Весь Кир Булычев в одном томе (СИ) - Страница 3964

Переводчики прожили после этого много лет. Слухи об их участии в вавилонских событиях распространялись по белу свету. Внучонок спрашивал деда-переводчика:

— Ты же переводчик, дедуля. Как же ты не остановил это столпотворение?

— Боги их покарали, — отвечал дедушка. — Не ценили они кадры, вот боги их и покарали.

— А тебя почему не покарали?

— А меня с коллегами они выбрали орудиями своей кары.

Я разучился ездить в поездах — спать в купе и высыпаться, как дома. Тоска берет от одной мысли, что придется жить в душной клетушке, где уже спят случайные попутчики, с которыми, втискивая свои чемоданы, обменялся дежурными любезностями, — укладываться на еще влажные казенные простыни и дремать, просыпаясь на остановках от яркого света станционного фонаря или резкого гудка маневрового тепловоза.

Я оттягивал момент, когда все-таки придется уйти в купе, и курил в коридоре, опустив окно и борясь с занавеской, которая вздувалась парусом и норовила упереться в лицо.

Кроме меня, в вагоне не спали еще двое. Добродушного вида гладко облысевший флегматичный толстяк в голубой рубашке, подобранной выше локтей резиновыми колечками, появился в поезде недавно на небольшой станции, но уже успел переобуться в разношенные домашние туфли без задников. Собеседник его тоже был лыс, но его небольшая аккуратная лысина походила на тонзуру католического монаха, и сам он, в тщательно начищенных ботинках и белоснежной рубашке, казался воплощением аккуратности. Оба носили очки. При взгляде на толстяка возникало ощущение, что очки ему малы — в них словно умещались лишь зрачки, обрамленные тонкой черной рамкой. Второму человеку очки были явно велики, и он поминутно поправлял их.

Разговор я застал на середине, но это не имело значения, потому что он не был сосредоточен на какой-нибудь одной теме.

— Нет, у нас небо чистое, промышленности мало, — говорил толстяк, перебирая короткими пальцами по подтяжкам, будто играл на арфе.

— Но южное небо производит особое впечатление.

— Признаю, южное небо кажется черным, и звезд на нем больше. Но приезжайте отдохнуть к нам, выберем безлунную ночь, и тогда насмотритесь на миры, плывущие в бесконечном космосе.

Они глядели в синее чистое небо над черным забором подступавших к путям елей.

— Я предпочитаю проводить отпуск на юге, — сказал элегантный человек. — Нет, спасибо, не курю. Курите-курите, я не возражаю. Отпуск должен быть полноценным.

— Смотрите, спутник полетел.

— Их много теперь летает.

— А может, космический корабль, — сказал толстяк.

— Да. Со временем космические корабли покорят космос. И зрелище их будет для нас привычным.

— Будет привычным, — согласился толстяк. — Как же. С других планет станут к нам прилетать. Туристы, в командировку…

Элегантный человек улыбнулся, и улыбка звучала в его голосе, когда он ответил с некоторой снисходительностью:

— Если они и прилетали, то в отдаленном прошлом. Мне где-то приходилось читать об этом.

— Могли в отдаленном, могут и сегодня, — ответил толстяк просто. Голос его был выше, чем положено иметь такому крупному человеку. Наверное, когда-то голос соответствовал хозяину, но потом хозяин растолстел, а голос остался прежним.

— Не исключено.

— Даже жалею, что я лично с ними не встречался, — сказал толстяк.

— Мне тоже не приходилось.

Элегантный иронически хмыкнул.

— Разумеется, трудно поверить, — поспешил продолжить толстяк, — я бы и сам поставил под сомнение, если бы не известный мне случай.

— Ага, — сказал его собеседник и зевнул.

А мне вдруг стало грустно: вдруг этот разговор так и угаснет? Недоставало лишь небольшого толчка, чтобы толстяк поведал какую-то любопытную историю, которая, если и окажется выдумкой, все же стоит того, чтобы подбодрить толстяка каким-нибудь вопросом, но тут без моей помощи элегантный мужчина, глядя в окно, произнес:

— Метеорит упал.

Я тоже успел заметить недлинный след падающей звезды.

— Вот-вот, — обрадовался толстяк. — Тот след был куда ярче. Потом он пропал, потому что их корабль замедлил ход в атмосфере.

— М-да… — Элегантный мужчина не знал, как реагировать.

— Я был на рыбалке, — сказал толстяк. — Вместе с Паншиным. Он тоже преподаватель. Из нашей школы. Только я веду математику, а он литературу и русский язык. Мы с Паншиным Николаем Сергеевичем сблизились на почве рыбалки. И вот прошлой осенью, скоро год будет, отправились мы на Выю — речка такая в наших местах — с пятницы на субботу. А надо сказать, что Николай Сергеевич — человек легких решений. Он младше меня на восемнадцать лет, ему в ноябре будет тридцать четыре. Регулярно занимается спортом, ходит в турпоходы, очень следит за своей фигурой. Вам интересно?

— Продолжайте, продолжайте. Все равно спать не хочется.

Толстяк ждал другого ответа, но ничем не выказал своего разочарования. Он уже был во власти воспоминаний и говорил, отрешенно глядя в темноту за окном. Чтобы не упустить нити рассказа, я чуть подвинулся к нему.

— Но при этом я должен заметить, что Паншин — человек не очень любознательный. Представьте, мало читает, хотя словесник обязан быть в курсе новинок литературы. Странное сочетание душевной апатии и физической энергии. Но в школе его ценят. И ученики к нему неплохо относятся. А в тот вечер клевало плохо, как стемнело, мы развели костер, распили чайник чая и собрались на боковую… Костер-то догорел.

Толстяк сделал паузу. Главные события в рассказе должны были вот-вот развернуться, и паузу можно было бы принять за актерский прием, рассчитанный на то, чтобы заинтриговать слушателей. Но мне показалось, что тут дело в другом: мы зачастую запоминаем не самый яркий, важный момент события, а какую-то мелочь, деталь. Вот и учитель вспомнил о догорающем костре.

— Да… и тут мы увидели след метеорита. Мы сначала даже решили, что по соседству упал спутник. След оборвался над лесом, и мы ждали удара. А ничего не было. И тогда Паншин сказал, что пойдет посмотрит. Он заявил, что, по его мнению, метеорит упал метрах в пятистах от нас. Я пытался его отговорить. Ну что увидишь в темноте? Но Паншин лишь посмеялся над моими страхами, взял фонарь и ушел. Я уже говорил, что он легок на подъем. Так вот, взял и ушел… А я остался один у костра. Прошло часа полтора. Может, больше. Мне не спалось. Меня беспокоило исчезновение Паншина. Вдруг он заблудился? Вдруг что-нибудь случилось? Наконец я не выдержал и стал его звать. И, представьте себе, через несколько минут он отозвался, вышел к костру и поблагодарил меня за крики, а то он чуть не сбился с пути. Я спросил, нашел ли он метеорит, а он сказал, что получил выгодное предложение, но его не могут долго ждать. Представьте мое удивление, когда он объяснил, что на поляне, недалеко от нас, опустился космический корабль с другой планеты.

Толстяк тяжело вздохнул и умолк. И диссонансом прозвучал деловой вопрос элегантного мужчины:

— С Марса?

— Может быть, с Марса, — согласился толстяк. — Не буду уточнять. Я дал слово Паншину молчать о местонахождении планеты. Вы уж простите, это не играет роли, но я дал слово.

— Как хотите, — произнес его собеседник сухо.

— Извините, — повторил толстяк. — Значит, Паншин объяснил, что корабль срочно улетает, а существа, прилетевшие на нем, предложили Паншину на несколько месяцев отправиться к ним. На их планете он пройдет курс исследований, ибо тамошние ученые хотят познакомиться с человеческим организмом. Затем его привезут обратно.

— Рискованное предложение, — сказал элегантный мужчина.

— Признаюсь, я был несколько растерян. Я только спросил: «А как же занятия в школе?», на что Паншин попросил меня договориться с директором, чтобы тот дал ему отпуск без сохранения содержания. Он сказал, что условия поездки его устраивают.

— Как можно поверить на слово совершенно незнакомым пришельцам? А если его искалечат?

— Меня тоже мучили подобные опасения. Я со всей прямотой сказал об этом.