Ветер над яром (сборник) - Страница 35

“Хей-я! Хей-я! Хей-я!”

Удо фон Роецки очнулся Вот, Удо, смотри: уже заводят катер, чтобы идти навстречу драккару. Он приближается, вымечтанный тобой. На тебе — куртка, подобная безрукавкам викингов, черно-багровая с золотом, как повествуют саги об одеянии Мунира, вестника асов, и золотой жезл в твоей руке, знак службы Мунира. Иди же в катер, Удо! Сделал свое дело недоносок Бухенвальд. Завтра начнет исполнять долг червь Бруннер. А ныне — твой день. Иди и заставь простодушных героев поверить, что им воистину выпала честь живыми вступить в чертоги асов!

Удо фон Роецки медленно двинулся к катеру. Ему было легко идти по осклизлым камням, и он не оступался. Ведь рядом с ним, поддерживая, шел Огнебородый и смеялся, сотрясая нечто в правой ладони. И знал Роецки, что увидит он, когда распахнет викинг пальцы.

Кость со знаком.

И будет этот знак — норн.

Судьба!

Правду говорил Глум, но не всю правду. Малодушный, остался он во мраке, не вступил за кровавый порог, оттого не увидел воочию Валгаллу. Мы же узрели, и первым — я, ибо стоял на носовой палубе драккара. Фиорд открылся нам, лицо его обычным было, от лиц иных фиордов отличалось, как различаются лица людей, не более. Близок был край земного круга и умерили гребцы размах: ведь прежде чем ступить, разумно увидеть.

Истинно: Валгалла открылась нам. Вдали высился Золотой Чертог, сияя узорами, вьющимися вдоль стен: медведи и волки, кракены и вороны сплелись в вечной схватке, и окна чертога сияли, залитые твердой водой. Ларцу из южных земель подобен был Дом Асов, рядом тусклым казался горд, ансов обитель, хотя в стране смертных не всякий ярл имел дома, равные красотой и размером. Сказал Хальфдан Голая Грудь: “Поистине, дом ярла — хижина перед жилищами ансов, не ярлы ли прислуживают богам?” И ответил Бьярни Хоконсон: “Половинна правда твоя, Голая Грудь, подобны ярлам прислужники богов, но не ярлы. Героев место в чертоге, подле асов кормятся, там же и спят. Всякому известно!” И промолчал Хальфдан, потому что истину сказал сын Хокона.

И еще увидел я: страж-башня парит над гордом, но необычен ее облик, сияет она под солнцем, как гладкое железо, сложена же из тонких бревен. Под силу ли людям такое? Нет, лишь бессмертным доступно. И стояли боги на берегу толпою, глядя на нас, и был их вид, как вид смертных, лишь одежды отличались. От берега же к драккару плыла ладья и песню пела на ходу, подобную грохоту камней в миг обвала, шла ладья без паруса и весел, дыша дымом, и прыгали руки солнца по бортам, отскакивая в глаза. Да, стальная ладья плыла к нам, и невиданным дивом было такое для людей фиордов, даже саги не поминают подобное, а кто, как не скальды, знают о необычном все, если случалось оно в круге земном? Хальфдан сказал: “Всегда жалел, что страха не знаю, быть может, ныне устрашусь?” И ответил Бьярни Хоконсон: “Не проси страха, берсеркер; кто знает- на добро или зло послана Могучими стальная ладья?” И молчали викинги, подняв весла, пока не приблизилась ладья к нам.

Мунир, вестник асов, стоял на палубе, приняв облик смертного, клюв сбросив и черные перья, накинул на плечи куртку багряно-черную, свежей кожей пахнущую. Еще раз скажу: доступно ли смертным, хоть и умельцу из умельцев, подобное? Ведь окрась кожу, пахнуть свежатиной не станет, запах сохрани, багряной не будет. Всем известно! И сияло обильное золото на вестнике Одина, как и сказано в сагах: диск солнечный на груди и жезл враноглавый в руке; на второй ладони заметил я следы крови, и не говорили о таком скальды. Сверкающим шлемом покрыл голову ас Мунир, рога же шлема сверкали, где такие быки водятся? Только в лесах небесного круга!

Сказал вестник: “Кто ты, ярл? Назовись!” Ответил я: “Хохи имя мое, Хохи, сын Сигурда, прозвища же своего назвать не желаю. И не ярл я, но сын ярла, названный викингами вождем в этом походе. Со мною же побратимы мои, их имена просты и не нужны приславшим тебя. Скажу лишь, что плывут со мною Хальфдан-свей, Голая Грудь, и Бьярни, семя Хокона, скальда Седого, младший сын его и последний живой из семерых. Что до драккара, то имя ему “Ворон”.

Сказал вестник: “Зачем в Валгаллу пришел, Хохи хёвдинг12? Отчего не повернул? Говори!” Ответил я: “Живым в обитель асов кто рад уйти? Нет таких. Но и назад повернуть не мог: братьев ищу, Эльдъяура и Локи. Глум Трусливый Пловец сказал: вами взяты. Верните братьев, бессмертные. Без них не уйду!” Смехом ясным, как сталь ножа, рассмеялся Мунир: “Здесь братья твои, здесь. Желанными гостями вошли в чертог, ныне же пошли в поход по воле Одина. Хочешь увидеть, дождись, столы ждут!” И сказал Хальфдан: “Хочу отведать пищи богов!” Прочие же согласились: “Хотим!”

Укрепив весла, покинули мы драккар, на твердую землю сошли, и не отличалась она от нашей земли: тверда и покрыта травой. В чертог вошли, где стояли столы, томясь от обилия яств, как и сказано в сагах. И сели мы к столам по слову Мунира, не робея более, ибо голодны были и не терпелось отведать, что за еда на столах Валгаллы. Блюдо к блюду стояли там, покрывая доски, и на всякой гортани вкус пища манила взгляд скитальца морей: дымилось мясо, мягкое кабанье и жесткое медвежье, рыба желтая, сухая и с каплями жира алая, и мелкая зернь, цветом подобная смоле и рябине. Все это знакомо, чему дивиться? Иное изумляло: белый песок, тающий меж губ, как снег, но снег сладкий. Сладкие же камни многих цветов. Не для мужей такая еда, но, правду сказать, подобной сладости не видят смертные. Ели викинги, блюд же не убывало: сновали меж столами прислужники, заменяя опустевшие. Иные из ансов стояли вдоль стен недвижно: черны были одеяния их и жезлы из темной стали висели на шейных ремнях, прильнув к каждой груди.

И пили викинги от щедрот асов, напитков же не перечислить. Назову немногие: пиво светлое, подобное нашему, лилось ручьями, но редкие из нас подставляли кубки, и темное было, сходное с напитком олль, гордостью островных саксов, и ромейских ягод кислый сок, что мудреет с годами, и с каплями воска мед, привозимый на торжище русами. Мало испили мы всего, о чем сказано, ибо по нраву побратимам пришлось иное, невиданное: вода на вид, на вкус же огонь. Хлебнувший неосторожно терял дыхание и не скоро мог вдохнуть всей грудью, глотнувший с умом весельем сердце наполнял, и огонь воды стекал в жилы, очищая разум, но связывая без ремней руки и ноги.

И молчал Мунир, ласково глядя, но голосом его вещали круглые рты, что, щитам подобно, висели вдоль стен: “Ешьте и пейте, воины Одина, ведь радостно будет асам увидеть вас, живых, за своим столом, ведь почетно для ансов прислуживать вам!” Взглянув на сомкнутые уста Мунира, удивился я: “Как говоришь?”, и ответил мудрый вестник: “Не говорю, то дух мой вещает!” Когда же уставал говорить Муниров дух, медь гремела из ртов, и плакали струны, словно многие скальды сидели на языках стен, но не было, видел я, скальдов. И спросил я: “Но где же асы, Мунир? Где Один, Отец Богов, и мудрый Хорд, и Норн, дева судьбы, и хранитель весны Бальдур? Где их давние гости: Сигурд, родитель мой, и Агни ярл Убийца Саксов, отец отца, и иные предки, мои и чужие, не здесь ли их место?” И еще добавил я: “Где же братья мои, Эльдъяур и Локи? Не ты сказал разве, что здесь?” Но смеялся в ответ солнечным смехом вестник Валгаллы: “Что толку печалиться, когда время ликовать? Что толку грустить, когда время радоваться? Ешь, Хохи-хёвдинг, и пей, ныне ты гость, завтра же беседовать станем!”

Когда же переполнились утробы побратимов, сменили рты стен медь на свирели, хлопнул в ладоши Мунир, и вбежали в чертог девы-валькирии. Лишь волосы медвяные, лишь косы соломенные прикрывали их наготу, рассыпаясь по плечам, и полные груди манили голодный взгляд. Пахло же от розовых тел так, как не пахнет и от цветов в лугах круга земель. Смело к викингам на колени садились божественные, с великим уменьем шелковыми бедрами шевеля, плечи руками обвивали, смеясь. Среди крика и смеха уснул я. Наутро же чисты были столы, и вновь полны блюда, но исчезли, словно не были, напитки, лишь немного светлого пива стояло в кувшинах из твердой воды.