Вершина - Страница 27

Щелчок означал, что кто-то смотрит на него сквозь объектив камеры. Это может стать твоим концом или твоим началом, а может стать просто обыденным эпизодом, так как телевизионщики — народ переборчивый. В любой момент тебя могут забраковать и возобновить поиски более подходящего персонажа.

Мимо него не спеша прошли две женщины, которые без одежды выглядели бы намного эффектнее. Тем не менее обе были в купальниках.

— Видишь ту, в серебряном купальнике? Я хорошо знаю этих девочек такого типа, — сказала одна.

— Что же это за тип? — поинтересовалась другая.

— Слишком наивна, чтобы казаться естественной. Ах, эти детские голубые глазки! Бьюсь об заклад, что она успела позабыть мужчин больше, чем ты и я вместе взятые.

Человек, лежавший на пляже, был удивлен тем, как проницательны порой бывают женщины в своих суждениях. Последняя реплика напомнила ему о Сюзан Зонненберг.

Сюзан Зонненберг… В какой-то мере из-за нее он сейчас находился в бегах. Хотя Сюзан исчезла больше недели тому назад, именно благодаря ее беспечности он оказался в таком трудном положении. Почему она никогда не думала, прежде чем что-то предпринять?

— Прямо к парадной двери, пожалуйста, — уверенно сказала Сюзан Зонненберг, когда такси начало спускаться к “Музикосмос Билдинг”.

— Извините, леди, у меня нет лицензии на подвоз очень важных особ, — сказал таксист. — Если я приземлюсь возле входа в “Музикосмос”, то вокруг зарябит от синих полицейских униформ еще до того, как вы откроете дверь.

— Но у меня есть пропуск для очень важных лиц.

— О’кей, дайте взглянуть.

— Я не собираюсь еще полчаса искать его в своей сумочке. Поверьте мне на слово, пожалуйста.

— А я не собираюсь рисковать, леди. Отсюда вам придется пройти пешком.

— Я, естественно, не пойду пешком и не хочу даже обсуждать это. Я уже не в том возрасте, чтобы каждую минуту менять свои решения.

Шофер улыбнулся.

— Ну, если у вас есть пропуск, я, должно быть, знаю ваше имя. Как вас зовут, леди?

— Я же сказала, что у меня есть пропуск, — сказала Сюзан. — С вашей стороны просто неучтиво сомневаться в моей правдивости. Вы же мне не поверите, если я скажу, что меня зовут Марта Вашингтон, не так ли?

Шофер внезапно нахмурился, что-то соображая, затем уставился на ее руки. Сюзан сразу спрятала их за спину.

Лицо шофера просияло.

— Вы — Сюзан Зонненберг, пианистка. У меня есть пластинка, где вы играете сонату Шопена. Ну-ка, дайте вспомню — “Ре бемоль”.

— “Си бемоль минор”.

— Пусть будет по-вашему. Но должен заметить, что похоронный марш в отдельных местах вы играете очень быстро. Конечно, у вас есть пропуск. Я вас подвезу прямо к входу.

Такси, перелетев один квартал, мягко опустилось на свободное место стоянки.

— Это не я играла его слишком быстро, — уколола шофера Сюзан. — Скорее вы слушали его слишком медленно.

— Но у вас бывает и по-другому, — не унимался шофер. — Ведь за несколько тактов до этого, когда вступают хроматические аккорды, вы играете нормально. А как доходит до того момента, когда нужно играть быстрее, вы продолжаете играть с прежним темпом.

— Вам нужно послушать, как я играю менуэт в тональности соль, — зло заметила Сюзан. — Там-то я как раз иногда играю как надо.

Шофер нажал кнопку открывания двери. Когда Сюзан открыла свою сумочку, чтобы достать деньги, шофер отрицательно качнул головой.

— Денег не надо, мисс Зонненберг. Когда я говорил, что вы играете несколько тактов медленнее, чем надо, а несколько — чересчур быстро, то это не означало, что мне не понравилось.

— Да, конечно, не стоит вопить от восторга, а то как бы не перехвалить, — с сарказмом сказала Сюзан и стала выбираться из такси, опираясь на свою тросточку.

“Музикосмос Билдинг”, словно памятник человеческому тщеславию, возносился высоко в небо. С помощью музыки, даже очень серьезной, сейчас можно было делать деньги. Некоторые утверждали, что перелом наступил в тот момент, когда в школах начали учить самостоятельно думать, свободно выражать свою индивидуальность, любить культуру и искусство. Другие говорили, что в условиях полной победы закона над преступностью, не остается ничего иного, кроме как любить, читать книги, смотреть телевизор или даже слушать Бетховена и Брамса. Ну а третья группа, законченные оптимисты, утверждали, что человечество наконец повзрослело.

Через шестьдесят лет после смерти Бородина его музыка была аранжирована. Был создан мюзикл, в котором не было ничего другого, кроме длинноногих стройных блондинок, брюнеток и шатенок, которые танцевали, имея на себе лишь призрачное бикини и украшения из фальшивых драгоценностей. А через двести лет после смерти Бородина вторая симфония в своем первозданном виде заняла первое место в хит-параде. Это, конечно, что-то значило.

Когда Сюзан вошла в вестибюль, старик Бенни отдал ей честь. Никто не знал, сколько ему лет, но выглядел старик гораздо старше Сюзан.

— Все готово, вас ждут в седьмой студии, — сказал Бенни, кивая при этом головой. Он подал ей руку, чтобы она могла на нее опереться. Сюзан благодарно улыбнулась старику.

Восемь месяцев назад она неудачно поскользнулась, и, хотя кость ноги быстро срослась, Сюзан все еще чувствовала себя гораздо хуже, чем раньше. Довольно странно, что наука, достигнув больших высот в борьбе с различными болезнями, так и осталась бессильна против хромоты. Хромым стало жить еще труднее. В XIX веке, если ты была немолода и богата, но упаси Бог, хромала — ты могла в любой момент нанять слуг, которые бы тебе во всем помогали, а при необходимости — даже носили на руках. Но сейчас в Соединенных Штатах не осталось ни одного личного слуги, и ты вынуждена много ходить пешком, так как существует проблема стоянки автомобиля, подниматься по лестницам, по ступенькам такси, автобуса и эскалатора. В XIX веке женщина в преклонном возрасте вряд ли могла так страдать.

Сюзан любила этого неуклюжего, но вежливого старика, готового прийти ей на помощь в любой момент. Но в этот день помощь Бенни требовалась последний раз, поэтому она внезапно остановилась. Впрочем, она и раньше никогда не проходила мимо старика, не сказав ему пару добрых слов.

— Бенни, — сказала она, — я ведь пожилая женщина и к тому же старая дева. Почему ты всегда так хорошо ко мне относился?

Вопрос ошарашил Бенни. На его простом открытом лице отразились смущение и непонимание. Ему казалось, что от него чего-то хотят, но он был не в силах угадать, что именно.

— Не волнуйся, — нежно сказала Сюзан, что совсем было на нее не похоже, — я просто хотела сказать, что очень ценю твою доброту.

— Доброту? — в вопросе Бенни прозвучало неподдельное удивление.

— Ну да. Ты же всегда ловишь для меня такси и заставляешь шофера подлетать прямо к двери. Ты же снял для меня комнату, когда я стала себя плохо чувствовать. Ты ведь отпилил кусочек моей палки, когда я сказала, что она слишком длинна. Ты ведь приносил мне бутерброды, когда репетиции затягивались допоздна. Ты…

— Но ведь это моя работа, мисс, — искренне не понимал Бенни. — Я же администратор, я обязан заботиться обо всем. Большую часть дня я просто слоняюсь без работы. Поэтому я…

— Поэтому ты помогаешь всем, кто нуждается в твоей помощи. Я это знаю. Многие годы я тоже считала это твоей обязанностью и как-то не обращала на тебя внимания, но только сегодня я наконец поняла, как много ты сделал для меня.

Она сомневалась, говорить ли ему то, что она намеревалась сказать. Это, наверное, все равно, что поведать голодному о том, как ты только что плотно отобедала, а вечером собираешься на банкет. Но ведь невозможно было просто так пройти мимо. Старый, заикающийся, глуповатый и неуклюжий Бенни нравился Сюзан.

— Сегодня я здесь последний раз, Бенни, — тихо сказала она. В голосе Сюзан отсутствовал обычный для ее речи сарказм, — Сегодня у меня последняя запись, а потом меня ждет операция. Мне предстоит заново родиться.

В глазах старика вспыхнул огонек, который несколько насторожил ее. Бенни только вымолвил: