Вести с того света - Страница 1
Лукьянов Лев
Вести с того света
Лев Лукьянов
Вести с того света
ГЛАВА 1
которая объясняет, почему Ганс Шрам пользовался доверием господина рейхсминистра
Говорят, все большие дела начинаются накануне. Так, накануне нападения на Мидуэй адмирал Исораку Ямамото выпил подряд четыре чашки жасминного чая. Накануне своего назначения директором ЦРУ Аллен Даллес смотрел трехчасовую кинокомедию. Что касается Ганса Шрама, то накануне свиданья с госпожой Икс он пятьдесят пять минут провел в ванне.
Ванна не худшее место для раздумий. Многие размышляют в менее комфортабельных местах. Но Шрам, располагавший некоторыми средствами, без особого ущерба мог оплатить гостиничный счет за номер с сидячей ванной и поэтому мыслил со всеми удобствами.
В этой блиставшей чистотой комнатке, со стенами, облицованными нежной голубой плиткой, с мохнатым ковриком на синем пластиковом полу, с большим, чуть запотевшим зеркалом, думалось удивительно покойно. В который раз Ганс с удовольствием припоминал то знаменательное апрельское утро...
* * *
Ранним апрельским утром сорок пятого года, как всегда раньше всех, он, ефрейтор Ганс Шрам, направился в подземную спальню господина рейхсминистра. Пройдя гулкий, ярко освещенный коридор, Ганс оказался перед массивной стальной дверью. Холодные, внимательные глаза довольно долго изучали его в смотровую щель, и наконец дверь растворилась. Огромный эсэсовец Буби, пропуская его из коридора во внутренние покои, дурашливо мяукнул. Кошка Матильда, лежавшая на руках Ганса, презрительно прищурилась. Ганс был с ней вполне согласен: не стоило обращать внимания на этого отъевшегося на штабных харчах болвана. Достаточно было намекнуть его высокопревосходительству, что Буби дразнит кошку, и охранник мигом бы очутился на фронте. Тем более что до фронта теперь было рукой подать...
- Хайль! - бодро заявил ефрейтор, открыв дверь полутемной спальни. - Мой фюрер! Матильда в превосходном настроении! Самочувствие хорошее! Стул отличный!
Только тут он заметил, что постель его высокопревосходительства пуста. Господин рейхсминистр, уже затянутый в свой черный мундир, стоял у карты, сплошь разрисованной разноцветными стрелами. Лишь в самом центре бумажного полотна оставался небольшой, размером в десятипфенниговую монету кружок, не тронутый карандашом.
Резко повернувшись, господин рейхсминистр кивком подозвал ефрейтора и рукой в неизменной черной перчатке нежно пощекотал Матильду за ушами. Кошка с наслаждением прикрыла глаза.
Поговаривали, что его высокопревосходительство страдают каким-то мудреным заболеванием кожи и поэтому никогда не снимают перчаток. Но Ганс, разумеется, в эти глупые сплетни не верил. Он понимал, что великий человек просто не желал прикасаться ко всем этим мелким, кружившим вокруг него людишкам...
- Ну-ка, ефрейтор, посмотри на меня! - вдруг приказал рейхсминистр.
Этого Шрам боялся больше всего. Тусклые, высокомерные глаза его господина, прикрытые льдинками пенсне, наводили ужас на всех, даже на самых выдающихся лиц третьей империи...
В принципе ефрейтор боялся на всякий случай. Добившись хороших взаимоотношений со всеми кошками, состоявшими при личной канцелярии господина рейхсминистра, ефрейтор пользовался некоторым расположением его высокопревосходительства. Раз даже придворная Матильда спасла служивому жизнь.
Во время званого обеда охранник углядел, как Шрам неловко стянул со стола одну из шести сосисок, предназначавшихся руководителю трудового фронта, приглашенному в бункер господина рейхсминистра. В условиях военного времени за кражу сосиски, несомненно, полагалась смертная казнь. Однако, просидев ночь в холодном бетонном карцере, перепуганный злоумышленник сумел придумать надежную версию. На допросе он упрямо твердил, что посягнул на высокопоставленную сосиску только ради благополучия Матильды, которой осточертела консервированная конина. В доказательство он предъявил особому следователю клочок бумаги, испачканный вроде бы горчицей.
- Я тщательно обтер сосиску, так как Матильда терпеть не может горького, объяснил обвиняемый.
Это решило дело. Ознакомившись с протоколом допроса, господин рейхсмннистр изрек:
- Другой на его месте сожрал бы сам! Наградить.
Так в последние дни второй мировой войны ефрейтор Ганс Шрам обзавелся Железным крестом...
* * *
Неожиданный звонок, пронзительный и бесстрастный, разом нарушил блаженство этого майского субботнего вечера. Ругнувшись, Шрам вылез из ванны и, оставляя на полу мокрые пятна, потопал к телефону.
- Уважаемый господин Шрам, - деловито гудел в трубке незнакомый мужской голос, - фрау Икс удовлетворит вашу просьбу и примет вас завтра в половине двенадцатого утра...
Следующим утром проснулся Ганс около десяти. Неторопливо натянул добротные праздничные брюки и, неслышно ступая босыми ногами по мягкому гостиничному ковру, подошел к открытому окну.
Воскресное утро было серым, как улыбка тяжелобольного. С реки тянуло прохладой. Блестящие, умытые недавним дождем черепичные крыши старинных домов, словно кокетливые шапки, подчеркивали однообразный строгий покрой каменных камзолов. Стариков бесцеремонно теснили простоватые долговязые подростки, щеголявшие новизной алюминия и бетона. На фонарях, на деревьях пестрели плакаты. Издалека было трудно разобрать, к чему они призывали. Но прямо против окна крупные буквы убеждали: "Крепкое пиво - для крепких людей"...
Приезжий принялся разглядывать узкую, мощенную булыжником улицу. Ее чинную опустошенность лишь изредка нарушали небольшие группки горожан, возвращавшихся из кирхи, да редкие автомобили, добропорядочно и одиноко замиравшие на углу перед красным зрачком светофора.
Ганс загадал: если подряд один за другим проедут три "фольксвагена", значит, бог шлет ему свое доброе знамение. Но, по-видимому, всевышний давно уже махнул рукой на уличное движение. Вслед за двумя машинами, насмешливо и громко стуча копытами по камням, проследовал осел, волоча возок, оклеенный афишами цирка.
Ганс Шрам недовольно сплюнул и стал одеваться. Около одиннадцати он вышел на улицу. С минуту обдумывал, стоит ли тратиться на завтрак. Решил: не стоит скорее всего фрау Икс угостит его утренним кофе. Господин, которому предстояло свиданье, еще раз осмотрел свое отраженье в зеркальном стекле гостиничного подъезда, потрогал тугой узел галстука, приложил два пальца ко лбу, проверяя, хорошо ли сидит шляпа, и двинулся по тротуару. Как и подобает солидному предпринимателю, шел он неторопливо, с достоинством, равномерно постукивая тросточкой и старательно обходя лужи. Заметив приближающееся такси. Шрам поднял трость, и машина послушно остановилась.
Пассажир неспешно и удобно устроился на заднем сиденье и назвал водителю адрес. Покачиваясь на мягкой, обитой ласковой кожей подушке, пассажир с каждой минутой преисполнялся все большим уважением к самому себе. Никто на свете - ни жена, ни соседи, ни даже полиция, - никто не знал, не догадывался, понятия не имел, что он - Ганс Шрам, сорока шести лет, женатый, вероисповедания протестантского, к суду не привлекавшийся, в прошлом ефрейтор, награжденный крестом и двумя медалями, а ныне добропорядочный семьянин, член Союза контуженных, владелец мясной лавки - дождался часа, чтобы выполнить миссию, предначертанную ему великим человеком!..
В последний раз он лицезрел господина рейхсминистра четверть века назад. Но время не стерло из памяти ни единой подробности. Бывший ефрейтор отчетливо по мнил эту историческую минуту...
* * *
Он взглянул прямо в лицо его высокопревосходительства и чуть было не выронил кошку! Сановное пенсне блеснуло, как оптический прицел снайперской винтовки.
Господин в черном мундире долго молчал. Он явно наслаждался оцепенением, которое сковало молодого солдата.
- Ефрейтор, я решил поручить тебе специальное задание! - наконец пронзительно объявил министр. - Ты получишь деньги, будешь демобилизован и вернешься домой. Жить обязан тихо, незаметно, благонамеренно, как и следует гражданину великого рейха! Ровно через двадцать пять лет, в мае одна тысяча девятьсот семидесятого года, ты разыщешь меня и вернешь вот этот конверт-Господин рейхсминистр резким движением протянул Гансу узкий серый пакет. Ефрейтор вздрогнул.