Весь Кир Булычев в одном томе (СИ) - Страница 4001

— Я с ним еще не встречался.

— А я его видел. Он приехал в прошлом году в Петербург и заключил договор с сомнительными издательствами. Представляете, теперь эти издательства будут торговать моими романами.

Заказчик отряхнулся, как мокрый пес, и ему пришлось сделать усилие, прежде чем он вспомнил, о чем шла речь.

— Ах да… Существует негодяй, вор, человек, который намерен лишить меня заслуженной славы, моей работы… Вы думаете, что я преувеличиваю? Ничего подобного! Я вам приведу пример. Секунду…

Он метнулся к письменному столу, вытащил ящик и извлек оттуда пожелтевшую рукопись, страниц на сто, не меньше. Затем сунул ее обратно в ящик, словно в печку, оставив в руках последнюю страницу.

Он поднес ее к моему носу и строго спросил:

— Что здесь написано? Какой год?

Внизу стояли слова: «Переделкино, Москва, 1976».

— Держите. — Он сунул мне листок, а сам побежал к стеллажу, на котором неаккуратно теснились книжки. Он выволок из ряда довольно толстый том. Видно, не впервые доставал его оттуда.

Распахнул его в начале.

На титульном листе я прочел: «Записки сгоревшего астронавта».

— Видите?

— Вижу.

— Вы не туда смотрите. Год, какой год?

Внизу страницы было написано: «1991. Москва».

— Вы представляете? Через пятнадцать лет после меня! Но он напечатал.

— А почему вы не напечатали?

— Вы представляете, какое это было время? Меня бы вытолкали из страны! А может, и посадили. Это было слишком смело. Я шел впереди моего времени. Я вам могу дать свою рукопись и этот опус Адамеца. И вы убедитесь, что все, что он написал, — наглый, открытый плагиат!

— А теперь, когда он напечатал? Почему вы опоздали?

— Вот именно! Я опоздал. Я колебался. Я вел переговоры. А он влез ко мне и украл.

— Но как он это сделал? Вы разве не запираете ящик стола?

— При чем тут ящик стола! Он крадет прямо из моего мозга. Он — вор мыслей, идей, замыслов… Я думал, что время для публикации моего смелого, я скажу вам — всемирного хита! — не подошло. Я вел переговоры с издательством. И вдруг вижу в магазине… И знаете, меня что-то в сердце укололо. Я почувствовал…

— И это основание, чтобы его убить?

— Вы пришли сюда учить меня морали?

— Смешно, — сказал я. — Мне приходилось убивать людей из-за денег, из-за любви и измены, но чаще всего из-за денег. Убить из тщеславия… А впрочем, был уже пример в истории. Некий Сальери убил Моцарта. Правда, без помощи киллера. Есть ли разница? Нет разницы.

— Сравнение никуда не годится, — ответил заказчик. — Я начинаю сомневаться в вашей компетентности.

— У меня хорошие рекомендации и нет недостатка в клиентах. Так что вы вольны отказаться, я без работы не останусь.

Я блефовал. У меня было плохо с работой. Надо было платить за операцию мамы.

— Мне показалось, что вы осуждаете меня, — добавил заказчик.

— Я осуждаю убийство в принципе.

— Зачем же убиваете?

— Я хорошо умею это делать. И за это платят больше, чем за проектирование общественных уборных.

— Вы должны спешить, — сказал он. — Мне сообщили, что он сдал в издательство рукопись… ту самую, да, ту самую, в которую я вложил душу.

Так писатели не говорят, подумал я. Но, впрочем, им положено говорить образно.

— И как вы представляете мою работу?

— Мне сказали, — он понизил голос до шепота, — что вы можете отправляться в прошлое. Это так?

— Именно так.

— Тогда мне нужно, чтобы Адамец не написал последнего романа. Хватит! Это мой роман!

— Когда он начал писать его?

— В этом году. В марте или феврале. Эта сволочь работает очень быстро. Как только он заберется в мое сознание и украдет оттуда сюжет, он бросается к компьютеру — и готово! Вы не представляете, насколько он эффективен.

— Вас неправильно информировали, — сказал я.

Я подошел к вазе с пионами. Они уже распустились — белые и розовые. Они пахли ненавязчиво и нежно.

— Мне подарили поклонницы, — сообщил заказчик. Лучше бы он помолчал. Никогда мне еще не приходилось так ненавидеть заказчика. Может быть, мне его потом убить просто для очистки воздуха на планете?

— В чем дело? — Он встревожился.

— Я не могу совершать ликвидации ближе чем за пять лет в прошлом. Если я отправлюсь ближе к нашим дням, то нарушу сетку событий. Природе надо дать возможность успокоиться, зарастить дыру, образованную исчезновением человека.

Он утвердительно кивнул, словно что-то понимал.

— Если я уберу его лет шесть назад? — спросил я.

Заказчик непроизвольно хлопнул в ладоши. Он был счастлив.

— Значит, эта сволочь не успеет опубликовать ни одного крупного произведения, как хорошо!

— Тогда расскажите мне, что он делал шесть лет назад.

Я не рассчитывал, что он вспомнит о действиях врага, но, к моему удивлению, он хорошо выучил урок.

— Как же! Шесть лет назад он получил премию на Парконе в Словакии. Представляете, он пользуется моим сюжетом, пишет свою первую повесть, ее переводят на шесть или семь языков, и в Словакии выдают премию за лучшую переводную вещь! Тогда я заметил его. Тогда я только удивился. И стал за ним наблюдать.

— Напишите мне все, что вам известно о его поездке в Словакию.

— Замечательно! Я совершенно с вами согласен. Гениально. Вы уберете его за рубежом, и никто не свяжет его смерть со мною. Смерть Сальери.

— Вы хотите сказать, что Моцарт убил Сальери? — удивился я.

— Вот именно!

— Но Сальери пережил Моцарта лет на тридцать.

— Ах, неважно, в конце концов, убийца — вы. И я согласен считать вас Сальери. Вам приятно, да? — Он залился ленинским смехом — заразительным и чуть более пронзительным, чем бывает у людей.

Я сел за стол, взял лист бумаги и принялся записывать все, что мог узнать у заказчика. Мне предстояло еще посетить издательство, в котором печатали Адамеца, заглянуть к нему домой и, может, даже попытаться с ним встретиться. В этом нет парадокса. Шесть лет назад я буду ничем, будущим воспоминанием. А мне лучше не ошибиться.

Я получил у заказчика деньги. Как я и ожидал, он торговался, уверяя, что две трети… половину, треть заплатит по выполнении задания.

Чепуха, отвечал я. После выполнения задания вы и знать меня не будете. Это случается. Ведь ваш Адамец погибнет шесть лет назад. Бывает так, хоть и не всегда, что память о собственном участии в преступлении начисто испаряется из головы. А если не испарится, то вы достаточно сообразительны, чтобы при виде меня пожать плечами и сказать, что вы и в жизни не намеревались никого убивать. Шесть лет назад? Зачем? Нет уж, я беру деньги вперед. Жалоб на меня еще не было.

Деньги у него были заготовлены, но он так просто от меня не отделался. Я еще вытащил из него стоимость билета и гостиницы в Словакии.

Фантастику я читал, кое-что знал о ней, но, оказывается, и не представлял, что существует всемирная сеть любителей фантастики, именуемая фэнами. Эти фэны гнездятся в Саратове и в Петербурге, на Миссисипи. Они умудрялись проникать сквозь железный занавес, а уж в наши времена неустанно шастают с кона на кон (не путать с карточными играми: коны — это сокращенно от конгресса). Где соберется двадцать фэнов, уже получается кон.

Кон, на который я был намерен попасть шесть лет назад, на заре чешского и словацкого раскола, должен был состояться в небольшом словацком городе со странным тройным названием Спишска Нова Вес. Спишска — это область в Восточной Словакии, в горах, по ту сторону которых начинается Закарпатская Украина, Нова — это новая, а вес — это деревня. Теперь ясно?

Три часа я летел из Москвы до Братиславы, затем прождал еще два часа на районного размера вокзале, что скромно именуется на местном языке главной станицей. Фронтон его украшает орел на манер имперского, фашистского, только подойдя ближе, понимаешь, что это вовсе не орел, а символ железной дороги — крылья на колесе.

Затем длинный сидячий поезд потащил нас к горам, и тащил пять часов подряд. Я никогда не думал, что Словакия такая большая.