Весы Лингамены (СИ) - Страница 12

– И я, – добавил Гелугвий.

– Но вот погодите! – воскликнул я с ноткой торжества. – Недавно я в единой базе ковырялся, факты кое-какие искал. Сейчас покажу. – Я пощёлкал клавишами вычислителя. – Ага, вот оно. Во втором тысячелетии до нашей эры в древнеегипетском храме материализовался трёхметровый атлант, рассказал жрецу о путешествии души в загробном мире, а через несколько дней просто растворился в воздухе. – Я посмотрел на слушающих.

– Ты это называешь фактами? – уныло проговорил Штольм. – Таких историй записано превеликое множество, а что там на самом деле было – кто знает…

– Но самое-то главное, – оживился тут и Гелугвий, – наш-то «атлант» в воздухе не растворился; и, наверное, вовсе не собирается исчезать.

– В любом случае – перед нами феномен, – сказал я.

– Давайте же немного глубже копнём, – предложил Гелугвий и что-то набрал на клавиатуре. Экраны кристалловизоров заполнились схемами и значками.

– Как видите, – прокомментировал оператор происходящее, – у этого голубка явно есть серьезная причина для таких действий. Он не принадлежит ни к каким религиозным сектам, не состоит ни в одном тайном братстве. И сам согласился на считывание данных из памяти. И даже больше – он сам и предложил нам прочитать себя.

– Как это? Ты что, с ним говорил? – не понял Штольц.

– С ним «говорили» кристалловизоры. Он же знал, что мимо не пройдёшь.

– Точно! Что-то я совсем забыл некоторые замечательные свойства этих приборов, – кисло улыбнулся Штольм. – Давно не приходилось пользоваться, знаете ли.

– Так у него и мотивация присутствует, – сказал я, глядя на экраны. – Правда, сложно разобраться в этой мешанине чувств и желаний. Эмоциональная расцветка неустойчива и прыгает туда-сюда.

– Но Наланде-то он прямо объявил цель своего визита, – Дарима, которой вечно не сиделось, встала и обошла вокруг стола. – И фон при этих словах был зелёный, то есть – правдивый.

– Мы ещё продолжим изучение Ящера, – сказал я. – Но давайте узнаем, о чём Кхарну говорил с Наландой. Ведь это второй выпавший кусок загадочной мозаики.

Экраны показали темноволосого, хорошо сложенного юношу с волевыми чертами лица. Выделялись заострённые скулы, в уверенном взгляде сквозила убеждённость. Мальчик подошёл к Наланде, сидящей на крыльце дома.

– Мама, я хочу рассказать тебе об очень важном событии! – начал он решительно. – У меня вчера был один разговор…

– У меня уже сегодня был подобный разговор, – натянуто улыбнулась Наланда сыну. – Наверно, ты об этом?

По какой-то невидимой глазу связующей ниточке, протянутой между матерью и сыном, Кхарну почувствовал, что мать не одобряет действий того, с кем он говорил, и выплеснул свои чувства наружу:

– Да! – вскричал юноша. – Он рассказал мне то, что ты не могла или не имела права открыть мне. Я хочу изменить мир! Или хотя бы найти себя там, на «большой земле». Хочу быть полезным, а не оставаться всю жизнь секундной стрелкой в гигантских часах кармического циферблата Сансары.

– Ой, какие громкие выражения! – вымученно улыбнулась Наланда. Ей моментально вспомнились собственные подобные взлёты пятидесятилетней давности. А, может, уже и шестидесятилетней. – Послушай, сынок…

– Там я смогу приносить пользу! – с силой проговорил Кхарну. – Какой здесь от нас толк, уже целых полвека продолжается эта бессмысленная вакханалия; да, и началась она задолго до моего рождения.

Наланде было очень нелегко, но сейчас следовало собрать в кулак все силы, чтобы не сказать лишнего. Малейшая небрежность в беседе с сыном могла оставить неизгладимый рубец в ещё нежной душе подростка. О том, что, возможно, теперь весь полувековой Эксперимент сорван, ей даже некогда было подумать.

– Чтобы приносить пользу в нашем мире, – аккуратно начала Наланда, – уже недостаточно одного лишь желания. Сейчас нет нуждающихся, нет голодных, как нет и тяжело больных. Да, во множестве есть люди, ищущие максимальной осмысленности бытия, жаждущие обрести дело жизни или просто веру, наконец. Ты уверен, что сможешь всем им помочь?

Кхарну опустил взгляд и, насупившись, молчал. Первоначальный порыв его прошёл, и теперь он уже не знал, как продолжать. Да и какие у него могли быть аргументы кроме искреннего, присущего его возрасту желания улучшить мир?

– Поверь мне, сынок, – ласково произнесла Наланда, взяв сына за плечо, – у меня тоже много вопросов. И всё далеко не так однозначно, как может показаться. Пришелец являлся и ко мне. Но какую же пользу он принёс людям своим визитом?

– Он сообщил мне правду.

Против этого тяжело было возражать, и всё же Наланда решилась.

– Кхарну, пойми, у нас был задуман эксперимент, на который мы пошли добровольно, чтобы попытаться помочь всему человечеству. А этот самозванец вновь явился на планету, чтобы разрушать. Он, наверно, не стал тебе рассказывать, что пятьсот лет назад на Земле был очень похожий по характеру действий варвар? Как и тот, этот, нынешний, ничего не создаёт – только рушит старое. Он рассказал тебе о каких-то своих идеях? Может, у него есть планы?

Наланда осторожно пыталась навести мосты. Ей хотелось выведать, что ещё может натворить странный пришелец. Но Кхарну молчал, отвернувшись в сторону.

– Ах, сынок, ничего ты ещё в жизни не прошёл, – произнесла женщина и обняла ребёнка. – Чтобы действительно помочь людям, нужно много работать в одном направлении, долго, целенаправленно учиться, и тогда, быть может…

– Лет через десять-пятнадцать стать Наблюдателем Второго Порядка? Чтобы целый день алгоритмы обсуждать, по которым, дескать, ветер гоняет песок на пляжах бессамостности?

Но Наланда не ответила на эти не в меру взрослые речи своего сына. Она лишь крепче прижала к себе ребёнка. «Грядут большие перемены», – подумала она.

– Признаться, – нарушил я тишину в комнате, – я и сам хотел вчера всё закончить. Я даже открывал Кнопку. И я мятусь теми же вопросами, что и Наланда. И…

– Но перемены уже произошли! – пламенно воскликнул Гелугвий, словно не замечая моей откровенности. – Друзья, я восхищаюсь Наландой; какая вера в Эксперимент, какой высокий полёт! Я просто влюблён! Всю жизнь мечтал я встретить такого человека. И почему-то сейчас совсем не стесняюсь сказать вам об этом!

– Да, в последнее время чем дальше, тем всё меньше стеснения у людей, – проворчал Штольм. – Вокруг нас реют чувственные вихри, и из-за этих завихрений, так сказать, одеяло нашей обыденности стало трещать по швам.

– Прохудилось в самом неожиданном месте, я бы сказал! – дополнил Гелугвий.

– Да, в последнее время чем дальше в лес… как это там говорилось?.. А давайте чаю попьём, – предложила Дарима. – Я сделаю.

«Машинка» выдала четыре чашки ароматного чая и свежие пирожные. Поставив всё это на стол, Дарима сказала:

– Теперь то ли плакать, то ли смеяться. Главный вопрос: что делать? И второстепенный вопрос: нужно ли что-то делать? Я применительно к ситуации.

– Вот именно! – поддержал Штольм. – С одной стороны, у нас есть Эксперимент, и он продолжается, несмотря на последние события. С другой…

– С другой, – подхватил Гелугвий, – нужно понимать, что по-старому уже ничего не будет. Поле Ящер, положим, не отключит, однако там, внутри, теперь всё с ног на голову. Кхарну взбунтуется и потребует выпустить его. – Учёный помолчал и неожиданно добавил:

– Кроме того, я увидел Наланду!

– И что, тоже взбунтуешься и потребуешь впустить тебя под Колпак? – не удержался я от шутки.

– Но-но, я этого не говорил… – чуть смутился Гелугвий.

– Товарищи, давайте попробуем разобраться, – попытался вернуть рабочую обстановку Штольм. – Посмотрим, что у нас есть. Мы теперь в точности знаем, отчего процент сильно колебался. Это раз. И два – Ящер решил внести свои «коррективы», и сколько десятков лет теперь достигать нам прежних показателей…

– Штольм, мне кажется, как-то я уже говорила об изначальной, или, точнее, «нулевой» карме, – начала Дарима, но изложить мысль полностью ей не дали.