Ветчина бедняков (СИ) - Страница 3
– Догадываюсь. И я подготовила все соответствующие документы. Вот результаты лабораторных анализов с выявлением аллергической реакции на компоненты препарата… Справка из областной больницы. Справка и медицинское заключение дежурного врача, который принимал ребенка… Заявление родителей… Лабораторный анализ химических красителей…
– Вы основательно подготовились, Виктория Алексеевна.
– Да, основательно. Я ждала последствий.
– Очень мило! Да, вы действительно могли их для себя ждать! Хотя, вероятно, вы не привыкли давать отчет.
– Не правда, привыкла. Но самый первый и главный отчет, который я должна дать, это отчет Богу о том, что я спасла жизнь ребенка, которого костоправы из вашего медицинского центра чуть не отправили на тот свет!
– И вы, сотрудник этого медицинского центра, отвезли ребенка в областную больницу?
– А куда еще? Я не могла спасти его в других условиях! А оставить в центре, чтобы его продолжили пичкать этим немецким препаратом, не имеющим, между прочим, лицензии и сертификата, препаратом, вызвавшим у ребенка такую аллергическую реакцию, что еще несколько часов – и его пришлось бы хоронить…
– Между прочим, это был не ваш пациент!
– Между прочим, я врач! И я обязана помочь человеку, если я могу это сделать! А позволить умереть девятилетнему ребенку, чтобы не подорвать престиж вашей фирмы – извините, но это уже слишком!
– Наверное, действительно слишком! Но, честно говоря, я не собирался требовать у вас объяснений – я и так уже сыт вами по горло! Кому нужен сотрудник, запрещающий покупать своим пациентам лекарства в нашей аптеке!
– Конечно, запрещающий, когда эти лекарства могут принести вред!
– Сотрудник, который своим конфликтным характером…
– Конфликтность, по – вашему, означает отсутствие безразличия?
– Ваши действия, к примеру…
– Я уже сказала, что все могу объяснить! Здесь подготовлены бумаги, и вы можете посмотреть, что…
– Да не нужны мне ваши объяснения! А к своим бумагам добавьте еще одну! Вот эту! И эту тоже не забудьте!
– Что это?
– Вы разучились читать? Запрос из прокуратуры города Южногорска! И все это – мне!
– При чем тут эти запросы к моей работе?
– Как это – причем? Их направляют мне. Как директору медицинской фирмы! А я не желаю иметь никаких дел с этими организациями!
– У моей сестры, которая живет в городе Южногорске, пропали дети. Двое детей – мальчик и девочка, близнецы. Они исчезли, когда играли на улице, им было по шесть лет. По факту их исчезновения ведется следствие, и, естественно, следователь интересуется ближайшей родственницей матери детей…
– А почему вы сами не явились для дачи показаний? Почему эти бумажки отправляются к вам на работу?
– Это мое личное дело!
– Ваше личное дело? Очень хорошо! Так вот: мне не нужны конфликтные сотрудники с вечными полицейскими историями! С сегодняшнего дня вы уволены!
– Что?
– Я вас увольняю! Расторгаю наш контракт! И все ваши отношения с моей фирмой! Вы уволены и больше здесь не появляйтесь! Я предупрежу отдел кадров и бухгалтерию, чтобы они больше не имели с вами никакого дела! Никаких денег за этот месяц я вам не выплачу!
– Вы не имеете права!
– Еще как имею! А вздумаете подавать в суд – получите те копейки, которые указаны в вашем контракте! Между прочим, по контракту вы получаете не 1000 долларов в месяц, а всего 10! И если вы вздумаете обращаться в суд, то заплатите всю неустойку, возместите все расходы, которые вы причинили, отправляя наших пациентов в другие медицинские учреждения! Так что имейте в виду – с судом вам лучше не связываться! Вы стоите мне так поперек горла, что я пойду на все, чтобы вас удалить, желательно подальше! Кстати, я предупрежу своих коллег из других фирм, чтобы они не вздумали принимать вас на работу! Все, на что вы теперь можете рассчитывать – только место в районной поликлинике!
– Это намного лучше, чем работать у вас!
– Прекрасно! Надеюсь, вам все ясно в отношении денег…
– Да идите вы со своими деньгами! Подавитесь ими!
– Очень хорошо! Все ваши бумаги давно подготовлены в отделе кадров! Убирайтесь!»
Она прислонилась лбом к холодному оконному стеклу. Наверное, это так просто – послать… послать, когда в соседней комнате нет сына, который вечером, и утром, и днем хочет есть… Еще проще послать, когда холодильник полон, и завтра – будут новые деньги, а не только – новый день.
– О чем ты задумалась? – голос подруги вернул к реальности.
– Вспоминала, как меня увольняли. Наверное, я действительно была как кость поперек горла, но… Но иначе я не могла.
– Конечно. С чужими ты не можешь. А со своими…
– Ты снова? Мне кажется, мы уже закончили! Между прочим, я сегодня отправила по почте свои показания о том, когда в последний раз видела Стасиков, после того, как поговорила по телефону со следователем. Между прочим, следователь – женщина, только вот имени ее я не помню. Она сама мне сказала, что Стасиков вряд ли найдут.
– Так и сказала?
– Да. И еще она сказала о том, что моя сестра не сильно и расстроилась. Представляешь, она даже не плакала! Да я любила этих малышей больше, чем она!
– Я вижу, как ты их любила!
– Что ты видишь? Как, по – твоему, я должна была поступить? Я отправила свои показания, написала все, что я о них знала, и это все, что я могу для них сделать. А что касается моей сестры, то она всегда меня ненавидела и никогда не нуждалась в утешении! И вообще я думаю, что последний человек, от которого ей нужно утешение – это я! И все, хватит! Давай закончим разговор на эту тему!
Она пошла в комнату. Подруга плелась за ней. утешитель с моралью…. Последний из утешителей. Ее подруга имела магазин и не могла понять состояние человека, привыкшего получать зарплату раз в месяц, пусть даже эта зарплата составляла когда-то тысячу долларов… Подруга плюхнулась на диван:
– Что ты теперь будешь делать?
– Не знаю. Отдохну, наверное. Слава Богу, кое-что я отложила на черный день. А потом устроюсь на работу в поликлинику. И это будет лучше всего.
Внезапно подруга переменилась в лице.
– Это они? Стасики?
На шкафу стояла яркая фотография в деревянной полированной рамке. Двое малышей в костюмах котят на фоне елки держались за руки. Малыши доверчиво улыбались. Серые костюмы выглядели самодельными и простыми. На елке почти не было игрушек. Она подошла к шкафу и положила фотографию – изображением вниз.
Глава 2.
Она не спала три ночи, ворочаясь на постели, как в бреду лихорадки, бесконечно призывая к себе сон. Мятые простыни впивались в тело, как заостренные прутья. Она ворочалась в состоянии, близком к чудовищному полусну, в котором ночные тени привычных вещей разрастались в чудовищных монстров, а призрачный свет сквозь занавеску казался мерцающим свечением могильных огней. И над всем эти – безнадежность, тупая безнадежность нелепого выбора: рыдать от горя или кричать от злости… И оставалось только впиться зубами в подушку, чтобы заглушить крик. И какая разница, от чего.
В такие ночи ей хотелось встать и броситься прочь из квартиры. Бежать сломя голову в никуда, не чувствуя под собой ног. Она бы и поступила так, если б не одно обстоятельство: мирное дыхание спящего за стеной сына. В теплой кроватке. Сына, который всегда оставался для нее малышом. Было еще одно спасение: прокрасться тайком в его комнату, опуститься перед кроваткой на колени, зарывшись лицом в простыни, замереть, вдыхая сладкий запах спящего ребенка, ее ребенка, невинного и священного перед миром, чтобы этот ребенок и его свет смог ее защитить. Но для того, чтобы прокрасться в детскую, нужно было пройти через ту часть комнаты, где стоял шкаф, а наверху – фотография в рамке. Лежащая изображением вниз. Фотография, на которую она не могла не только смотреть, но даже – проходить мимо. Сон уходил, проваливаясь в черную дыру сознания, как в бездонную пропасть. И даже если бы сорвала голос от криков, все равно не смогла бы дотянуться рукой… призрачные стражи воспоминаний обступали ее кровать. Вернее, не стражи, а судьи. Все, что она могла сделать, лишь пошире открыть глаза и взглянуть им в лицо.