Вербное воскресенье - Страница 36
«Человек, разделяющий либеральные взгляды и выбравший себе в спутники жизни личность, полную предрассудков, рискует своей свободой и своим счастьем».
Про эту фразу моего прадеда, как и про написанную им книгу, я узнал всего десять дней назад. Мой брат Бернард нашел ее в Индианаполисе и переслал мне. Он также прислал мне высказывания Клеменса Воннегута о жизни и смерти. Их читали на его похоронах. Клеменс Воннегут думал, что умрет в 1874 году, а скончался в 1906-м. Он посмертно обратился к людям, провожавшим его в последний путь:
— Друзьям и соперникам. Всем из вас, кто собрался, чтобы предать мое тело земле.
Вам, мои близкие.
Не надо скорбеть! Мой жизненный путь подошел к концу, как подойдет когда-нибудь и ваш. Я упокоился, и ничто боле не потревожит моего глубокого сна.
Меня не беспокоят заботы, скорбь, страхи, желания, страсти, боль, чужие упреки. У меня все бесконечно хорошо.
Я ушел из жизни, сохранив любовь и расположение ко всему человечеству. Знайте же: все земные народы могут жить счастливо, если станут жить рационально и помогать друг другу.
Мир сей перестанет быть юдолью скорби, если вы постигнете его истинную прелесть; если вы начнете трудиться ради всеобщего счастья и процветания. Посему нужно как можно чаще, и особенно на смертном одре, объяснять, что вера наша покоится на твердых постулатах, на правде, воплощающей наши идеи, кои не зависят от сказок и мифов, давно ниспровергнутых наукой.
Мы жаждем знания, блага, симпатии, милости, мудрости, справедливости и правдивости. Мы также чтим и стремимся к качествам, из которых человеческая фантазия составила Бога. Мы стремимся к добродетелям — умеренности, трудолюбию, дружбе и миролюбию. Мы верим в чистые помыслы, основанные на правде и справедливости.
По этой причине мы не верим, не можем верить, что разумная форма жизни существовала миллионы и миллионы лет и однажды из ничего — посредством Слова — создала наш мир, с твердью земной, солнцем, луной и звездами.
Мы не можем верить, что упомянутое существо вылепило человека из глины и вдохнуло в него бессмертную душу, а потом позволило произвести миллионы потомков и ввергло их в невыразимые бедствия, нищету и страдания на веки вечные. Мы также не можем поверить, что потомки одного или двух людей неизбежно становятся грешниками; мы также не верим, что через преступную казнь невинного будем мы спасены.
Вот религия моих предков. Каким образом я ее унаследовал — загадка. Когда я появился на свет, мои родители были уже раздавлены Weltschmerz, мировой скорбью, — они ничего не передавали мне, ни немецкого языка, ни своей любви к немецкой музыке, ни семейной истории, ничего. Все было кончено. Им пришел капут.
Я, должно быть, пытал их вопросами насчет нашей веры. Я ведь заметил, что Голдстейны и Уэльсы верили во что-то свое, но верили с гордостью, и я тоже хотел заиметь веру, чтобы гордиться ею.
Из того, что я написал, вы уже заметили, думаю, насколько я горжусь нашей верой. Упрямо горжусь. Разве я только что не объяснил распад своего первого брака неспособностью жены разделить со мной веру моей семьи?
Разве я не проповедовал 26 мая 1974 года подобные вольнодумные идеи выпускникам колледжа Хобарта и Уильяма Смитов, который находится в Женеве, штат Нью-Йорк? Вот моя речь:
Кин Хаббард вел юмористическую колонку в индианаполисской газете. Он писал под псевдонимом Эйб Мартин. Мой отец, индианаполисский архитектор, был с ним знаком. Кин Хаббард не любил напутственных речей на выпускных вечерах. Он считал, что по-настоящему нужную информацию нужно давать школьникам на протяжении четырех лет, а не втискивать ее в одну большую речь в самом конце.
Это элегантная шутка, хотя, как я вижу, никто тут животики не надорвал. Не страшно. Я собираюсь быть серьезным. Я хочу, чтобы все мы серьезно задумались о напутственных речах и поняли, чего ученикам не говорят до самого конца. Когда мы читаем рассказ, то знаем, что чудесную вещь под названием «развязка», или, если угодно, «соль шутки», автор не предъявит нам до самого финала. О. Генри, наверное, придумал развязок больше, чем кто-либо в истории. Так в чем соль учебы в колледже? Для чего колледжи нанимают посторонних людей, чтобы те прочли напутственную речь на выпускной церемонии?
Эти люди со стороны должны ответить на несколько вопросов: что такое жизнь и что новоиспеченным выпускникам теперь с ней делать?
Информацию эту приберегают не просто так: ни один ответственный, честный учитель не сможет ответить на эти вопросы в классе или даже в уединении своего кабинета, или дома. Никто не смог пока найти и намека на толкование смысла жизни: зачем она нужна и что с ней делать?
Зато догадок у нас хоть отбавляй. Разных, порой блестящих. Но честные образованные люди к ним так и относятся — как к догадкам. А чего стоит догадка? С точки зрения науки и закона — выеденного яйца она не стоит. Одна другой не лучше.
Однако нам нравятся мифы, привычные с детства, с которыми нас познакомили любящие, заботливые люди. Мы неохотно критикуем такие сказки для взрослых. Очень некрасиво было бы с нашей стороны выискивать изъяны в дарах, что были преподнесены нам с любовью. Потому-то современное светское образование иногда приносит боль. По природе своей оно заставляет нас сомневаться в мудрости любимых нами людей.
Это неприятно.
Я сказал, что одна догадка не лучше другой — так бывает не всегда. Случается, что некоторые догадки хуже других, злее, они жестче по отношению к людям, да и к животным тоже. Из этой серии — вера, что Бог хочет, чтобы еретиков сжигали на костре. Бывают и самоубийственные мифы — вера, что истинно верующему в Бога не страшны укусы гадюк и гремучих змей. Какие-то заблуждения отражают людскую жадность и эгоизм. Например, вера в божественное предназначение королей и президентов.
Все эти предрассудки уже отвергнуты. Но мы можем предположить, что нашу жизнь отравляют другие неудачные вымыслы. Хорошее, скептическое образование поможет нам найти неудачные гипотезы и уничтожить их насмешками и презрением. Почти все эти догадки были сделаны честными, достойными людьми, которые просто не знали того, что знаем мы сейчас или можем узнать, если захотим. Сейчас у нас завались информации о наших телах, о нашей планете, о Вселенной — о нашем прошлом. Нам не приходится гадать, что к чему, как нашим предкам.
Бертран Рассел, по собственному признанию, сказал бы Богу при встрече: «Сэр, вы не дали нам достаточно информации». Я бы еще добавил: «И все же, сэр, я не думаю, что мы наилучшим образом воспользовались полученной информацией. Ближе к концу у нас этой информации были тонны».
Хуже всего мы воспользовались своим знанием о телесном и духовном развитии человеческих существ. Я подозреваю, что за истощенные тела и души отчасти ответственны догадки, сделанные нашими предками.
Позор нам. Чуть меньший позор нашим предкам.
Теперь я сам предок, я дал потомство, написал книги, мне уже пятьдесят один год. Времена моей молодости были проще. Напутственная речь на моей выпускной церемонии звучала примерно так: «Давай, парень, езжай, убей Гитлера. Потом женись и нарожай много детишек».
Некоторые из вас тоже могут отправиться искать Гитлера — например, в Парагвае. Вдруг он там? Сейчас ему должно быть восемьдесят пять лет. И он скорее всего сбрил усы.
Другие могут отправиться убивать коммунистов, хотя это занятие уже вышло из моды. В любом случае настоящих коммунистов вам не найти. Наша страна выполнила гораздо больше требований «Коммунистического манифеста», чем любая якобы коммунистическая страна. Может, коммунисты — это мы.
Наши политики любят говорить, что у нас есть религия, а в коммунистических странах ее нет. Я думаю, что все наоборот. В тех странах есть религия под названием «коммунизм», а в свободном мире большинство религий близки к вымиранию.
Скоро я дам вам свой родительский совет, что такое жизнь и что с ней делать молодым людям. Но предупреждаю — разбираюсь я в этом ни капли не лучше других, а любой, кто скажет вам, что знает, в чем смысл жизни, может с тем же успехом читать лекции о Санта-Клаусе, Дюймовочке или зубных феях.