Вернуться и вернуть - Страница 24

«Закатный костер» нагревает всю кровь в теле. Разом. До кипения. За считанные мгновения. Очень действенно и надежно. Но, во-первых, зрелище… непривлекательное, а во-вторых… Неоправданно большой расход Силы. «Брызги лавы» проще. Можно даже сказать, примитивнее. Правда, в случае, если ваш противник имеет познания в Магии Огня, он вполне способен отразить атаку. Конечно, не в том единственном случае, когда «брызги» нацелены в голову.

Фрэлл! То, что сейчас произойдет, тоже не способствует хорошему настроению и умиротворенному состоянию желудка. Я метнулся к дверям, которые… Оказались незаперты. Можно было и войти… Хотя что бы изменилось? Только расстояние, а я и так справился…

Напрасно волновался: вытекающую из глазниц жижу, некогда бывшую мозгом, графини не увидели. Алаисса – потому что к тому времени уже благополучно отбыла в обморок от переживаний, а Равель – потому что смотрела вовсе не на умирающих убийц. Она хлопотала вокруг Мэвина, сидящего на полу и пытающегося понять, почему он все еще жив, когда, по всем существующим законам, должен был умереть.

Конечно, мне следовало бы привести в чувство графиню-мать, но… Но. Но. Но. Как и всякий раз после соприкосновения с магией, приносящего последней безвременную и печальную кончину, мое мироощущение было обострено практически до предела. Что поделать, издержки искусства. Или, правильнее было бы сказать, закономерная плата за вмешательство в тонкие материи.

Так вот, я не бросился на помощь dou Алаиссе только по той причине, что в холле дома Агрио в эти минуты творилось волшебство, перед которым почтительно склонит голову даже самый могущественный маг. Здесь и сейчас рождалось чудо любви. Ни Мэвин, растерянно хлопающий ресницами, ни Равель, обеспокоенно коснувшаяся его плеча, не понимали и не чувствовали, как между ними протягивается тоненькая ниточка чар, которыми вольна распоряжаться только природа. Да, всего лишь один вдох, совпавший во времени и пространстве, но… Невозможно соорудить что-то из ничего, а если у вас уже имеется холмик, на склоне которого притулился маленький камешек… Нужно только толкнуть – и в следующую минуту бегите прочь от лавины, сметающей все на своем пути. Вот этим я и займусь. Только бы камнепад не погреб меня под собой.

Я подошел к Мэвину, нагнулся над ним и… Залепил юноше пощечину. Очень болезненную и очень обидную. Взгляд карих глаз дрогнул, но удивленный возглас вырвался совсем из других уст:

– За что?!

– Видите ли, милая Равель… Этот молодой человек поступил не просто глупо, он поступил вопиюще безответственно.

– Он спас…

– Он едва не погубил то, что ему пока не принадлежит. Свою жизнь. Или вы полагаете, сударь, что уродство тела служит оправданием недостаточной остроте ума?

От этих слов Мэвин дернулся сильнее, чем от моего удара, а Равель… Ох, как же ярость красит женщин! Особенно некоторых.

– Как вы можете… Какое право вы имеете укорять того, кому не повезло в жизни так, как вам?!

– Везение, милая Равель, – вещь, которой не существует. При ближайшем рассмотрении любое удачное стечение обстоятельств оказывается тщательно спланированным и дотошно подготовленным… Просто не всегда авторство благоприятного исхода принадлежит вам: иногда Судьба тоже берется за кости.

На этой глубокомысленной ноте поворачиваюсь и направляюсь к лестнице. И все же я молодец, да еще какой: на верхней трети ступенек меня настигает ответ девушки. Ответ, тон которого звучит почти победно, ведь Равель думает, что поняла причины моей жестокой отповеди в адрес Мэвина:

– Вы просто завидуете, что не сами спасли нас от смерти!

Останавливаюсь. Замираю на мгновение. Сжимаю пальцами перила – до хруста суставов. Выдерживаю паузу и снова начинаю движение. Медленно, стараясь даже спиной изобразить оскорбленное достоинство. И, только закрыв за собой дверь комнаты, позволяю веселому фырканью прорваться на волю.

Ох, девочка, как же ты меня насмешила! Притом что сама была необыкновенно серьезна и прекрасна в этот момент… Надеюсь, Мэвин оценит всю силу и прелесть твоего неожиданного заступничества. Надеюсь. А чтобы оценил наверняка, я и сам слегка поколдую на этот счет. Чуть позже. Когда юноша окончательно соберется с мыслями и навестит мою скромную обитель. Пока же у меня есть несколько минут (в лучшем случае – час, если Равель будет настойчива… а она – будет…), чтобы разобраться в черновиках, оставшихся от переводов дневника Лары. Всю ерунду скопом Лаймару читать необязательно, значит, нужно отделить полезные знания от лирических иносказаний, дабы вручить магу инструкцию, не обремененную излишними подробностями, ибо подробности, когда их становится слишком много, превращают пользу во вред.

Я начал сражение первым – едва распахнулась дверь моей комнаты:

– Милая Равель разомкнула свои объятия, и вы тут же сбежали?

Мэвин (хотя и сижу спиной к двери, могу до мельчайшей подробности описать то обиженное недоумение, которое повлек за собой мой невинный вопрос) ответил не сразу. Я уже начал было настораживаться (знаете, в некоторых случаях удивительно подходящим оказывается принцип: «А чего тут думать?»), но интонации, которые юноша выбрал для ответного удара, сразу сняли все тревоги и сомнения. Мэвин просто пытался разумно сопоставить все факты и наблюдения, касающиеся вашего покорного слуги.

– Я не думал, что вы можете быть таким грубым, лэрр.

– Грубым? – Откидываюсь на спинку кресла. – И что же вы полагаете грубостью? Указание предела ваших возможностей? Или же…

– То, как вы обошлись с графиней.

– А как я с ней обошелся?

– Вы… вы были непозволительно холодны с женщиной, которая только что испытала потрясение и…

– Сударь! – Вздохнув, я покинул нагретое сиденье и подошел к юноше. – Не надо заниматься построением столь вычурных стен на столь шатком фундаменте! Проще говоря, оставьте на время придворную манеру изъясняться и пользуйтесь обычными человеческими словами. Я понятно выразился?

– Да, но…

– Значит, не совсем понятно… В чем вы меня обвиняете? В том, что не бросился утешать девушку? Позвольте, но мне показалось, что она более чем согласна искать утешение у вас! Или я не прав?

Мэвин начал розоветь, может быть, впервые в жизни.

– Как вы могли подумать…

– Я не думал. Я ВИДЕЛ. Иногда нужно довериться глазам, сударь, чтобы не обмануться в суждениях.

– Я вовсе…

– Может, прекратите лепетать? Скажите прямо, что вы думаете о Равель?

Минута торжественного молчания.

– Она… она красавица.

Еще одна небольшая пауза и… Совершенно детский испуг и робкая просьба о помощи:

– Она ведь красивая, правда?

Вообще, в этом месте следовало бы рассмеяться, потому что Мэвин выглядел настолько трогательно и нелепо, что иной реакции и не заслуживал. Я бы так и поступил, но вовремя вспомнил трепет и абсолютную растерянность, посещающие меня при мысли о Мин. Вспомнил и без тени улыбки подтвердил:

– Правда. Равель – очень красивая девушка. И очень достойная.

А еще для нее не существует твоего уродства, парень… Она видит тебя совсем иначе. Видит в своем собственном зеркале. Это великое чудо и великий дар, которыми нельзя пренебрегать и которые ни в коем случае нельзя терять. Думаю, ты уже понимаешь, чем тебя наградила Судьба, Мэвин.

– Сударь, вы… Лэрр…

Запыхавшаяся и встревоженная, Равель выглядела еще милее, чем обычно. И тонкие черты девушки необыкновенно украшала решимость, перед которой уважительно склонились бы даже далекие предки графини Агрио. Равель была готова защитить своего героя от нападок всего света. Ну или хотя бы от меня.

– Вы что-то хотели сказать, сударыня?

– Я… – Девушка перевела взгляд с меня на Мэвина и обратно.

– С вашей матушкой все хорошо?

– Да, не беспокойтесь…

– Простите, что оставил dou Алаиссу без своей помощи, но, право, меня отвлекли совсем иные заботы.

– Лэрр… Ив… – Ну наконец-то она вспомнила, что мы обращаемся друг к другу по имени!