Вершина - Страница 11

— Но я же сказал, что мне нужен самый верхний, — возмутился было Джонатан. Он уже чувствовал себя руководителем отдела с окладом 50 000 в год; его время теперь с Лидсом дорого стоило “Объединенной корпорации”, чтобы его тратить попусту. — Это же 14-ый, а не 15 этаж!

— Прошу прощения, сэр, — сказал лифтер. — Но лифт дальше не идет. Вам нужно поговорить с охранником.

— Я, конечно, поговорю! — закричал на него раздосадованный Джонатан.

Охранник уже был начеку, Это был тот же тип, что водил его по кабинетам директоров.

— Что происходит? — требовательно воскликнул Джонатан. — Мне нужен 15-ый, черт вас побери!

— Все правильно. Сюда, пожалуйста, сэр, — сказал охранник и подвел его к гладкой бронзовой двери, у которой не было ни ручки, ни замочной скважины, — Опустите свой пропуск в этот приемник. Он замыкает электрическую цепь, и дверь открывается. При уходе вы должны будете проделать то же самое.

— Вы хотите сказать, — спросил озадаченный Джонатан, — что мистер Сазервэйт тоже проходит пешком этот пролет, когда приезжает сюда?

— Я никогда его не видел, но, должно быть, это так.

От одного берега континента до другого бесперебойно работали сотни заводов “Объединенной корпорации”, 193 000 рабочих и служащих компании производили ежедневно 4000 наименований продукции. А здесь, в центре страны, стояло огромное пирамидальное здание, в котором размещался мозг компании, здесь, на самом верху, сидел гениальный руководитель и управлял всем происходящим. И вот он, Джонатан Гербер, вскоре пожмет руку этому человеку!

С блеском в главах, широко расправив плечи, Джонатан опустил свой пропуск в приемник и вошел в дверь, которая сразу закрылась за ним.

Перед ним была крашеная лестница с деревянными перилами. Взбираясь по ней, и видя, что стены, задрапированные оранжевым тюлем, кое-где ободрались, Джонатан не переставал про себя удивляться — почему мистер Сазервэйт, с его властью и неограниченными возможностями, выставляет все это напоказ? Много, много раз, создавая рекламы, Джонатан писал, что президент “Объединенной корпорации” очень простой человек; это оказалось правдой. Взобравшись наверх, Джонатан попал в комнату, где на голом бетонном полу валялись обрывки строительного мусора, банки из-под высохшей краски и мертвые мухи. В воздухе пахло чем-то похожим на сыр. Открыв левую от себя дверь, он обнаружил, что за ней скрывается темное помещение, в котором на больших барабанах были намотаны тросы лифтов. За правой дверью он обнаружил то же самое.

5 или 10 минут, стоя в душной жаре, он внимательно осматривал все вокруг, ища что-то, что он и сам не знал — потайную дверь, тайник, доску, наконец, на которой его предшественники оставили, за неимением ничего лучшего, свои заметки. Но он видел только банки с краской, мух и четыре маленьких окна, которые смотрели на него как четыре круглых глаза. Паутина и пыль покрывали окна, но там и сям на них были протерты места, как будто кто-то сделал это рукавом пиджака. Подойдя к ближайшему окну, он расширил протертое место рукой и посмотрел наружу.

Перед ним лежала часть города, которая напоминала нагромождение ветхих зданий, и за всем этим простирались бескрайние Миннесоты. И он вспомнил то, что давным-давно успел позабыть — зима пришла в прерии. Сухой снег, подхватываемый ветром, кружил над фермами и окружавшими их заборами. Все вокруг стало голубым от мороза. Но снег шел и шел, мороз становился крепче.

Да, лето — это отпуск, перерыв в работе, а зима — это реальность, постоянная наша спутница. Зима все уверенней завоевывала власть, и на несколько миль вокруг голубая изморозь лежала на земле, только белые полосы льда словно вены, разрезали ее.

— Холодно, очень холодно… — воскликнул Джонатан и поежился.

И затем, стряхнув пыль со своего теплого твидового костюма, поборов страх и собрав все свои мысли и силы, он начал спускаться по гулким ступенькам металлической лестницы, давя каблуками кусочки засохшего раствора, который сыпался вниз при малейшем сотрясении лестницы. Джонатан никак не мог заставить себя убрать руку с перил.

— Не время сейчас поскальзываться и падать, — подбадривал он себя. — Нет, нет, я не должен поскользнуться, я не имею права поскальзываться!..

Мы встретились для решения одного делового вопроса. Дело было в том, что фирма Майкла хотела открыть филиал в районе Эвастона, а именно я являлся владельцем наиболее удобной для застройки территории.

Они предложили мне довольно выгодные условия, но я отказался, тогда они значительно увеличили сумму, но я был непоколебим. В конце концов со мной решил встретиться сам босс. Хочу отметить сразу, что от встречи с ним я ожидал гораздо большего.

Это был типичный горожанин. По его напористой, хотя и не оскорбляющей достоинство собеседника манере общения, было нетрудно догадаться, что в свое время он так и не получил полного образования: Правда, было также заметно, что потом он пытался наверстать упущенное, посещая вечерние курсы и дополнительные занятия. Читал он, по-видимому, много, но бессистемно.

Мы отправились что-нибудь выпить и по дороге болтали о всяких пустяках. Он привел меня в один из таких баров, которых в Чикаго остались считанные единицы: маленький, обшарпанный, без музыкального автомата и телевизора. На стене была лишь одна полка, занятая полдюжиной шахматных коробок. Жулье и прочий сброд в такие места не заглядывал, это уж точно. Кроме нас в баре находилось еще семь-восемь человек, которые своим видом и манерами напоминали профессоров на пенсии, некоторые из них что-то увлеченно читали. Несколько человек спорили о политике, а один юноша азартно выяснял с барменом, кто же все-таки оригинальней — Барток или Шенберг. Мы заняли свободный столик в дальнем углу помещения и заказали голландского пива.

И я попытался объяснить своему собеседнику, что не придаю чересчур большого значения деньгам и, к тому же, являюсь принципиальным противником того, чтобы бульдозеры перепахивали прекрасную равнину для того чтобы воздвигнуть на ее месте очередную халабуду из бетона, хрома и “текла.

Майкл долго набивал трубку перед тем, как ответить. Это был худой стройный человек с длинной шеей и римским носом. В его смоляных волосах явственно виднелась седина, но глаза смотрели молодо и живо.

— Разве мои представители вам не объяснили, — после продолжительной паузы поинтересовался он, — что мы совсем не собираемся возводить квартал блочных свечек по стандартному проекту? У нас есть проекты шести строений различного типа. При необходимости мы легко сможем его модифицировать…

Майкл достал карандаш и принялся набрасывать на бумажной салфетке эскиз будущего комплекса. Чем быстрее он говорил, тем явственней в его речи слышался какой-то странный акцент.

— Хотите вы этого или нет, — убеждал он меня, — но сейчас середина двадцатого века, и от массового производства в наше время никуда не денешься. Человечеству иногда приходится жертвовать красотами природы для удовлетворения своих насущных нужд…

Майкл убеждал меня упорно, но ненавязчиво, и мы, не отклоняясь от основной темы нашего диалога, успели просто поболтать.

— А здесь неплохо, — заметил я, оглядываясь по сторонам, — как вы считаете?

Он пожал плечами:

— Я часто заглядываю сюда, особенно по вечерам.

— А это не опасно?

— Не идет ни в какое сравнение с другими местами такого рода, — с мрачной улыбкой ответил он.

— М-да… Вы, судя по акценту, не из наших краев?

— Да. Я приехал в Штаты только в 1946 году, как, э-э-э…дайте-ка вспомнить, а! — как перемещенное лицо. Тэдом Майклом я стал только потому, что мне в конце концов чертовски надоело всем выговаривать по буквам свое настоящее имя — Тадеуш Михайловский. Я безо всякого сожаления отрекся от старого имени потому, что совершенно не сентиментален и вообще не привык жить какими-то призрачными иллюзиями. Я активный приспособленец к новым условиям жизни!