Вернуться домой - Страница 4

— Через несколько лет Сашенька окончил гимназию и поступил в Русский политехнический университет.

Заметив мой удивленный взгляд, она подтвердила.

— Да, молодой человек, именно в русский. Кстати, тогда в Харбине было несколько русских университетов. Преподавание было на самом высшем уровне. Вся профессура из Москвы, Петербурга, Екатеринбурга. Студенты все русские, из семей эмигрантов. Были театры разной направленности, опера и все русское. На второй год нашего пребывания в Китае для меня купили фортепьяно, и я с удовольствием продолжала занятия музыкой. Уже через несколько лет давала уроки нескольким ученикам из эмигрантской среды. Не могу сказать, что после окончания гимназии я рвалась продолжать обучение. Мне больше нравилось возиться с детьми, учить их музыке. Увлеклась плетением кружев, помогала в этом деле нашим матерям. Тем более что и то, и другое даже в трудное время было востребовано и хорошо оплачивалось.

Шли годы, мы с Сашенькой быстро взрослели. Детская дружба, влюбленность переросли в настоящее сильное чувство — любовь. Все свободное время проводили вместе, гуляли, бегали в синематограф. Не пропускали ни одной премьеры в театрах. В те годы и сейчас нам интересно вместе. Правда, Сашенька?

— Все правильно, дорогая!

— Постепенно ситуация в Китае менялась и не в лучшую сторону. В первую очередь это касалось нас — эмигрантов из России. Влияние СССР на определенные политические круги Китая усиливалось. Китай был на пороге кровавой гражданской войны, предстояла драка за власть. Наученные горьким опытом в России люди не хотели еще раз попасть в эти страшные жернова. Тем более быть интернированными в СССР. Каждый новый день приносил массу тревожных новостей. Русские начали покидать Харбин. Профессора один за другим начали уезжать. Университеты пустели. Многие эмигранты перебирались на юг Китая, в Шанхай, где влияние маоистов еще было слабым. Часть людей сразу брали курс на Америку и Австралию. Оставаться в Харбине было уже опасно. На очередной семейный совет мы с Сашенькой уже были допущены. Но в роли наблюдателей, без права решающего голоса. Финансы двух семей были объединены и подсчитаны. Родители произвели ревизию и примерную оценку всех уцелевших украшений, включая портсигары и часы мужчин. Решили, что будем перебираться в Европу, а точнее, во Францию, а еще точнее — в Париж.

Мы с ее мужем уже выпили свой кофе, а она до своей чашечки еще не дотрагивалась. Но вот аккуратно взяла ее двумя пальчиками и, держа спинку абсолютно прямой, пригубила.

— О, действительно хорош! Такой кофе даже в Париже еще надо поискать.

Сделав пару глотков, поставила чашку на поднос. Заметив, что Жорка сделал попытку выйти из-за своей стойки, наклонилась ко мне.

— Будьте так добры, отнесите, пожалуйста, это все бармену. Поблагодарите его от нашего имени, кофе действительно хорош.

Увидев, что чашки несу я, Жорка изменил направление. Я подошел к барной стойке.

— Прими благодарность от парижан. Говорят, что в Париже такой кофе еще надо поискать.

— Ну да, дело за малым, осталось только добраться до Парижа.

И через небольшую паузу.

— Кому я там на хрен нужен! Тарелки мыть в посудомойке. Вот уж хрен им! На это у них арабы есть, а мне и здесь хорошо.

Наш бармен Валерка был «красноречив», как всегда. Ну а насчет того, что ему и здесь неплохо, кто бы сомневался. Получить такую торговую точку — это просто мечта. Международный отдел, кругом иностранцы. Милиции по форме запрещено появляться, не говоря уже о ОБХСС. Работает без ценников. Сколько скажет, столько и платят туристы. Что им наши «деревянные» рубли? А в валюте он не берет, осторожный! Потерять такое «золотое» место — надо быть идиотом, а Валерка наш далеко не идиот.

Я вернулся, и рассказ продолжился.

— Буквально через пару недель после расширенного семейного совета моему отцу удалось найти судно, отправляющееся из Шанхая в Европу с грузом. После непродолжительного, но жаркого торга с капитаном остановились на вполне приемлемой цене за две каюты. Оговорили отдельно условия нашего питания на судне. В команде было только два европейца — капитан и старший механик. Вот им судовой кок готовил отдельно, теперь добавились и мы. Вся остальная команда — азиаты. Как и чем они питаются, вы можете себе представить. Когда отец вернулся из поездки в Шанхай, у нас уже все было готово к отъезду. Что-то из нашего нехитрого скарба было распродано за бесценок, большую часть просто раздали. Основную часть нашей выручки составили деньги, полученные за мое фортепьяно. Жалко было отдавать его в чужие руки. Украдкой даже всплакнула, но что поделаешь. Через пару дней мы были в Шанхае. Огромный, шумный, суматошный, как растревоженный муравейник. Вот таким он мне и запомнился.

Глава 3

ШАНХАЙ — ПАРИЖ

Заметив, что я потянулся к нагрудному карману за сигаретами, сказала:

— Курите, курите, пожалуйста! Сашенька лет десять как бросил, ему нельзя. Мне табачный дым не мешает, наоборот, иногда даже приятно. В молодости я тоже баловалась. Но когда оказалась в интересном положении, сразу бросила. Так что курите, пожалуйста.

Я достал «Родопи», прикурил. Она с интересом посмотрела на сигаретную пачку. Протянула руку:

— Можно посмотреть? Это российские сигареты?

— Нет, Болгария поставляет.

С интересом стала разглядывать пачку, поднесла ее к носу и, как заядлый курильщик, понюхала табак. Наблюдая за ее манипуляциями, муж пренебрежительно хмыкнул.

— Ой, ладно тебе, можно подумать, ты великий специалист в этой области.

И мне:

— «Братушки» выручают?

Вернула пачку.

— Ладно, продолжим. Хочется хотя бы вкратце успеть рассказать вам нашу историю. Когда и кому еще доведется. И доведется ли?

Вечером того же дня пароход отошел от шанхайского причала. Надо сказать, что эта скрипуче-стонущая посудина была далеко не первой молодости, но двухмесячный переход до Марселя выдержала. Да-да, молодой человек, целых два месяца мы добирались до Франции. Да еще каких два месяца! Было начало осени, и на море частенько штормило. Как только начинало болтать, я и наши мамочки лежали пластом.

Отцы еще как-то держались, а ему, — она кивнула в сторону мужа, — хоть бы что. Регулярно бегал в кают-компанию на завтраки, обеды и ужины.

Выбрав момент, в рассказ вклинился муж.

— Но зато потом, когда стихало, ты готова была съесть быка.

— Подумаешь, объела я их!

Уже обращаясь ко мне:

— А что вы хотите, я была молодой — растущий организм требовал своего.

И она весело рассмеялась, с хитринкой поглядывая на мужа. А я подумал:

«Наверное, на этом пароходе была не только качка». Были жаркие объятия, поцелуи и клятвы верности до гроба. Это сейчас они на закате своего века, а тогда они были очень молоды. Как бы подслушав мои мысли, она продолжила мечтательно.

— Эх, молодость, молодость! Где ты?! Господи, почему так несправедливо. Какие-то черепахи живут по триста лет, а человек вспыхнул, зажегся, но дунул ледяной ветерок — и тебя нет. Не успеваешь ничего исправить и толком сделать.

— Перестань, перестань, пожалуйста, у нас с тобой все было, мы все сделали как надо. А исправить? Что же ты думаешь, мы одни с тобой у Бога? Ты сама любишь повторять, что «у нас все хорошо».

— Да, Сашенька, все хорошо!

За два месяца плавания судно раз десять заходило в различные порты. Не имея виз, мы не могли сойти на берег. Команда уходила гулять в город, моряки расходились по портовым кабачкам. Нам оставалась только палуба. Просто кошмар. Прошло столько лет, но даже сейчас, когда с берега вижу пароход, мне становится дурно.

В Марсель прибыли совершенно разбитыми. Смутно помню, как заполняли какие-то формуляры, людей в форме. Ужинали и ночевали уже в гостинице, находившейся рядом с морем. Не могу сказать, что звуки волн, набегавших на берег, доставляли мне удовольствие. Утром быстро позавтракали — и на вокзал. Начали приходить в себя и осознавать, что мы на земле, только в вагоне поезда. За окнами мелькали поля и перелески Франции. В Париже опять все повторилось — формуляры, чиновники, гостиница. Не хочу утомлять вас этой эмигрантской рутиной.