Веселый мудрец. Юмористические повести - Страница 65
— Актеров в камеру! — приказал офицер. — Пусть посидят, пока мы разберемся! А ты, болван…
Но дальнейших слов офицера братья не слышали — их грубо вытолкали из комнаты и повели по коридору.
В конце коридора их ждала гостеприимно распахнутая железная дверь. Возле нее стоял надзиратель с ключом в руке.
Большое полуподвальное помещение, в котором заперли братьев, не очень походило на мрачный каземат. Оно скорее напоминало пещеру, в которой несколько лет подряд жгли костры, — такими черными были стены и земляной пол.
Трое крестьян, сидящих на земле, радостно встретили Митикэ и Фэникэ:
— Нашему полку прибыло! За что?
— Перепутали с какими-то актерами, — сказал Митикэ, — теперь выяснять будут.
— А мы подрались, — сообщил самый молодой из крестьян. — Городовой разнимать полез, мы и его задели ненароком… В городской больнице ныне бедняга мается…
— Да что теперь городовые, — засмеялся один из драчунов. — Вот, я помню, в Бендерах, там городовой был — это да. Ему три раза по голове оглоблей стукали — и он хоть бы что. Скомкал меня, что медведь, и притащил в участок. А здешние? Тьфу — смехота!
Дверь камеры заскрежетала и отворилась. На пороге появились еще двое — молодые парни с испуганными глазами.
— Ого-го! — закричали драчуны хором. — За что вас, братцы?
— Актеры мы, — сказал один из парней. — Он вот Пэкалэ, а я Тындалэ. С утра у реки, у рыбных рядов… Сборы шли хорошие, вдруг — раз! — забрали…
Братья не успели как следует обсудить со своими товарищами по несчастью происшедших событий, как в камеру впихнули сразу четырех человек — двух Тындалэ и двух Пэкалэ.
— Друзья по несчастью, у кого есть курево? — спросил один из Пэкалэ.
Когда выяснилось, что компания подобралась некурящая, очень актер огорчился, но потом бодро произнес:
— Тяжело, конечно, но, если бы офицер, который загнал нас сюда, предложил бы мне сигарету из своего портсигара, я бы ее не взял.
— Нет, вы только подумайте, — шумел один из Тындалэ, — запереть нас в такой день! Сегодня на редкость щедрые зрители!
— Каждый раз на этой ярмарке какое-нибудь свинство происходит! — вздохнул курильщик. — Говорю городовому: «Я никуда бежать не собираюсь, арестуешь меня вечером. Смотри, ведь зрители кругом, я занят!». И что же мне сказал этот мерзавец, как вы думаете? «Ежели, говорит, так желаете показаться публике, то мы вас выставим в клетке и за показ будем брать Деньги!».
— Он не знал истории про человека, который попал в царство двуносых, — сказал Митикэ.
— Мы тоже не знаем! — закричало несколько голосов.
— Один человек, который сам считал себя очень ловким пройдохой, — начал Митикэ, — узнал, что в горах, в ущелье, живут люди с двумя носами. И он задумал такое дело: поймать какого-нибудь двуносого, запереть в клетку, потом привезти его к одноносым людям, и показывать чудо за деньги.
«Я буду богатым! — кричал пройдоха. — На этих носах я заработаю гору монет!».
И он отыскал ущелье, спустился в него, встретил двуносого человека.
«Я приглашаю вас в гости ко мне, — сказал пройдоха. — Угощение уже готовится, можем ехать хоть сейчас. Кони наверху!».
«С удовольствием поеду к вам, — сказал двуносый, — зайдем ко мне, я должен переодеться, и мы тронемся в путь…».
Пройдоха пришел в дом к двуносому, познакомился с ere сыновьями.
Вдруг на него набросили мешок, повалили, связали.
«Что ж вы делаете! — закричал пройдоха. — Разве так поступают с гостями?».
«Конечно, — сказал двуносый человек, — так с гостями не поступают. Но что нам делать? Мы умираем с голоду, и вы — наше спасение. Мы вас посадим в клетку и будем показывать за деньги. Каждый захочет взглянуть на одноносого человека — это же величайшее чудо».
Вот так остается с носом тот, кто готовит подлость другому! — закончил Фэникэ.
Всем очень понравился рассказ Митикэ, и начались расспросы — кто такие братья Чорбэ, откуда.
— Так я же знал вашего отца, музыканта Иона! — закричал один из Пэкалэ. — Мы же с ним вместе много раз играли на свадьбах и жоках! Помню его песенку: «Горе бежит от улыбки, беда приходит в обнимку со скукой!»
— Из улыбок плетутся нити, соединяющие сердца! — громко сказал актер, страдающий от отсутствия табака.
В это мгновение дверь заскрежетала, и в камеру ввалилась целая толпа актеров и музыкантов.
— Они совсем сошли с ума! — кричал скрипач, размахивая смычком, как саблей. — Хватают всех подряд! Стоит только тронуть струну на скрипке, как полиция тут как тут. «Вы слышали про Пэкалэ и Тындалэ?» — спросил меня городовой. «Давно с ними знаком»! — отвечаю я. И меня арестовывают! Что происходит? У городовых в голове камни вместо мозгов!
— Камни в голове или каменная голова — это одно и то же. А вот закурить у вас есть?
Среди вновь прибывших Митикэ и Фэникэ встретили тех самых трех актеров, с которыми они познакомились на конской выставке в день скачек.
Братья так обрадовались старым знакомым, словно были с ними в родстве.
— Никогда ничего подобного не видывали! — удивлялись старые актеры. — Похоже, что полиция захотела запретить смех и веселье?
Потерявшие голову полицейские хватали каждого, кто походил на актера или музыканта.
Потом стали арестовывать всех, кто громко смеялся, потом всех, кто произносил слова «Пэкалэ» и «Тындалэ».
Возле полицейского участка стояла толпа и кричала:
— Пэкалэ! Тындалэ! Пэкалэ! Тындалэ! Арестуйте нас, мы их любим!
Ярмарка смеялась над растерявшимися полицейскими.
…Спустился вечер. Цопу, едва стоявшего на ногах от усталости, привели в камеру, где были собраны десятки Пэкалэ и Тындалэ.
— Посмотри их еще раз — может, тех двоих узнаешь! — распорядился офицер и ушел, брезгливо поморщившись.
К Цопе подошли Митикэ и Фэникэ. Цопа отупел до такой степени, что едва узнал их.
— Где мош Илие? — спросил Митикэ. — Что с ним?
— Всем штраф, — сказал Цопа, — и пекарю, и бондарю, и старосте.
— Мош Илие где? — Фэникэ взял Цопу за плечи и встряхнул его.
Полицейский, который остался в камере вместе с Цопой, удивленно смотрел на — Фэникэ, не зная, как поступить: защищать Цопу или нет?
— Моша не видел, — помотал головой Цопа. — Его в суд не водили. Ничего не знаю… Это Пындалэ и Тэка-лэ… Пыкалэ и Тындалэ… Интересно, как мой бочонок — один ведь, еще цел…
Цопа, сопровождаемый полицейским, пошатываясь, вышел из камеры.
— Пэкалэ! Тындалэ! Арестуйте нас — мы их любим! — неслось с улицы. Потом послышалась песня, прерываемая взрывами хохота.
— Пусть попробуют посадят в тюрьму песню и смех! — сказал Митикэ.
Ночь прошла весело — в рассказах, песнях.
— Жаль, жок. нельзя устроить — места мало! — вздохнул Фэникэ.
На площади возле полицейского участка всю ночь звенели песни: мелодия начиналась в камере, выпархивала сквозь решетку окна, и ее подхватывали на воле.
Уже начинало светать, когда распахнулась дверь камеры и надзиратель гаркнул:
— Выходи все, быстро!
Недоумение превратилось в радость победы, когда, пройдя коридор, задержанные очутились на площади.
— Горе бежит от улыбки, беда приходит в обнимку со скукой! — запел Митикэ, и толпа, осаждающая полицейский участок, подхватила песню.
К Митикэ и Фэникэ подошел пожилой человек с бараньей шкуркой в руке.
— Эй, Чорбэ! — сказал он. — Я бадя Георге, меня все знают! Мой друг мош Илие. просил вам кланяться!
— Где он? — Братья отвели бадю Георге в сторонку. — Что с ним?
— Его выпустили сразу, — радостно сообщил шапочник. — Ведь Пэкалэ и Тындалэ до отказа заполнили участок, другим уже места не. хватило. Поэтому Илие выпустили. Но завтра он должен явиться в полицию — для разговора. Илие хотел подождать вас, знал, что актеров не будут долго держать, — видите, какой шум поднялся?..
— Но как же его найти? — спросил Фэникэ.
— Вот чудаки, а о чем же я вам все время говорил? — удивился бадя Георге. — Илие провожает вашего общего друга. Копач сказал: «Друзья познаются в беде. Братья Чорбэ помогли одному человеку, теперь этот человек стал их другом». Илие ушел на реку — ваш друг уезжает с рыбаками.