Вереск и бархат - Страница 3

– И мошенничаю в игре в вист, – прервал он, боясь, что ее восторженное изложение его подлых преступлений доведет девушку до обморока. – Несмотря на то, что я горжусь собой, выслушивая ваше подробное, но сильно преувеличенное перечисление моих талантов, с каждым вашим словом все более убеждаясь в своей полной развращенности, тем не менее, не могу не заметить, что в данный момент я всего лишь раненый мужчина, лежащий под дождем с раскалывающейся от боли головой и сломанной лодыжкой. Здесь неподалеку есть хижина арендатора. Вы поможете мне добраться до нее?

Пруденс наклонилась еще ниже, с надеждой глядя на него широко открытыми глазами.

– Вы похищаете меня?

– Нет.

Ее лицо разочарованно вытянулось.

– Ну, хорошо, – вздохнул Себастьян. Он поднял из грязи пистолет и нацелил дуло ей в грудь. – Помоги мне.

Пруденс помогла ему. Она посадила котенка в карман, где он принялся перебирать лапами шпильки для волос, больно цепляя коготками кожу сквозь ткань. Досадливо поморщившись, она выудила его и пересадила в другой карман своей широкой юбки. Позаботившись о животном, она помогла Себастьяну подняться на ноги, позволив опереться на свое плечо.

Девушка удивила его. Она была ниже его на голову, но ее тонкая грациозная фигурка обладала такой стойкостью, такой силой, которая позволяла ей удерживаться на ногах, даже если он спотыкался. Когда в темноте Себастьян раненой ногой ударился о пень, он бы упал в агонии, если бы не ее руки, поддерживающие его за талию. На берегу ручья, который они перешли в брод, Себастьян резко остановился в изнеможении, понимая, что не сможет больше сделать ни шагу.

Они стояли обнявшись, как влюбленные, руки девушки крепко обнимали его за талию, ее лоб касался его щеки. Дождь поливал их, стремясь соединить друг с другом.

– Я не могу идти дальше, – выдохнул Себастьян. Усталость усиливала шотландский акцент в его речи. – Оставь меня здесь и возвращайся к себе домой, детка, пока я не угробил нас обоих.

– Глупости.

Настойчивость и упрямство в ее голосе воодушевили Себастьяна.

– Вы сказали, что хижина расположена на той горе, так вот на ту гору мы и пойдем. Каким бы человеком я себя считала, если бы оставила вас здесь умирать?

– Хорошеньким и очень умным.

Склон холма весь был устлан мокрыми, скользкими листьями. Не один раз рука девушки отыскивала его руку, нащупывая выступающий из земли корень, чтобы он мог подтянуться выше. Они уже почти достигли вершины, когда поврежденная в лодыжке нога подвернулась и Себастьян съехал вниз до середины холма. Он почувствовал, что шелковую маску сорвало с лица при падении, но ему уже все было безразлично. Он лежал, прижавшись щекой к сырой земле, приветствуя оцепенение, охватившее его тело.

Девушка потянула его за пояс, встряхивая, заставляя подняться. Боль перешла в ярость. Себастьян поднял голову и прорычал:

– Черт побери, девочка, оставь меня в покое, или, Бог свидетель, я застрелю тебя.

– Это может оказаться довольно затруднительным, поскольку ваш пистолет у меня.

Туман рассеялся перед глазами Себастьяна, когда он уставился в зияющее дуло своего собственного оружия. Девушка опустилась перед ним на колени, больше похожая на проказливую лесную нимфу, чем на английскую леди. Мокрое платье прилипло к телу, а грязь покрыла все открытые участки кожи.

Она протянула испачканную ладонь.

– Дайте мне вашу руку.

Себастьян криво усмехнулся.

– Ты похищаешь меня, детка?

– Ага, паренек, именно так, – ответила она насмешливо, подражая его говору. – Давай-ка, втаскивай свой зад на эту треклятую гору, пока мне не вздумалось продырявить тебя.

Себастьян тихо засмеялся, удивляясь, что после того, как попал в такую переделку, он еще не утратил способности смеяться над собой. Он подал девушке руку. Их грязные пальцы переплелись. Себастьян слегка сжал ее ладонь, прежде чем возобновить свой мучительный подъем на вершину холма.

Хижина арендатора ютилась на краю пустынной лощины. Серебристый ручей журчал рядом с ней и, выходя из своих извилистых берегов, тихо переливаясь на каменистых порожках, устремлялся в долину. Хижина выглядела так, словно свалилась прямо с неба, а крыша была обронена позднее как нечто, о чем вспомнили с опозданием. Окна были неровными, дверь перекошенной. Пруденс захотелось наклонить голову набок, подстраиваясь под все неровности и рельефные выступы этого нелепого строения. Ее сердце учащенно забилось при мысли о том, что она войдет в разбойничье логово.

Порыв ветра с дождем налетел на них, и девушка поспешно толкнула дверь. Та не шелохнулась.

– Пни ее хорошенько, – скомандовал Ужасный Шотландский Разбойник Керкпатрик.

Она с сомнением взглянула на него и сильно толкнула дверь.

– Да не так. Навались на нее всем своим телом.

Пруденс отступила назад. Она навалилась на дверь не только своим телом, но и потянула за собой Себастьяна.

Дверь распахнулась, они влетели внутрь и, не удержав равновесия, повалились на пол. Из кармана Пруденс раздалось протестующее мяукание.

Разбойник застонал.

– Ты убиваешь меня. Мне следовало позволить тебе привести шерифа. Он смог бы пристрелить меня и положить конец моим мучениям.

Она шмыгнула носом.

– Не будьте неблагодарным. Сарказм ни к чему. В вашем положении не стоит капризничать.

Пруденс выползла из-под него.

– Спасение грабителей – сравнительно новое занятие для меня.

– Тебя не учили этому во время твоего лондонского сезона?

– У меня никогда не было лондонского сезона. Поднявшись на колени, Пруденс вгляделась в темные углы хижины. Отдаленная вспышка молнии осветила заржавленный фонарь и трутницу, висящую на деревянном крючке. Она подползла к ней в ожидании следующей вспышки, чтобы зажечь фонарь.

Ореол золотистого света замерцал в пыльном углу. Девушка встала и, проведя полукруг рукой, удерживающей фонарь, осветила хижину изнутри.

Хижина была грязной, давно оставленной в распоряжение мелких ящериц и пауков. Единственной мебелью этого жилища были грубо сколоченные стол и стул, стоящие перед каменным очагом, рядом с которым высилась куча дров. Горы золы и обгоревших поленьев скрывали решетку. Вместо кровати в дальнем углу лежал изрядно потертый соломенный тюфяк и стопка одеял. Стекла в окнах отсутствовали, и оконные проемы были затянуты тяжелой черной мешковиной, протертой и разорванной в нескольких местах.

Пруденс поежилась. Воздух был сырым и холодным для ее влажной кожи. Она торопливо прошла через хижину и закрыла дверь, отгораживаясь от непогоды. Шум дождя стих до уютного стука по соломенной крыше.

Разбойник по-прежнему лежал у порога. Он молчал уже несколько минут, и девушка подумала, что он потерял сознание при падении. Ее дыхание участилось, когда она опустилась на колени рядом с ним, освещая его лицо.

Пруденс испуганно охнула, когда фонарь был грубо выдернут из руки и поднесен близко к ее собственному лицу. Отшатнувшись, она прикрыла глаза от ослепляющего света. Из темноты, которую не рассеивал свет фонаря, раздался голос, полный злости и отчаяния.

– Отойди! Если ты увидишь мое лицо, твоя жизнь не будет стоить ни гроша. Ни для меня, ни для моих людей.

Пруденс испуганно заморгала. Она заговорила, но ее спокойствие далось ей с большим усилием.

– Если вы не снимете эту мокрую одежду, то вашу жизнь я тоже недорого оценю. Как я смогу позаботиться о вас, если не могу вас увидеть?

Последовало долгое молчание. Затем он раздраженным, но уже заметно ослабевшим от боли голосом произнес:

– Поставь фонарь в угол. Этого света будет достаточно.

Девушка подчинилась. На этот раз, когда она приблизилась к нему, он не протестовал. Она мало что могла увидеть, кроме блеска его глаз и смутного очертания лица.

– Я не уверен, что снова смогу подняться, – сказал мужчина.

Пока Пруденс поправляла одеяла, котенок выбрался из кармана и спрыгнул на пол. Он смешно заковылял на неустойчивых лапках, тщательно обследуя хижину.