Веспасиан. Павший орел Рима - Страница 2

Сабин презрительно сплюнул и крепко сжал рукоятку скрытого под плащом меча. Ладонь была липкой от пота.

— Однако он вовремя.

— Напротив, всё даже слишком затянулось. Моя сестра живёт, обесчещенная Калигулой, уже более двух лет. Это дольше, чем диктуют понятия чести.

Внизу, на сцене, юный любовник отвесил пинок под зад рабу, от которого тот полетел на землю. Зрители разразились смехом, который не смолкал и далее, пока исполнители гонялись друг за другом, отскакивая и уворачиваясь. Впрочем, в императорской ложе Калигула устроил собственную комедию, гоняясь за своим хромым дядей Клавдием к вящему удовольствию публики, с восторгом наблюдавшей, как он измывается над незадачливым хромым.

Даже личная стража Калигулы, состоявшая из шестнадцати бородатых телохранителей-германцев, стоявших шеренгой в задней части ложи, не выдержала и вместе со всеми расхохоталась при виде унижений Клавдия. Два трибуна-преторианца, стоявшие по обе стороны входа в ложу, не стали их одёргивать.

— И вы собираетесь сделать этого жалкого болвана императором? — громко возмутился Сабин, когда Клавдий споткнулся и упал.

— Разве у нас есть выбор? Он последний из взрослых Юлиев-Клавдиев. Мои преторианцы не согласятся с восстановлением республики. Ибо знают, что в таком случае гвардия будет распущена. Они взбунтуются, убьют меня и других моих офицеров, которые окажутся у них на пути. После чего всё равно сделают Клавдия императором.

— Не сделают, если мы убьём и его.

Клемент покачал головой.

— Я не смогу отдать такой приказ. Я — его клиент, — он показал на двух преторианских трибунов в императорской ложе.

Тем временем Калигула, устав унижать своего дядю, снова сел на место и сосредоточил внимание на происходящем на сцене.

— Кассий Херея, Корнелий Сабин и я согласились, что императором должен стать Клавдий, — добавил Клемент, понизив голос. Это наша главная надежда, если мы хотим остаться в живых.

Мы провели осторожные переговоры с его вольноотпущенниками, Нарциссом и Паллом, а также с вольноотпущенником Калигулы, Каллистом. Он отлично понимает, что происходит, и тоже решил поставить на Клавдия. Они обещали по мере своих сил защитить нас от возмездия, которого будут ждать от Клавдия за убийство члена императорской семьи, даже если выгодополучатель — он сам, к своему великому удивлению.

— Клавдий ещё не знает?

Клемент недоумённо выгнул бровь.

— А ты доверил бы секрет этому болтливому идиоту?

— И тем не менее ты готов доверить ему империю?

Клемент пожал плечами.

— Я говорю, он умрёт.

— Нет, Сабин. И я требую, чтобы ты принёс клятву Митре, что будешь хранить молчание. Мы могли покончить с этим делом пару месяцев назад, но мы отложили его, чтобы ты успел вернуться в Рим, нанести удар и отомстить за попранную честь. Клянусь задницей Юпитера, я уже разоблачил другой заговор и даже доложил о нём императору. Было бы обидно, чтобы кто-то другой лишил нас удовольствия прикончить Калигулу.

В ответ Сабин лишь одобрительно хмыкнул, отлично понимая, что находится не в том положении, чтобы спорить. Ибо последние два года после того, как Калигула едва ли не у него на глазах обесчестил его жену Клементину, а самого его назначил легатом Девятого Испанского легиона, он провёл в Паннонии, на северной границе империи, по сути, отрезанный от Рима.

Он был вынужден терпеливо ждать, когда его шурин, Клемент, один из двух префектов преторианской гвардии, подберёт группу офицеров, пострадавших от безумств Калигулы, которые будут готовы рискнуть жизнью и убить тирана. Это оказалось долгим делом, как сообщал ему в зашифрованных посланиях Клемент. Люди неохотно делились крамольными мыслями. Стоило им ошибиться в том, с кем они откровенничали, как их немедленно казнили бы.

Переломный момент настал в предыдущем году, после того как Калигула вернулся из не увенчавшегося успехом похода в Германию и не состоявшегося вторжения в Британию, во время которого легионы отказались грузиться на корабли. За их непокорство Калигула унизил легионеров тем, что заставил собирать в шлемы ракушки, а позже с «трофеями» прогнал строем по улицам Рима во время шутовского триумфа. Оттолкнув от себя армию, Калигула затем настроил против себя Сенат и преторианскую гвардию, объявив о своём намерении перенести столицу империи из Рима в Александрию. И в результате лишился последних друзей.

Известие о переносе столицы вызвало недовольство среди офицеров и девяти тысяч солдат преторианской гвардии. Они с ужасом думали, что их либо заставят нести службу в жарком Египте, либо, хуже того, они останутся не у дел, ибо какие преторианцы без императора?

Объединённые опасениями за своё будущее, офицеры стали робко делиться друг с другом соображениями на этот счёт. Клементу вскоре удалось переманить на свою сторону трибуна Кассия Херею. Он давно подозревал, что Херея вынашивает тёмные планы в отношении Калигулы, постоянно издевавшегося над его высоким голосом. Херея вовлёк в заговор своего близкого друга, трибуна Корнелия Сабина, а также двух недовольных Калигулой центурионов.

Когда заговорщики были набраны, Клемент пообещал Сабину, что тот первым нанесёт удар. Он отправит ему в Паннонию послание, в котором сообщит, что всё готово и Сабину необходимо тайно вернуться в Рим. Сабин прибыл два дня назад и с момента своего возвращения прятался в доме Клемента. Ни его брат Веспасиан, ни дядя сенатор Гай Поллон, сидевшие в ложе, соседней с императорской, не догадывались, что он в городе. Как только всё будет сделано, он тихо вернётся в Паннонию, на место своей службы.

Он был уверен, что сумеет уехать незамеченным и что алиби, которое создадут ему младшие офицеры, которым он поручил командовать легионом в его отсутствие на зимних квартирах, будет надёжным. Они подтвердят, что он отправился навестить жену и двоих детей, которые жили у его родителей в Авентикуме[1], на юге Верхней Германии[2].

В таком случае, рассудил Клемент, если новая власть начнёт мстить заговорщикам, Клементина потеряет лишь брата, но не мужа.

Между тем внизу, на сцене, пьеса подошла к счастливому финалу. Персонажи выходили на брачный пир через дверь в фасаде скены — двухэтажного сооружения с колоннами, окнами, дверями и арками. Когда последний актёр повернулся, чтобы обратиться к зрителям, Сабин ещё ниже натянул на глаза капюшон.

— С радостью предлагаем всем нашим друзьям, собравшимся здесь, присоединиться к нам. Но хорошего понемножку, и того, чего достаточно для шестерых, не хватит для нескольких тысяч. Поэтому позвольте пожелать вам доброго пира дома и попросить, в свою очередь, вашей благодарности.

Публика разразилась аплодисментами. В императорской ложе германцы-телохранители расступились, чтобы пропустить в неё высокого мужчину в пурпурной мантии и с золотой диадемой на голове. Вошедший поклонился Калигуле на восточный лад, прижав обе руки к груди.

— Что этот здесь делает? — недоумённо спросил Клемента Сабин.

— Ирод Агриппа? Он в Риме вот уже три месяца. Просит императора расширить владения его царства. Калигула глумится над ним, заставляет страдать из-за собственной алчности. Обращается с ним так же скверно, что и со своим дядей Клавдием.

На глазах у Сабина иудейский царь занял место рядом с Клавдием и обменялся с ним несколькими словами.

— Калигула скоро уйдёт из театра и отправится в бани, — сообщил Клемент, когда рукоплескания начали стихать. — По пути туда он пожелал послушать пение юных греков из Этолии, которые будут выступать завтра. Каллист велел им ждать перед домом Августа, у входа в коридор, который ведёт прямо к лестнице возле императорской ложи. Ты можешь попасть туда через этот выход.

С этими словами Клемент указал влево, на самые крайние из ворот в задней части театра. Они были заперты.

— Постучишь три раза, пропустишь один удар и снова повторишь условный сигнал.