Веспасиан. Трибун Рима - Страница 4

В небольшой спальне Веспасиана ждал поставленный на сундук котел с теплой водой. Задернув занавес на входе, юноша скинул одежду и принялся смывать грязь, накопившуюся за три долгих дня борьбы с мулами. Управившись, он обтерся куском льняной ткани, после чего одел и скрепил поясом чистую белую тунику с тонкой пурпурной полосой по краю, являющейся знаком принадлежности к всадническому сословию. Вооружившись стилем и чистым свитком, Веспасиан уселся за стол, являвшийся, если не считать кровати, единственным предметом мебели в комнатушке, и начал переносить с восковой таблички на папирус пометки о числе перегнанных мулов. Строго говоря, это была работа управляющего, но молодому человеку нравилось вести записи и подсчеты, и он рассматривал свою работу как хорошую практику перед тем днем, когда ему перейдет по наследству одно из родовых имений.

Веспасиану всегда нравилось работать в поместье, хотя на всадника, занимающегося физическим трудом, смотрели искоса. Бабушка поощряла в нем этот интерес в течение тех пяти лет, которые они с братом прожили на ее вилле в Козе, пока родители были в Азии. В те годы мальчик неизменно уделял больше внимания вольноотпущенникам и рабам, работающим в поле, чем своему грамматику, то есть учителю. В результате его умения ритора и познания в литературе оставляли желать много лучшего, но если он чего-то не знал о мулах, овцах или виноградниках, то этого и знать не стоило. Единственное, в чем грамматик преуспел, так это в обучении подопечного арифметике. Впрочем, это объяснялось исключительно тем, что Веспасиан осознавал полезность предмета, без которого нельзя сосчитать прибыли и убытки в хозяйстве.

Юноша почти закончил собираться, когда в комнату, не постучавшись, вошел отец. Веспасиан встал, склонил в приветствии голову и стал ждать, когда к нему обратятся.

– Паллон сказал, что мы за этот месяц лишились шестнадцати голов. Это так?

– Да, отец. Я как раз подвожу итоги, но похоже, получается именно шестнадцать. Пастухи уверяют, что не в силах воспрепятствовать разбойникам то и дело щипать стада – у тех полно мест, где можно укрыться.

– Этому пора положить конец. Негодяи всю кровь из нас выпьют. Как только вернется Сабин, мы устроим для этого сброда ловушку, и будем надеяться, что кто-то в нее угодит. Тогда и посмотрим, что они предпочтут – висеть с прибитыми руками и ногами или держаться подальше от моей собственности!

– Да, отец, – осмелился бросить Веспасиан в спину уходящему родителю.

Тит остановился в дверях и посмотрел на сына.

– Ты молодец, Веспасиан, – сказал он, уже более спокойным тоном. – Сумел перегнать скот, задействовав так мало людей.

– Спасибо, отец. Мне это по нраву.

Пожилой римлянин коротко кивнул.

– Я знаю, – произнес он с не лишенной сожаления улыбкой и вышел.

Польщенный похвалой отца, юноша закончил подсчеты и убедился, что они действительно лишились шестнадцати голов. Убрав доску, он лег на постель, чтобы отдохнуть до приезда брата. Но когда тот прибыл, полчаса спустя, это произошло так тихо, что Веспасиан проспал.

Он проснулся и вздрогнул – было уже темно. Испугавшись, что опоздал к обеду, Веспасиан соскочил с кровати и вышел в освещенный факелами перистиль. Из атрия доносился голос матери, и юноша направился туда.

– Нам следует использовать влияние моего брата Гая, чтобы поскорее добыть мальчику должность военного трибуна. – Голос принадлежал матери. Сообразив, что речь идет о нем, Веспасиан замедлил шаги. – В следующем месяце ему будет шестнадцать. Если парню суждено пойти далеко, как уверяют предсказания при рождении, не стоит позволять ему и дальше околачиваться в имении, уклоняясь от службы семье и Риму.

Заинтригованный упоминанием про предсказания, Веспасиан подкрался ближе.

– Я понимаю твою озабоченность, Веспасия, – отозвался отец. – Но мальчик провел большинство своих юных лет, осваиваясь с поместьем, а не учась выживать среди политиков Рима, не говоря уж о легионах.

– Богиня Фортуна распрострет над ним руки, чтобы пророчество исполнилось.

Веспасиан с трудом сдерживался – ну почему мать выражается так обтекаемо?

– А как же Сабин? – спросил Тит. – Разве мы не должны сосредоточить все силы на нем, как старшем сыне?

– Ты уже разговаривал с ним прежде. Теперь он уже взрослый мужчина – амбициозный и жесткий в достаточной степени, чтобы постоять за себя. Вполне возможно, он может даже, перегнав моего брата, подняться выше претора, а это великая честь для семьи. Конечно, мы поможем ему всем, чем сможем, но Сабина достаточно поддерживать, а не толкать. Тит, неужели ты не видишь, что Веспасиан – это шанс нашего рода прославиться? Время пришло. Мы с пользой употребили в дело деньги, нажитые тобой в должности сборщика податей в Азии: ты задешево купил это поместье и успешно развил его. С учетом земель и моего приданого наше имущество было оценено во время последнего ценза в два с лишним миллиона сестерциев. Два миллиона, Тит! Такого состояния и влияния моего брата достаточно, чтобы обеспечить нашей семье два места в сенате. Но эти места надо заслужить, а этого не достичь, сидя здесь, среди холмов Сабинии.

– Допустим, ты права, и Веспасиану пора начинать строить карьеру. И готов согласиться, что его требуется подтолкнуть. Но не прямо сейчас. До того у меня есть нечто на уме для него и для Сабина, раз он вернулся. Все равно бесполезно затевать что-либо, прежде чем магистраты следующего года вступят в должность в январе.

Веспасиан слушал так внимательно, что заметил подкравшегося к нему человека, только когда рука последнего дернула его за волосы.

– Шныряешь вокруг и подслушиваешь, маленький братишка? Ничуть не повзрослел, значит? – Знакомый голос Сабина протяжно выговаривал слова, тогда как рука все сильнее тянула юношу за волосы.

Ткнув Сабина локтем в живот, Веспасиан высвободился, повернулся лицом к брату и присел, уклоняясь от летящего в нос кулака. Потом ударил в ответ. Сабин перехватил его руку и, выкрутив ее, заставил юношу опуститься на колени. Тот почел за лучшее прекратить драку.

– В тебе пробудились кое-какие зачатки боевого духа, не так ли? – произнес Сабин, недобро глядя на него. – Это несколько восполняет отсутствие хороших манер – очень невежливо не встретить старшего брата, с которым четыре года не виделся.

Веспасиан поднял глаза. Сабин изменился – пухлый шестнадцатилетний парень, терроризировавший его четыре года назад, превратился в мужчину. Вместо жира он нарастил мускулы, да и в росте прибавил пару дюймов. Округлое лицо брата приобрело некую угловатость, но в карих глазах над крупным, широким носом, являвшимся отличительной чертой всех мужчин семьи, горел знакомый мстительный блеск. Создавалось впечатление, что военная жизнь пошла ему на пользу. Сабин держался с надменностью, которая заставила Веспасиана воздержаться от едких реплик, вертевшихся на языке.

– Извини, Сабин, – пробормотал юноша, вставая. – Я собирался тебя встретить, но уснул.

Сабин вскинул брови в притворном удивлении.

– Однако спать полагается ночью, маленький братишка – ты уже вот-вот станешь взрослым, и пора бы усвоить эту истину. У тебя до сих пор сохранился деревенский выговор – как забавно! Идем, родители ждут.

Сабин шагнул в дом, оставив Веспасиана сгорать от стыда. Как мог он позволить брату восторжествовать над собой? Это было невыносимо. Приняв твердое решение никогда не позволять себе впредь дневного сна, юноша поспешил вслед за Сабином, обдумывая на ходу интригующее упоминание о пророчестве. Родители об этом знают, но кто кроме них? Сабин? Едва ли – брат был тогда слишком мал. Впрочем, если он и знает, то ничего не скажет. К кому же обратиться? К родителям, и тем самым признать, что подслушивал? Не стоит.

Войдя через таблиний в центральную часть дома, братья попали в атрий. Тит и Веспасия ждали их, расположившись на ярко расписанных деревянных креслах рядом с имплювием – бассейном, в который через отверстие в центральной части крыши стекала дождевая вода. В каждом углу бассейна возвышалась колонна, поддерживающая потолок. Они были окрашены в темно-красный цвет, контрастировавший с бледно-зелеными, голубыми и желтыми мозаичными плитками пола, изображающими картины жизни и досуга семьи.