Ветчина бедняков (СИ) - Страница 4
Она вспоминала заснеженный зимний вечер несколько месяцев назад. Конец декабря и два замерзших тельца в прихожей. Они стояли, прижавшись друг к другу, словно защищаясь от невидимой опасности, крепко держась за руки. Шубка девочки была порвана и защита другими нитками (не подходящими по цвету), а вытертая куртка мальчика – не зашита совсем. Их маленькие личики, бледные вытянутые лица детей, которых не ждут и уже собираются выставить на улицу, были сморщены и напоминали лица маленьких старичков. Именно в тот вечер в ее сердце что-то болезненно дрогнуло…. Может быть, от этой недетской обреченности, застывшей в детских глазах. Это были просто голодные, замерзшие и плохо одетые дети ее сестры, сестры, которую она ненавидела всем своим сердцем, сестры, которая причинила ей зла больше, чем любой посторонний человек… Сестры, которая отправила двух шестилетних детей одних на поезде в другой город, чтобы сплавить подальше от себя на новогодние праздники, сестры, которая никогда не хотела ребенка, но опоздала сделать аборт, по неопытности пропустив первую беременность, и словно в наказание Бога вместо одного ребенка у нее родились близнецы……. Накануне их приезда раздался телефонный звонок по межгороду. И голос, который до сих пор вызывал у нее нервные спазмы, сказал:
– Привет, я послала к тебе детей, посадила их в поезд, мне все равно их некуда деть, думала отдать в приют, но там надо платить и потом, лишние неприятности с ментовкой, проводница перевезет их бесплатно, если не хочешь держать их у себя, отправь в какую-то больницу, ты же у нас крутая, вообщем, я им дала бумажку с адресом, кто-нибудь их проводит, пока.
Все это – на одном дыхании, на одном предложении, и наконец – звонок в дверь.
Как профессиональный педиатр (причем очень высокого класса), она не могла не заметить две страшные вещи… Что уж кривить душой (постоянно думала про себя), именно это и заставило ее потеплеть… Дети были рождены с дефектами. Почти инвалиды. Слабослышащие (одно ухо – процентов 70 слуха, другое – почти 30), с нарушенным зрением, плохо развитые физически и выглядящие намного моложе своих лет. Вздохнув, они принялась раздевать их, снимая дрожащими руками старую одежду. Два хорошеньких ребенка с пушистыми белокурыми волосиками и ясными голубыми глазами. Два красивых и нежных существа, настолько красивых, что в голову пришло глупое избитое сравнение о двух анеглочках… Она были мало похожи на ее сестру. А на кого похожи – она не знала. Она никогда не видела их отца. Ее сестра никогда не была замужем и очень смутно подозревала, от кого вообще родила. Подобная беспечность была в характере ее сестры. Не подлость. Не легкомыслие. Просто беспечность. Словно она никогда и не выросла. Так и осталась ребенком. А потом взяла и родила двух детей.
– Мама сказала, чтобы мы пришли к вам. Она сказала, что вы можете нас выгнать. Если мы вам мешаем, мы поедем обратно на вокзал и кто-нибудь довезет нас домой.
– Нет. Вы останетесь у меня. Ваша мама ошиблась. Я очень рада вас видеть. Вы будете жить у меня столько, сколько захотите сами.
Вечером раздался телефонный звонок.
– ты их оставила? Прекрасно! Пусть они месяц побудут у тебя, а к концу месяца у меня уже будут деньги, и я приеду их забрать.
– Куда забрать?
– Домой.
– Я даже не знаю твоего адреса.
– А, это мелочи! Они тебе скажут. У меня сейчас стесненные обстоятельства, и если бы я приехала сама, ты наверняка бы меня выгнала. Но я подумала – не выгонишь же ты двух детей! Учитывая, что ты всегда была у нас мать Тереза. Вообщем, пусть пока поживут у тебя, найдешь же ты лишний кусок хлеба. А к концу месяца я их точно заберу, не волнуйся. К тому времени я сама за ними заскучаю.
Когда положила телефонную трубку, обернулась и встретилась с глазами мальчика.
– Это мама звонила? – спросил он.
– Мама.
– Она всегда говорила, что вы ее не любите.
– Это не правда. Твоя мама – моя родная сестра. А ты… ты любишь свою маму?
Мальчик тяжело вздохнул:
– Иногда она бывает такая добрая, а иногда… к ней лучше не подходить. Но я так думаю, что мама не злая, а слабая. Я должен вырасти большим и ее защищать. Ее и Асю.
– Асю?
– Сестричку. Я Стасик, а она – Ася. Нас все так называют. Я старше ее на 20 минут. А, значит, я более сильный! Я буду защищать ее и маму, когда стану большой. А вы очень красивая. И вы похожи на мою маму. Только у нее нет такой красивой прически и блестящих ногтей. И квартира у вас очень красивая. Я рад, что вы нас не выгнали на улицу. Мама, наверное, ошиблась, когда сказала так. У вас доброе лицо. Я был спокоен, а вот Ася всю дорогу плакала. Теперь она успокоится, и это хорошо.
Она опустилась на колени и порывисто обняла мальчика.
– У тебя очень хорошая мама. И ты, конечно же, будешь ее защищать.
Воспоминания подступали к ее памяти, как неумолимые судьи. Воспоминания, разрывающие душу и мозг. Бедные, они поджимали под себя ноги, как маленькие черепашки, чтобы она не увидела рванных колготок… как боялись есть… Как принимая тарелку с едой, со щедрыми порциями жареной картошки и двумя котлетами, их лица вытянулись, а мальчик спросил:
– Это все нам? Столько еды?
– Конечно! – удивилась она, – вы не любите котлеты? Они из мяса.
– Мы не знаем, – тихонько сказала девочка, – мама всегда дает нам одну котлету на двоих, и сделана она из хлеба, только он почему-то жидкий и совсем не вкусный….
Перед тем, как убирать посуду со стола и накрывать стол к чаю, она вдруг увидела, как девочка схватила котлету и опустила ее в карман.
– Что ты делаешь?
Девочка сжалась, как будто она собиралась ее ударить, и вместо ответа стала сильно дрожать. Вместо нее ответил брат:
– она хочет съесть ее перед сном. Она боится, что вы ее выбросите и завтра уже не дадите. Вы не сердитесь. Просто она голодная, хоть я и отдал ей в поезде свой бублик.
– Мама дала вам бублики?
– Нет. Их купила на вокзале какая-то тетенька. Пожалела и купила два бублика, и еще дала десять копеек… – мальчик с гордостью показал ладонь.
У нее на глазах выступили слезы, и, чтобы их смахнуть, отвернулась к холодильнику. Потом повернулась к детям:
– Послушайте… эти котлеты ваши. И вы можете их съесть, когда захотите. Вы только скажите мне – и я дам вам сколько хотите котлет, хорошо?
– Правда, дадите? – девочка впервые подала голос.
– Правда. Обещаю.
Они старательно держали чашки обеими руками, пытаясь ничего не пролить. Вдруг она заметила, что металлическая коробка из – под польского печенья полна до верху, как было, когда она ее открыла. Это было очень вкусное, сочное печенье с хрустящей корочкой из глазури и нежным кремом, сделанное в виде маленьких игрушек. Ее сын обожал такое печенье, и по мере возможности она старалась его покупать. Но сейчас оно было на месте полностью – дети его не брали. Она расстроилась – неужели они его не любят?
– Почему вы не берете печенье?
– Какое печенье? – сказал мальчик.
– А вот это, перед вами! В коробке.
– Это же игрушки, – укоризненно глядя на нее, сказала девочка, – и они очень красивые. Игрушки нельзя есть.
Она растерялась. Дети никогда не видели в глаза такого лакомства! Господи… Захватив несколько штук, она дала брату и сестре.
– А вы попробуйте! Это волшебные игрушки! Их можно есть. Их специально для вас принес добрый волшебник.
– Волшебников не существует, – строго сказал мальчик. А девочка добавила:
– Мама всегда говорит, что любые сказки – полный бред!
– Точно, – она усмехнулась, – ну, этот волшебник совсем не из сказки! Просто он живет в воздушном замке по соседству и иногда залетает ко мне в гости. И угощает таким печеньем.
Дети все еще смотрели недоверчиво. Но наконец осмелели. Сначала мальчик, потом – его сестра откусили по куску… Их лица прояснились:
– Вкусно! – девочка улыбнулась. Это была первая улыбка ребенка в ее доме. Она поздравила себя с ней, как с огромной победой. Потом подвинула к ним всю коробку: