Веспасиан. Трибун Рима - Страница 10

– Угадал, маленький братишка. На то, чтобы выкопать ров, возвести частокол, установить палатки и, самое главное, приготовить пищу, уходит большая часть из оставшихся светлых часов. Таков основной распорядок дня легионера: побудка, завтрак, свертывание лагеря, марш, постройка нового лагеря, ужин, сон. Разумеется, есть еще много чего: караульная служба, учения, фуражировка, уборка отхожих мест, забота о снаряжении и так далее. Но все это подчинено одной большой цели: легионер должен прибыть, готовый и полный сил, в нужное место и делать то, для чего предназначен сражаться и убивать, будь то мелкая стычка или настоящая битва.

– А ты участвовал в настоящей битве? – спросил Веспасиан, любопытство в котором перебороло антипатию к брату.

– Мятеж в Африке не был похож на правильную войну. Нумидийская армия Такфарина состояла по преимуществу из кавалерии и легкой пехоты. Эти подлые ублюдки вечно не давали нам покоя: убивали отставших, нападали на фуражиров, но не вступали в сражение. Единственная битва произошла в самом начале бунта, и Третий Августов задал мерзавцам хорошую трепку. После этого они сменили тактику – стали держаться подальше от легиона и нападать на разрозненные отряды. За несколько месяцев до нашего прибытия им удалось разбить целую когорту Третьего Августова.

– Как им это удалось? – спросил Веспасиан, с трудом продвигаясь вперед по склону, показавшемуся ему очень крутым.

– Мятежники подкараулили легионеров, возвращавшихся из карательного рейда, на открытой равнине. Когорта построилась для близкого боя, но нумидийцы и не думали давать его. Их конница просто кружилась вокруг наших, осыпая их дротиками, а пехота с безопасного расстояния пустила в ход пращи и луки. Всякий раз, когда когорта пыталась атаковать, бунтовщики подавались назад и продолжали стрелять. Получились уменьшенные Карры. Большинство солдат погибло в ходе четырехчасового боя. Тем, кому не посчастливилось попасть в плен, выкололи глаза, оскопили и оставили голыми печься под солнцем пустыни. Когда наместник Луций Апроний узнал об унижении, то пришел в такую ярость, что приказал подвергнуть весь легион децимации, хоть остальные когорты и не участвовали в схватке.

– Сдается, это не слишком честно, – заметил Веспасиан, которому сандалии стали натирать пятки.

– А кто сказал, что война – честное дело? Третий Августов получил глубокую рану. Потеря целой когорты, четырехсот восьмидесяти человек, от рук мятежников, легла пятном на весь легион. Единственное, чем можно его смыть, это кровью. Поэтому Луций Апроний приказал солдатам построиться, без оружия, в одних туниках. Потом легионеров пересчитали. Каждому девятому вручили меч и дали приказ обезглавить десятого – товарища, стоящего слева. Это мог быть его лучший друг, человек, которого он знал много лет, с которым делил палатку, пищу, опасности, женщин. А возможно, некто совершенно незнакомый, юнец, только что поступивший в армию. Все это не имеет значения – если ты откажешься, тебя тоже казнят.

Замолчав, Сабин порылся в притороченной к седлу сумке и извлек широкополую соломенную шляпу фессалийского фасона, которые ввел в моду Август за время своего правления. После чего, не обращая внимания на усиливающиеся страдания брата, нахлобучил шляпу себе на голову.

– Мне об этом рассказал один из трибунов Третьего вскоре после нашего прибытия. По его словам, это было самое ужасное, что доводилось ему переживать в жизни: весь легион, перепачканный в крови товарищей, застыл в строю перед кучей из четырехсот с лишним отрубленных голов и умолял наместника о прощении. Так или иначе, после этого случая легионеры прониклись лютой ненавистью к Такфарину и его мятежникам, в которых видели истинную причину пережитых страданий, и с диким рвением кинулись искоренять их. В итоге, через несколько месяцев после того как мы, сделав свою работу, уплыли, они поймали остатки повстанческой армии в ловушку в крепости Авзера. После трехмесячной осады та пала, и Третий Августов не оставил в живых никого, даже тех, за кого можно было выручить хорошие деньги на невольничьем рынке. Такфарин, к несчастью, бросился на меч прежде, чем наши добрались до него, зато они захватили его жен и детей, и как догадываюсь, те ответили за грехи мерзавца.

Братья достигли вершины холма. Сабин натянул поводья и передал мех Веспасиану, с жадностью припавшему к воде.

– Выходит, Луций Апроний поступил правильно? – сказал он, утирая сбегающие по подбородку излишки влаги.

– Совершенно верно, – отозвался Сабин. – Легион не может сражаться и побеждать, если каждый его солдат не уверен в своем товарище. Предавая казни своих, они доказали то, что способны убить любого, и тем самым восстановили веру в свои силы.

Веспасиан посмотрел на брата и вспомнил слова отца о принципе, объединяющем легион. Если в один прекрасный день ему предстоит встать в строй, он хотел бы, чтобы справа и слева находились соратники, подобные Сабину.

Молодые люди постояли немного, глядя с высоты на свое поместье. Вдалеке, на северо-востоке, вздымался пик горы Тетрика, ожидающей зимних снегов, которые должны были укрыть вершину не далее как через месяц. Внизу, к югу, струил свои воды Авенс, один из притоков которого образовывал овраг, где накануне они заманили в ловушку беглых рабов. Под прямым углом к реке шла Саларийская дорога, убегающая по долине на восток, в направлении Адриатического моря. В месте, где дорога пересекала реку, находился внушительный каменный мост, к которому с востока приближался многочисленный отряд всадников.

– Эти парни, похоже, торопятся, – заметил Веспасиан, прищуривший глаза от яркого солнца.

– Что можно сказать и о тебе. Вперед!

Сабин тронул коня и направился вниз по склону, продолжая задавать ритм свистками. Веспасиан устало потопал за ним, одновременно не спуская глаз с верховых на дороге внизу. Он насчитал человек двадцать. Они, похоже, были вооружены, и что уж совершенно точно, ехали очень быстро. Приблизившись к мосту, всадники придержали лошадей и пересекли реку рысью. Едва оказавшись на другой стороне, передовой свернул с дороги вправо и поскакал вдоль берега. Остальные последовали его примеру.

– Как думаешь, куда они направляются? – спросил юноша.

– Кто? – Мысли Сабина явно витали где-то далеко.

– Всадники. Они свернули с дороги и едут вдоль реки. Приближаются к нам.

Сабин посмотрел в ту сторону. Хотя до верховых оставалось миль пять или шесть, стало ясно, что они вооружены – солнце поблескивало на остриях копий и шлемах.

– Это не военные кавалеристы, уверен. Одеты не так и едут толпой. – Сабин задумчиво посмотрел на брата. – Раз это не военные, но вооружены, причем стремительно скачут в нашем направлении, то мы вполне можем допустить худшее. Так, маленький братишка?

– Беглые рабы?

– Замышляющие небольшую месть за вчерашнее. Лучше нам поторопиться – бросай свой ранец и забирайся позади меня.

С недобрым предчувствием, все сильнее пускающим в душе корни, Веспасиан повиновался приказу. Сабин развернул коня, погнал его, со всей возможной при учете двойной ноши скоростью, в обратном направлении того семимильного отрезка пути, который они проделали. Веспасиан держался изо всех сил – быстрая скачка по неровной дороге заставляла его подпрыгивать, и каждый толчок отзывался в сломанном носу под повязкой, заставляя юношу морщиться от боли.

– Если удержим эту скорость, то поспеем к поместью на полчаса раньше их, – бросил Сабин через плечо. – Этого как раз хватит, чтобы призвать людей к оружию и расставить по местам. Тем же, кто работает в полях, остается только надеяться на Фортуну и заботиться о себе самим.

– Что ты собираешься делать? – спросил Веспасиан в надежде, что у брата уже готов хитрый план.

– Пока не знаю. Думаю, – последовал не слишком утешительный ответ.

Пока они скакали, Веспасиан представлял себе ярость разбойников, обнаруживших прибитого к кресту парня и гниющие на солнце тела товарищей. Он удивлялся, почему никому из поместья не пришла на ум мысль о возможном возмездии со стороны беглых, и решил, что они недооценили врага. Флавии сочли, что имеют дело с немногочисленной, плохо вооруженной и неорганизованной шайкой воров, способных только красть мулов да грабить проезжих на большой дороге. Однако те отважились атаковать виллу. Веспасиан понял, что бой будет кровавым – разбойники сами не ждут пощады и давать ее не собираются.