Машина будто погрузилась на дно моря. Вот сейчас перед ветровым стеклом появятся стайки рыб. Выходить из машины смысла не было.

А может ли быть, чтобы за ним кто-то следил? То, что микрофиш был изъят, означало, по крайней мере, что Воронцовым интересуются. Кстати, возможно ли в принципе считывание чужой информации с терминала? Воронцов не был специалистом по компьютерам, но полагал, что если можно перехватить видеофонные разговоры, то почему нельзя делать то же с ЭВМ?

Почему им интересуются? Он не сделал ничего противоречащего федеральным законам. И не сделает. Он журналист и собирает открытую информацию. Прятать ему нечего.

Ливень прекратился так же неожиданно, как и качался, и Воронцову с трудом удалось, минуя глубокие лужи, перебраться на тротуар. Часы в холле показывали без пяти восемь. Пора.

Воронцов прошел в компьютерный зал — журналисты и в клубе не могли обойтись без информации. Ему повезло — не все терминалы были заняты. Он опустил в прорезь монету в пятьдесят центов, вспыхнул дисплей, и Воронцов набрал, стараясь не ошибиться, цифры кода. Текст пошел, едва он нажал на “чтение”.