Весь Кир Булычев в одном томе (СИ) - Страница 3984

Инженер Лецатл подошел к карте Марса и включил бегущие огоньки, чтобы показать мне, какие каналы уже несут живительную влагу на поля, а какие еще строятся. Это было чудесное зрелище, и оно меня порадовало.

— Значит, теперь с сельским хозяйством хорошо? — спросил я.

— Скоро будет хорошо, — твердо ответил инженер. — Правда, основные резервы снега на полярных шапках истощены и дожди на всей планете прекратились.

— Это я чувствую всей шкурой, о великий, — согласился я. — Но куда девается вода? Ведь раньше ее не было только в моем колодце.

— Воду поглощают пески, вода разливается, просачивается, даже разворовывается. Ты не представляешь, какое на Марсе идет вредительство!

— Всех бы расстрелять, — заметила моя кузина.

— А безответственность некоторых рядовых строителей? — продолжал Лецатл. — А плохое качество строительной техники? А нехватка материалов? Об этом ты подумал?

— Нет, не подумал, — сказал я.

— Всех расстрелять, — сказала Шохихи.

— Так что сейчас мы приступили к суперканалу, — сказал Лецатл. — Он соединит тремя линиями северный и южный полюса и наладит нормальный баланс воды на планете. И тогда все будет хорошо.

Лецатл замолчал.

— Великий инженер, — сказал я, — нельзя ли для нашей деревни достать новую бочку? Нам не в чем возить воду из болота, в которое превратилась долина Азоры.

— Вон отсюда! — закричал инженер. — Чтобы я тебя больше не видел! Своим разговором о бочках ты подрываешь великую идею! Я тебе целый час говорил о достижениях, а ты ответил мне черной неблагодарностью.

— Тебя надо расстрелять, — сказала моя добрая кузина.

Чтобы они не успели привести в исполнение эту угрозу, я убежал по лестнице с сорокового этажа.

На улице, как всегда, ярко светило солнце. Когда я брел обратно в деревню, задыхаясь от жары и мучимый жаждой, то увидел, как на пустыре у памятника Магацитлу расстреливали саботажников. Среди них было несколько экологов в лиловых тогах и высоких шапках.

На дне канала, того самого, первого и знаменитого, который должен был заменить мой колодец, стояла желтая тина.

В деревне я никого не нашел. Люди ушли.

Без бочек я не мог возить воду из болота, да и вода была там вонючая. Чтобы не помереть с голода, я перебрался в горы и там в узком ущелье отыскал небольшой родник, возле которого я с тех пор и живу. Родник с каждым месяцем скудеет. Не знаю, кто из нас иссякнет раньше…

Уже пять лет я не видел ни одной живой души. Если раньше над головой иногда пролетали воздушные лодки, то теперь небо опустело. Вчера мне приснилось, что я поднимаюсь над Марсом на большой птице. И вижу, что он весь изрезан широкими высохшими каналами. И ни одной души… Лишь где-то возле северного полюса последние инженеры из Марсводхоза строят свой последний канал.

Высокий, стройный, несмотря на свои сто двадцать лет, Верховный координатор Дальней разведки широкими шагами пересек полутемный зал космической связи. Техники безмолвно поднялись при его приближении. Огоньки на пультах тускло отражались на серебряном мундире координатора. Безмолвное напряжение опустилось на зал. В тишине, подчеркиваемой шепотом самописцев и тихим жужжанием самонастройки, голос координатора прозвучал громом.

— Канал срочной связи, — произнес он.

От легких и быстрых движений техников ярче загорелись экраны. Мигнула мириадами огоньков схема готовности.

— Код? — спросил первый техник.

— Шесть-особый. Тревога первой степени.

— Все каналы свободны, — сказал второй техник.

Координатор опустился в кресло. Его рука в черной перчатке на секунду замерла над пультом, прежде чем набрать известные лишь координатору цифры…

Палец решительно опустился на пульт, коснулся первой цифры…

Зарево вулканов окрашивало небо в грозный багровый цвет. Иногда по непрочной еще коре планеты прокатывалась волна землетрясения. Вездеход по касательной опустился возле висящего над черным камнем пузыря станции.

Усталый разведчик тяжело спрыгнул на пиритовую плиту, скафандр особой защиты делал его похожим на старинного робота.

Мягко открылся люк, приглашая Свиридова войти в уют и безопасность станции.

Лишь одна мысль, одно необоримое желание завладели мозгом и телом разведчика — спать…

Натруженными руками он снял шлем. Растер жесткими пальцами глубокий красный шрам, пересекающий щеку. Взглянул в зеркало. «Сколько тебе лет, старина?» — спросил он свое изображение. Изображение сощурилось в ответ. Лицо было молодо, но глубокие складки у губ, щетина на подбородке, мешки под глазами мешали поверить, что ему лишь завтра минет тридцать.

Струи дезинфицирующего душа ударили по плечам и животу. Но не принесли свежести и облегчения. Свиридов был по ту сторону усталости.

Переодевшись в шорты и голубую домашнюю накидку, Свиридов прошел на Центральный пункт. Ирида коротко взглянула на него. Изображения на экранах зашатались, заваливаясь вправо.

— Что, трясет? — сказал Свиридов.

— Поспи, — сказала Ирида, обратив на него пристальный немигающий взгляд сирианки. — Три часа. Потом снова на вахту. Возможен взрыв на склоне Пленницы. Надо будет эвакуировать оборудование.

— Три часа? — спросил Свиридов.

— И ни минуты больше.

Свиридов сказал себе: три часа — это вечность, это спасение…

Неожиданно вспыхнул экран внутреннего оповещения.

Зеленое лицо второго исследователя, увеличенное втрое, так что видна была каждая чешуйка на лбу и хоботе, смотрело на Свиридова.

— Никита, — сказал Второй, — экстрасрочная с Земли. Тебе.

Лицо исчезло — на экране возникла желтая полоска космограммы. С легким щелчком она отделилась от экрана и перелетела в руки Свиридову.

— Ты знала? — спросил Свиридов у Ириды, прочтя космограмму.

— Да, — ответила сирианка.

— Надо лететь, — сказал Свиридов, превозмогая дурноту.

— Сквозь пылевую на планетарном катере тебе до утра не прорваться, — сказал с экрана Второй.

— Надо, — сказал устало Свиридов.

— Может, поспишь сначала? — спросила Ирида. В ее ровном голосе впервые за последний месяц прозвучала жалость.

— Не нужно меня жалеть, девочка, — сказал Свиридов, попытавшись улыбнуться. — Надо. Я прошел сквозь льды Андромахи и огонь Белого Карлика. Я постараюсь прорваться.

— Ты прорвешься, — сказал Второй.

— Я готовлю катер, — сказала Ирида. — Надевай скафандр.

Что в ее инопланетном взоре? Неужели это любовь?

Чтобы никто не увидел, как покраснел его шрам, Свиридов отвернулся и натянул шлем.

— Надо, — повторил он. Голос его прозвучал глухо.

Рука в черной перчатке снова замерла над кнопками.

Лениво перемигивались огоньки над пультами.

Второй сигнал устремился в звездные дали…

Павел знал: за спиной поселок, посевы, теплицы. Если он не выдержит, погиб труд всей колонии.

Он стоял на краю рощицы живых, подвижных, трепещущих деревьев, которые, ощущая его напряжение и решимость, старались отклониться, прижаться к желтой земле. Растительный мир страшился грядущего боя.

Пискнул биолокатор, вмонтированный в браслет. Опасность!

Легким движением Павел включил гравитатор, и тот рывком вознес его над поляной, над вершинами деревьев.

Биолокатор не ошибся.

Огромные лиловые лопухи на болотце расступились, и оттуда черной молнией вырвалась торпеда страшного хищника — перепончатого ящера. Ломая робкие деревья, ящер рухнул на поляну, там, где секундой раньше стоял Павел. Сообразив, что потерял добычу, ящер принялся рвать когтями траву и ломать стволы.

Павел включил мини-камеру — зрелище было достойно того, чтобы запечатлеть его на видео.

Это было ошибкой. Второй ящер услышал жужжание камеры. Тень его на мгновение закрыла солнце, и Павел лишь чудом успел увернуться от живого снаряда, круто уйдя к кустам, откуда к нему уже устремился бородавочник — скользкое трехметровое существо, схожее сразу с жабой и кабаном.