Ветер над яром (сборник) - Страница 112

Что-то неестественное, манекенное было в нестерпимой правильности его черт, дикторской выверенное™ баритона.

— Я вас слушаю, — произнес отчужденно, глядя несколько в сторону от Федора Тихоновича…

Бухгалтер сжался на краешке дивана, пытаясь застегнуть пуговицу нательной рубашки — беззвучно открыл, закрыл рот. Незнакомец брезгливо шевельнул уголком рта.

— Ну?.. — холодно проговорил.

Бухгалтер завозился, как на мокром. Пролепетал:

— Э-э… Собственно… Время сеанса еще не наступило. Я не… готовился… Шеф…

— Не стройте дурачка, — резко отозвался Шеф. С лицом его произошло странное изменение. Челюсть отяжелела и выдвинулась вперед, в глазах появился недобрый блеск. — Я имею в виду эту историю с детенышем… — утонченным жестом, снова возвращаясь к респектабельности политического обозревателя, взял листочек бумаги. Держал его на отдалении, двумя пальцами. — Ага… Слушайте — действительно, забавно. “Сына таких-то… который, играя, сорвался с балкона девятого этажа… спасло дерево. Малыш зацепился карманчиком за ветку, что и смягчило падение”. Смешно, а? Ха-ха-ха! — коротко, деревянно хохотнул. — Почему не смеетесь? Вам должно быть весело, это уже второй выверт — имейте в виду, второй…

— Однако в столице… — боязливо заговорил Федор Тихонович. — В столице подобное случилось давно. И… я выехал оттуда, никто не знает…

Шеф тяжко глянул на бухгалтера — тот поперхнулся, умолк.

— Полагаться на примитивность их средств информации недопустимо, — заговорил медленно, наставлял. — Кто-то может обратить внимание на такие совпадения. Дважды детеныши оказываются невредимыми, дважды среди свидетелей происшествия… — Шеф криво усмехнулся, — Федор Тихонович… Неосмотрительно, аи, неосмотрительно… — он медленно прикрыл ладонью лицо, провел, словно стирая что-то невидимое. На Федора Тихоновича с экрана смотрел ухоженный старичок, выцветшие ласковые глаза слезились. Вздрогнули морщины на высохшей шее — заговорил:

— Вы не бережете себя, ставите под угрозу всю операцию… Ведь вы единственный из своих коллег, кто справился с глубоким, естественным отвращением к постоянной форме, сумел избежать необратимых нарушений в психике… Мы гордимся вами, — старичок растроганно всхлипнул. — Да, да, гордимся… Нам понятно стремление проверить на практике полученные знания о специфических способностях аборигенов, я имею в виду их забытую возможность к левитации, конечно… Однако, — старческие губы вдруг хищно искривились, посинели, выглянули желтоватые ведьмины клыки… — что значат пара штук здешних детенышей в сравнении с великой Миссией! Не забывайтесь, умоляю, не забывайтесь! — взвизгнул старичок, сверля зелеными, глубоко запавшими глазками бухгалтера. — Помните, кто вы…

Федор Тихонович вяло, холодно кивнул. Придвинулся поближе к приемнику, сидел, недобро щурился. Еще бы, ему не помнить. Десятки лет готовят агентов для проникновения в ноосферы чужих планет. Изумительное, уникальное умение приспосабливаться к проявлениям чужого разума, неимоверная гибкость формы мешают порой рядовой, посредственной особи, она теряется среди многочисленных воздействий, что вскоре ведет к распаду, гибели. Даже специалистам-резидентам, прошедшим полный курс Адаптации, приходится нелегко. Федор Тихонович усмехнулся. Пусть даже выживает один, как случилось на этой планете. Но он вернется к своим с бесценным багажом, изведав психологические особенности аборигенов, всю совокупность их умственной деятельности… И ноосфера перестанет быть барьером для сотен, тысяч новых посланцев, что явятся вслед за Резидентом. Неотличимые внешне от туземцев, знакомые со всеми их слабостями, они одновременно будут свободны от всяческих моральных ограничений, смешных предрассудков. Порядочность, совесть, честь — тьфу… Непревзойденные соглашатели, приспособленцы, карьеристы — словом, политиканы высшей пробы — они найдут питательную среду… Резидент припомнил, как тщательно изучал подшивки газет, информацию по радио, телевидению. Они будут врать, обольщать, двурушничать… Настанет день, и кто-то из них станет, к примеру, президентом. Будут захвачены ключевые посты в руководстве экономикой, энергетикой… И тогда…

Федор Тихонович порывисто вздохнул. Что будет тогда, он тоже знал в совершенстве. Оптимальным вариантом во всех случаях считался экологический кризис, лавиноподобный переход к условиям, исключающим выживание аборигенов. Однако на Земле, хоть и зашли довольно далеко, кое в чем спохватились. Нашлись немалые силы, противодействующие краху… Что ж, скорее всего, вопрос решится в военном аспекте. Правда, арсеналы аборигенов уж слишком разрушительны. Но, возможно, сперва используют химические средства… Эти туземцы чертовски талантливы, что-нибудь да придумают. Все предусмотрено, будем обживать новые пространства…

— Вижу, вам есть над чем поразмыслить, — скрипуче произнес Шеф. Снова поменял внешность: с экрана смотрел моложавый, несмотря на увядшую, туго обтянувшую костлявые челюсти кожу, “мыслитель”. Раздутый, шишковатый, голый череп синевато отсвечивал. Федора Тихоновича замутило, он едва удержал в груди тяжелый клубок… Сказал негромко:

— Я много думал, Шеф.

— Интересно, интересно… — тонкие губы собеседника саркастически растянулись. — Поделитесь:

Резидент пожал плечами.

— Это не очень интересно. Я и в самом деле слишком много вынес из этих раздумий, чтобы не поделиться информацией. Во всяком случае, с вами, моим, гм… духовным наставником…

Что-то в его голосе не понравилось Шефу. У “мыслителя” на экране вдруг резко удлинилась шея, зашевелились, выросли бледные хрящеватые уши. Резидент старался не смотреть на экран.

— Наверное, не случайно именно на этой планете прижился один я. Слишком своеобразный мир, если сравнивать с теми цивилизациями, которые мы… гм… поглотили. — Резидент помолчал. Каждая фраза требовала от него немалых усилий.

— Смешно, не правда ли, смешно?.. — Резидент облизнул губы, передохнул. — Каждое из этих завоеваний оборачивалось увеличением посторонних воздействий. Колонизаторы терялись, неспособные довести до ума новые поселения… Оно и понятно, ведь чего стоит высокий интеллект, полностью лишенный личности. Что ж, это наша трагедия… Резидент замолчал, нерешительно перевел взгляд на Шефа. “Мыслитель” с экрана исчез. В радужном квадрате торчала мертвящая, застылая маска. Ее губы, похожие на гипсовые, открылись:

— Непослушание и измена великой Идее непростительны. Ты лишил себя всех возможностей!

Резидент рванулся, заслоняясь рукой… Затем рука обмякла. Лицо его подергивалось. Он дважды пытался заговорить и наконец, запинаясь, выдавил:

— Я знаю… Но я… не мог молчать!

Задохнулся. Заговорил медленней, раздумчивей.

— Было очень сложно… решиться. Я тянул с сеансом связи… прятался Так было, прятался… Но теперь я стал, наконец, самим собой!

Голос Резидента прозвучал победно… Он выпрямился перед экраном, спокойно, свободно улыбаясь.

— Только здесь, на этой планете, я понял, что это значит — быть собой!.. На Земле те, кто хотел выжить, приспосабливаясь, остались на деревьях. А люди… Люди приспособили среду к себе, при всей ее жестокости. Это была настоящая, честная борьба.

Он улыбнулся почти нежно, покачал головой.

— Какие жуткие испытания! Им некогда было даже как следует познать себя. Способности к левитации, к общению на уровне мозговых энергетических импульсов так и остались в зародышевом состоянии. Что ж, это дело наживное, я уже нащупал кое-что, пригодились наши способности… Сколько всего впереди…

— Впереди — ничего не будет, — прохрипел голос, лишенный теперь хотя бы искусственных человеческих красок.

Резидент поднял взгляд, гадливо поморщился при виде новой устрашающей личины, заполнившей экран. Глаз не отвел.

— Блеф, — сказал он твердо и спокойно. — Блеф… Ни один из вас не способен пробить ноосферный заслон. Пройдет несколько лет, пока подберется новая группа резидентов. Я успею, слышишь, успею, люди узнают вас, оборотни…

Изображение на экране заволновалось, пошло рябью, неясный хрип оборвался треском. Приемник вырубился. Резидент сидел перед черным, слепым квадратом кинескопа… Механически переключил антенну. Босые ноги коченели на полу, он неуклюже залез под одеяло.