Ветер – в лицо (сборник) - Страница 10
Весна… весна набирает обороты! И до всякой Красоты тебе есть дело.
Вот только бы ещё весеннюю – без оглядки – свободу!
Как же мешает нам напускное! Не хватает великодушия, искренности…
Ощущение (с привкусом «позвали») – на службе у Красоты. (И надо б оправдать доверие!..)
Это – как некогда на Мангышлаке в экспедиции… в юности – когда вынашивал (копил) жажду по воде-реке-морю… тоску по красоте-мечте-любви… Всё вместе – по Ней…
Ведь и Волошин, по стихам судя, полсвета исходил – «в чертах случайных лиц» – всюду – Её ища (на что – впечатление – жизнь «потратил»). В тоске по Встрече (или не-встрече?) – не по реальной – и, может, даже вопреки реальному (приземлённому)… в тоске по Несбыточному изнывая…
И вот полно стараюсь жить. Не поддаваясь волнам смуты. Радуясь сколько-нибудь приблизиться к Красоте (оказаться рядом)… и гореть, благодарным светом наполняясь, – от осуществления невозможного…
А в небе, восторгом беременном (от Вечности), – ощущаю: всё больше любви.
Но почему так к Красоте тянет? И откуда их, красивых, выплёскивает?
И можно ли не выделять, не воспевать их – если и Красота, видел я, откликается на восторг – бабочкой живописной порхает, радует?!
Бывает ведь – так захлестнёт!.. И что за сила у Красоты?!
А однажды так вышло: по улице шёл, «на свет» заглянул…
Зайдя же, пригласил на танец. И – слова жданные, как пароль, произнёс…
И – узнан был. И узнал сам. И внимал…
– На Красоту не смотри всуе, – наставляла танцующая. – А как? С восторгом лишь. Чтобы Красоту не умалить, не растлить душу… от невозможного исходя: могло б и не быть…
Сходимся-то по стечению обстоятельств, на ощупь, минуя притягивающие орбиты… Главное же – чтоб Красота тебя не теряла – сам не теряйся…[3]
Andei i ritorno
Южная оконечность Италии[4]. Калабрия. Турне по Ривьере цитронов
От рожденья луны до её круглоликости было у меня время – обойти берег, о котором грезил я ещё той весной, будучи севернее – в Скарио, на юге Кампании.
Впровинцию Ривьера-дей-Чадри, на север Калабрии (на контуре Апеннинского полуострова – подъём «носка» «сапожка», омываемого водами Тирренского моря), летел я с пересадкой в Риме, где обогнал свой чемодан (хотя позже, когда уж приноровился без… он меня благополучно нагнал)…
Ламецио встретил парами терм и трансфером… Несясь далее на авто в сумерках вдоль моря к отелю, я пел… Всё ж приятно, когда дожидаются и везут!..
Поутру же, когда вышел к завтраку, обнаружил, что я – один на отель, пляж, ресторан, округу…
В документах, которые выдали мне в Москве, значилось: место, где я обосновался (как и мой отель), зовётся Бельведере, что означает «Чудный вид», – аккурат посреди Ривьеры-дей-Чадри, иначе говоря – «Ожерелья цитронов», растянувшегося по побережью на семьдесят километров…
– Бонасэра, сэр! – «безъязыкого» меня с какой-то стати приняли за американца. Я же ощущал себя глухонемым среди словоохотливых мачо. А если и разумел что-либо из «итальяно-речитатива», меня, странного русского, подолгу плавающего и путешествующего неизменно в шортах, не понимали…
Пока «оголённостью» моей и языком жестов и сами вскоре не «заразились»…
С опаскою (не сезон) иные, косясь на меня, стали «распаковываться», входить (по колено) в воду… И это надо было видеть!..
Вообще, бельведерцы неторопливостью и неизменной «бонжорностью» (приветливостью) своей восхищали… и в то же время оставляли ощущенье покоя: вальяжность, как и сиеста, для них – образ жизни…
Притом сомневаться не приходилось – построившие столько дорог (безукоризненных), мостов (изящных), тоннелей (пронзивших едва ли не все горы) – заслужили (в итоге) такой «вечный праздник».
Невозмутимые утром, шумели они вечерами из проезжающих мимо авто, с велосипедов, агитируя за «candidate partite»… А ещё издали угадав намерение моё перейти улицу, притормаживали (заведомо), не преминув – из радушия – гуд-нуть (радостно)… Гудят же тут – вместо приветствия, как я вскоре убедился, – все… И даже – купающимся – ещё и радостно помахивая рукой – машинист поезда…
В первый же («бесчемоданный») свой день дошёл я до маячащей на горизонте набережной Диаманты, что в переводе – «алмаз», или «бриллиант», – городка, похожего издали на крепость, с галереей под открытым небом – с 1980-х прекрасно расписанных в стиле «муралес» стен бывших рыбацких хижин, с узкими улочками и чудной набережной…
На обратном пути – захлёстнутый солнцем – то и дело купался – что уж греха таить (никого ж!) – в чём мама… Хотя ни встречающийся мне позже задумчивый падре с посверкивающими из-под рясы голыми пятками, ни улыбчивый карабинер и не думали меня осуждать…
На следующий день, осушив за завтраком восемь (отто!) чашечек «чокола-та», рванул в Скалею (на «лестницу») – город на вершине 25-метровой скалы.
Ступая там среди ветхих построек, взбирался я в одиночестве по запылённым многовековым ступеням – с ощущеньем: застал… пока не забрёл, как к себе, в церковь Святителя Николая, возраст которой перевалил за семьсот лет.
На рекламном щите у дороги – крупно, по-русски: «Продам жильё…»
А что, может, пустить корни?
– Нет, лучше – аndei i ritorno («туда и обратно»)!
– Аndei i ritorno! – выпаливаю, вскакивая в «бус»: так дешевле…
Скатал «… и обратно» также на третий день – в Паоло, где в пещере Покаяния за пять веков до меня жил Франциск Ассизский.
Святой, памятников которому в Калабрии – не меньше, чем у нас не так давно – Ленину, известен своим милосердием – Charitas, и тем велик.
В четверг – вспять от растревоженного моря – еду в Маратею, «столицу укропа», где у края подступающей к морю горы обращает на себя внимание видимый отовсюду – простёрший длани Христос – Christo Redentore (общая высота горы и скульптуры – 666 метров).
За Его статуей, имеющей размах рук – 19 метров, – ощутимо источающая благодать базилика Власия. (Или – Святого Бьяджо… А ранее – задолго до эры Христа – в эпоху Великой Греции, там был храм Минервы…)
Сюда, к стыку трёх регионов, тянуло меня ещё прошлой весной. Тогда, правда, – вместо памятника Избавителю – увидел я издали силуэт раскинувшей руки Девы Марии (поначалу даже показалось – Венеры).
Но так ли и важно – кто? Бог!..
«Избавитель ли, Женщина, Природа, Красота!.. Не есть ли всё это – составляющие Единого?» – философствовал я в тени пинии, сбежав с горы к Stazion «Maratea».
Но наступил – морем омытый – день следующий, в который раскатывал я по разбросанным в горах – густо источающим дух Средневековья – городкам со звучными именами – Четраро, Чирелло…
Заехал и в пропахший сероводородом Термо-Луиджиане (в термы, куда ещё предстояло вернуться)… и в основанную задолго до нашей эры Казенцу – столицу Ривьеры-дей-Чадри, где, путаными переулками гуляя в исторической части города, задирал голову – то на замок норманнов ХIII века, то на романский Дуомо (век ХII)…
В путеводителе по этому поводу: «Ещё и ноги не успеют устать, как голова закружится…»
В воскресенье – в Прайя-а-Маре. В город, где всего-то тысячелетие назад шла торговля невольниками, а ныне – умиротворённо, птицы…