Вера в верования и наоборот - Страница 4

6

Прыжок на Ту Сторону ни на что не похож. Только Охотник может сделать его. Только Вождь умеет развести дождевую дымку, сделав разрез, в который войдет Охотник. «Бинам со удин тавах». Нет плавных Переходов. Есть стремительная молния…

«Я Пик Всего. Я веду Диалог со всем и со всеми. От меня, через меня, на всех и на все исходит и проходит Жар. Жар есть высшая стадия тепла. Диалог есть высшая стадия общения. Пик есть высшая стадия подъема. Жажда есть высшая стадия желания. Я жажду с Жаром через Диалог быть Пиком всего.

Мое состояние проходит по ступеням мраморной белой лестницы. Я иду по ней среди Вечнозеленых деревьев и высоких трав под голубым небом и греющим их и меня Солнцем.

Вечером дневное тепло сохраняется во мне, и чтобы поддержать его, под многозвездным небом я развожу костер.

Я засыпаю в преддверии утреннего Солнца, Которому передается тепло Моего ночного костра.

Рассвет жаждет моего сердцебиения.

Кровь, остается теплой постоянно и с Рассветом ускоряет свой бег в моих жилах.

Я поднимаюсь по белой мраморной лестнице все выше с каждой минутой.

Я веду Диалог с Деревьями, Травами, Рассветом, Людьми и Лестницей. Костер ожидает меня.

Я Пик Всего.

Я отражаюсь во всех людях, которых встречаю на своем пути. Они отражаются во мне. Я Жажду донести до них свои ощущения. Моего ночного костра. Многие понимают меня. Не которые ощущают. Большей части людей нужна моя Помощь и Поддержка, так же, как мне нужна их Поддержка, потому что мы – отражение друг друга.

Не имеет значения, кто из нас продвинулся дальше другого в своем Развитии. Мы постоянно нуждаемся друг в друге. Мы Жаждем нашего Общения. Мы хотим быть всегда вместе и вместе ощущать, что мы – Пик Всего…

…У Ивы есть все, что ей нужно. У меня есть Ива. Она растет во мне, как растет она перед моим взором. В разных местах я вижу Иву. И мы восхищаемся, наслаждаемся и любим друг друга. Дерево шепчет мне, и я Ощущаю, что знаю, что шепчет мне Ива. Я знаю язык Деревьев. Я доверяю им, а Они мне…

…Мой дом всегда открыт для любого. Каждый, кто входит ко мне, чувствует, что что-то изменяется в нем к лучшему. Он хранит это Чувство и наслаждается им, продвигаясь по Мраморной Лестнице среди Деревьев и высоких трав»…

Ту, которая меня спасла, звали Тамара. Она была настоящей, с родовой кровью и великим и большим даром в бессчетном поколении. Она гадала, предвидела, находила людей и вещи, животных. И исцеляла. Молитвами, заговорами, руками. Она редко появлялась на людях, выезжала только в церковь, на природу и в магазин, в котором щупала продукты руками, даже через упаковки, выбирая то, что нужно. Я не сомневался уже тогда, что она наверняка работает не только на простых клиентов. Но, собственно, какая разница? Мало того, что она помогала всем, – она спасла мне жизнь. Когда пришло время расставаться с ней, мне было то ли грустно, то ли весело. С одной стороны, я был рад, что общение и работа с ней закончились. С другой… Мне какое-то время казалось, что я не смогу без ее помощи. Но в монастыре, в который я уехал в очередной раз, все чувства и мысли закончились. И мне стало абсолютно ясно, что нет ничего и никого сильнее Бога. Непознанного, но виденного мной однажды в покаянии. Во что веришь – то и будет. Кто-то доказал, что можно верить в собственную зажигалку. Что она волшебная и творит чудеса. А мне всегда нужен был глобализм. Во всем. И от этого мой Бог во мне всегда был глобальным. И я глобально держал посты, глобально посещал службы и всенощные, глобально отдалялся от социума. И все время возвращался в него.

Она была красива невероятной красотой. Я хотел ее съесть. Вместе с её прекрасным именем Инна. Такую живую и прекрасную, с рыжими волосами и единственным в мире моим любимым взглядом. Когда она входила, я набрасывался на нее и уже не отпускал. Я мог пролежать с ней рядом неделю. Или две. Может, больше. Но надо было вставать, куда-то идти, что-то делать. Я не мог без нее вообще. Могла ли она без меня? Я думал, что нет. Это была любовь? Да. Страсть? Тоже. Ревность? К любому фонарному столбу, мимо которого она проходила. Я любил ее бесконечно. Я любил все, что в ней, на ней, под ней, ее дом, ее ребенка не от меня и ее мир. Он был невероятной загадкой, самой загадочной и красивейшей во всей вселенной. Я знал, что это может закончиться? Нет. У меня не было таких мыслей…

…Я увидел ее, еще не уехав из Москвы. В газете, на фото. В газете была статья и фото, на котором девушка рассказывала про свое творчество и жизнь. Во мне так что-то дернулось внутри… Не екнуло, а именно дернулось. Я уже тогда знал, что буду с ней. А когда увидел ее перед собой, сразу сошел с ума… И она сошла с ума, и весь мир сошел с ума и воцарилась гармония. Потому что мы все были сумасшедшими. Я всех видел именно такими. Мы были приятными сумасшедшими с одной планеты, тоже очень приятной. На ней падали самолеты, иногда космические корабли, тонули океанские лайнеры, но все это было неважно, потому что я перестал бояться умереть. Однажды она заболела – сильно-пресильно – и сказала мне в больнице: «Умереть не страшно и не больно. Страшно только тем, кто это видит». Мне было и страшно, и больно, видя ее больную. Она, конечно, не умерла. Но она убила меня. И я умер. Я лежал мертвый несколько лет. И все равно с ней встречался. Она уже вышла замуж, уже жила в другой стране. А я целых 3 года просыпался с ощущением, что она рядом. Но я был один. Я спал со светом, пугаясь темноты, спал со всеми проститутками, которые мне попадались, спал с другими женщинами и пил, пил… Оттого, что не понимал ничего. Я столько раз задавал себе вопрос: как можно так любить и одновременно ненавидеть одного и того же человека?! И не находил ответа. И Бог его не давал. Я узнал, что она спит с другими совершенно случайно. Я полагал, что ошибся, что это не так. А все и было «не так». Она хотела меня и денег. Одно у меня было, а второго не было. В достаточной степени. И она спала с богатыми дядьками…

Я не опускался в это время, я поднимался. Еще не по мраморной лестнице, среди вечно цветущих зеленых деревьев и трав, но я уже шел к этой лестнице наверх. Я бегал по узким закоулкам своего мозга, бегал от страшных монстров и сухости во рту. Я загонял себя водкой так, чтобы не помнить ничего. Театр спасал меня, но я уже пару лет не понимал, зачем я в нем нахожусь. Дар, который пришел ко мне от второй клинической смерти, лежал на полке. И я только изредка пользовался им, помогая кому-то. Когда жуткие 3 года истекли, я воскрес. Все стало новым и радужным. А прошлое – ироничным. Я знал, конечно, что полученная от нее рана будет во мне всегда, но сама она перестала меня волновать. И если еще недавно я чувствовал, что Инна приехала в Ригу, что можно даже не звонить, а прямиком ехать к ней, то теперь…

…Я ехал к ней и просто проехал ее дом. Кто-то внутри меня сказал «конец». Она позвонила тут же, потому что смотрела в окно, когда я проезжал. Она ведь тоже чувствовала. А я перестал и увел ее в игнор. Ни ненависти, ни ревности, ни страсти, ничего… Я купил по дороге простую газету «Реклама», но вместо проституток, как обычно, стал искать массажистку в возрасте. Я почему-то был уверен, что найду какую-то супер-массажистку. Которая не просто делает массаж. Которая знает много. И умеет много… Мне так этого хотелось… Массажистка была самой первой, среди всех остальных барышень, занимающихся «массажем» и явно делала нормальный и хороший массаж. В газете стоял возраст «62» и я, спокойно набрав номер, сказал: «Здравствуйте». Это все, что я сказал, потому что очень необычный и теплый женский голос на том конце провода спросил: «Ты Алексей?». «Да». «Приезжай, я давно тебя жду».

7

Когда собирается пыль на морском дне, открывается старая Книга. Настолько старая, что рассыпающиеся страницы ее в твоих пальцах похожи на золу костра Вождя….

…Он молча курил длинную трубку. Перо пело в такт ветру. «Унса»… «Шередон стом карим ус алем». Длинный Путь. Длиннее и шире межгалактической пыли, собирающейся сейчас на дне впадины у острова Тура. «Шин дар зем»… «Ут сток гатар им фан»… Пламя плавно отогревало заклинания…