Весы змея - Страница 4

— Ты… Тот… — прохрипел его противник голосом, который нельзя было спутать с голосом живого. — Тот…

Ульдиссиан замер и сосредоточился — но опять ослепительный свет вспыхнул перед его глазами. Снова он был полностью ослеплён.

Морлу засмеялся сильнее — а затем издал характерное кряхтенье. Он отпустил ничего не видящего Ульдиссиана, который едва сумел не упасть и не разломать свой череп об пол.

Тряся головой, Ульдиссиан все усилия сосредоточил на том, чтобы вернуть зрение. Мир снова начал проявляться… И в нём он лицезрел Серентию, которая, тесно сжав копьё в руках, пронзала им морлу, словно на том не было никакой брони и ни грамма он не весил. Копьё сверкало серебром, а чёрные волосы Серентии развевались, как живые. Её голубые глаза, всегда лучезарные, теперь горели полнейшей решимостью. Её обыкновенно бледная кожа горела румянцем, её алые губы скривились в выражении мрачного удовлетворения. У Ульдиссиана не было сомнений, что она представляет смерть Ахилия, погружая копьё всё глубже в дёргающуюся бронированную фигуру. Только перед самой смертью Ахилия начала она любить охотника после стольких лет надежды на внимание со стороны Ульдиссиана — это знание всё ещё наполняло его стыдом.

Одной из первых приняв дар Ульдиссиана, Серентия был также одной из тех, кто развивал его с наибольшим успехом. Ульдиссиан знал, что главным образом это связано с её потерей, но даже он был ошеломлён её теперешним поразительным усилием.

Морлу в отчаянии простёр к ней когти, голодная ухмылка уступила место чему-то, похожему на страх. Копьё позволило Серентии удержать его на месте.

Теперь она никак не походила на дочь сельского торговца. Её простые тканые блуза и юбка уступили место обволакивающему цветастому платью тораджанки. И верно, с её длинными гладкими волосами цвета вороного крыла она, казалось, несла в себе частичку крови местных. Платье свободно ниспадало внизу, и вместо сапог Серентия носила сандалии с ремешками, более привычные местным.

Морлу неистово трясся, его массивное тело вдруг начало ссыхаться. Спустя какой-нибудь вздох он не годился уже даже для могилы — только измятая белая кожа облекала теперь его кости. Но Серентия всё не отпускала его. Её лицо приняло выражение пугающего упорства…

— Серри! — крикнул Ульдиссиан, используя детскую форму её имени, которую лишь недавно перестал предпочитать. Его пугало, куда ведёт её гнев.

Его голос проник сквозь шум… И сквозь её ярость. Серентия оглянулась на него, а потом, с дрожью, снова на морлу. Непрошеная слеза скользнула с её щеки, и в слезе этой читался Ахилий.

Она потянула за копьё, которое с лёгкостью вышло из врага. Бронированный злодей упал, словно марионетка, за верёвки которой внезапно потянули. Кости и броню разбросало по мраморной плитке.

Серентия глядела на Ульдиссиана с облегчением и благодарностью. Он больше ничего ей не сказал, только кивнул в знак понимания, когда поднимался, чтобы пойти посмотреть, как там остальные.

Как он и боялся, ловушка забрала новые жизни. На полу лежали распростёртые тела, и хотя многие из них принадлежали морлу, были среди них и тела партанцев, и тораджанцев. Ульдиссиан увидел безвольное лицо партанской женщины, которая присутствовала в день, когда — неподалёку от городской площади, где он в первый раз проповедовал, — он вылечил маленького мальчика с уродливой рукой. Это воскресило в памяти горькие воспоминания о парне и его матери, Барте, ибо они отошли в мир иной, когда горожане встали на защиту его от Люциона. Мальчик стал одной из нескольких случайных жертв демона, а Барта — преданная Барта — умерла вскоре от разрыва сердца.

«Так много крови… — подумал он. — Так много её из-за меня… И их веры в то, что́ я несу им…»

Но затем в зале установилась тишина, и Ульдиссиан осознал, что сражение снова остановилось. Морлу не удалось погубить нападающих; это звери Люциона оказались истреблены. Они забрали с собой жизни — слишком много жизней, — но не в том количестве, в каком полегли сами.

Это само по себе было чудом, но ещё важнее было то, что другие взяли пример с него и Серентии. Не одно оружие остановило морлу, но и тот самый дар, каким владел Ульдиссиан, пусть и не в том сосредоточении. Один воин был аккуратно разделён надвое — разрез по поясу был таким чистым, что, казалось, сомкни сейчас две половинки, и морлу опять оживёт. Другой лежал гораздо выше, его тело свисало над протянутыми руками Мефиса. Десятки других были разбросаны вокруг, как только ни убитые и ни изувеченные — поразительное зрелище, которое, надеялся Ульдиссиан, поднимает дух его выживших товарищей, несмотря на потери.

Ещё раз оглядывая мёртвых, Ульдиссиан вдруг почувствовал ком в горле. Треугольные плитки, покрывающие пол, были теперь окроплены чёрной желчью… Или что там заменяло морлу кровь. Но к ней примешивалась драгоценная жизненная эссенция тех, кто действовал слишком медленно или имел сомнения в своём даре. Ульдиссиан скорбел о каждом и в очередной раз проклял факт, что вся его хвалёная сила не могла воскресить их.

И это, по непонятной ему самому причине, заставило его вновь посмотреть на Мендельна.

Он нашёл своего брата склонившимся не над мёртвыми товарищами, но над двумя морлу, которые почему-то были обвиты друг о друга. Бровь Ульдиссиана поползла вверх при виде такой самодеятельности, и он стал гадать, кто из его последователей мог умудриться сделать такое.

Мендельн поднял глаза от того, чем бы он там ни занимался. Его обыкновенно безмятежное выражение теперь имело тёмный оттенок.

— Это не кончено, — без нужды объявил он. Тем не менее, от последующих его слов сыну Диомеда сделалось не по себе. — Ульдиссиан… Демоныздесь.

Не успел он это сказать, как Ульдиссиан сам ощутил их близкое присутствие. Скверна морлу… Самих по себе дела рук демонов, хотя и заключённых в плоть смертных… Сокрыла от него ужасный факт.

Ещё Ульдиссиан ощутил, где они находятся… И что они ждут его.

Он встречал демонов помимо Люциона, никто из них на поверку не представлял такой угрозы, как сам Примас. Однако то, что новые демоны ждут его так терпеливо — такое под силу только самым хитрым из них, — ещё более подогрело его подозрения. Они зналио нём, знали, чем он стал…

Ему оставалось только одно.

— Мендельн… Серентия… Смотрите за остальными! За мной никто не идёт.

Его брат кивнул, но женщина нахмурилась:

— Мы не дадим тебе уйти одному…

— Ульдиссиан взглядом остановил её:

— Мне не нужен ещё один Ахилий — никтоне идёт за мной, особенно вы двое.

— Ульдиссиан…

Мендельн взял её за руку:

— Не спорь с ним, Серентия. Так должно быть.

Он сказал это в такой манере, что даже его брат остановился, чтобы посмотреть на него. Но Мендельн больше ничего не прибавил, что в последнее время было ему свойственно.

Как бы загадочно ни было утверждение, Ульдиссиан уже привык обращать внимание на такие комментарии.

— Никто не идёт за мной, — повторил он, взирая на каждого. — Или вы с гневом не демонов столкнётесь.

Надеясь, что они послушают, но всё ещё боясь, что некоторые — особенно Серентия — могут выказать неповиновение, Ульдиссиан пересёк порог двери, через которую входили последователи Диалона. Сразу после дверь захлопнулась за ним, точно так же, как, он знал, захлопнулись и две другие.

Он запечатал проход, во всяком случае, временно. Даже Мендельну и Серентии будет нелегко преодолеть это усилие. Столько, сколько сможет, Ульдиссиан будет идти к подземным залам — месту, где поклоняются истиннымхозяевам Триединого, — отгороженный от всех остальных. Слишком многие уже погибли из-за него.

Он чувствовал демонов ближе, хотя и не мог определить их точно положение. По правде говоря, они были только частью причины, по которой Ульдиссиан не хотел больше никого подвергать риску.

Возможно, именно это имел в виду Мендельн, внезапно осознал Ульдиссиан. Возможно, с помощью своих собственных странных способностей его брат тоже обнаружил менее заметное, но тем не менее различимое присутствие третьейсилы, ожидающей Ульдиссиана. Силы куда как более могучей, чем простой старший жрец, и так хорошо знакомой им обоим.