Вера в чудеса (СИ) - Страница 47

А я тем временем даже не позволяю себе думать о том, что послужило причиной звонка. Ведь если…если Дина пришла в себя… Б***дь, неужели все станет, наконец, нормально? И вслед за этой мыслью ужас бежит по венам быстрее крови. А если… если всё? Если её больше нет?

Мне кажется. я поседел за то время, что мы ехали. Велел водителю проехать к больнице по заезду для скорых. Из машины я выскочил практически на ходу, влетел в вестибюль, затем к лифтам, отмечая, что от меня старается не отстать Воропаев. Уже поздно, в отделении тихо, на посту на меня вытаращилась перепуганная медсестра.

— Ваша пациентка Давлатова… Что с ней?

Эта курица вместо внятного ответа на вопрос тупо повторила:

— Давлатова?

Я уже представил в красках, как сверну ей шею. Но ее никчемную жизнь спасает знакомый голос:

— Сергей Владимирович?!

О, вот и нашлась пропажа! Поворачиваюсь на звук, и доктор, видя, что я невменяем, быстро тараторит:

— Очнулась! Дина Витальевна пришла в себя! Я Вам звонил, но что-то с телефоном и…

Я его уже не слушаю, бегу к палате жены. Заходя внутрь, стараюсь привести мысли хоть в какой-то порядок. Возле кровати жены стойка с капельницей. Она лежит неподвижно, глаза закрыты. Может, врач ошибся?

— Дина? — зову, стараясь контролировать голос.

Она медленно открывает глаза. В них нет каких-либо эмоций, только узнавание. Подхожу к кровати, опускаюсь на пол, беру ее за руку, целую тонкие пальцы. Блин, они почти прозрачные.

— Ты очнулась, — озвучиваю самое очевидное, как вдруг раздается тихое:

— Ребенок? — голос хриплый и, как будто, чужой, еле слышный.

— Дочка, с ней все хорошо, она дома. И ты скоро тоже будешь дома.

Жена шелестит:

— Устала, — и снова закрывает глаза.

Мне хочется встряхнуть ее, чтобы посмотрела на меня, но в палате появляется врач:

— Сергей Владимирович, пойдемте. Нам надо поговорить.

Я не хочу никуда уходить:

— Она? — и даже договорить не могу.

Но врачу это и не требуется.

— Нет, нет, не волнуйтесь. Она просто уснула. Дине Витальевне нужно больше отдыхать. Давайте все же выйдем.

С трудом поднимаюсь и иду в ординаторскую.

Валентин Игоревич опускается в свое кресло, я располагаюсь напротив.

— Что теперь?

— Теперь Вам нужно взять себя в руки и настроиться на реабилитацию. Дина Витальевна очнулась, Вас узнала, заговорила. Значит, мозг не поврежден. Чаще пациенты теряют память, длительное время не могут говорить, опять же атрофия мышц. Чтобы начать двигаться, понадобится терапия.

— Я и не надеялся, что она сразу побежит. Просто… просто я подумал, что Вы ошиблись. И она еще в коме.

— Нет, — доктор даже отрицательно качает головой, — Такие пациенты много спят. Это вполне нормально. Действие препаратов, общая слабость. Сон способствует восстановлению организма.

Дальше Валентин Игоревич объясняет мне план лечения, отвечает на мои вопросы.

В конце разговора спрашиваю:

— Можно я к ней сейчас пойду?

Медицинское светило хмурится.

— Ладно, только не долго.

Возвращаюсь в палату, беру стул, сажусь возле кровати. И понимаю, что она спит, но мне нужно выговориться.

— Динка, давай ты поправишься? Ты даже не представляешь себе, как я задолбался без тебя. Я все ждал и ждал. И вот дождался. А самое паскудное, что я все это время не мог ни Лене, ни Матвею в глаза смотреть. И уже не знал, что сыну соврать. Знаешь, как наша дочка на тебя похожа? Такая маленькая… Я только, когда ее домой привез, понял, как я тебя люблю. И все эти месяцы без тебя словно робот. И вроде живой… А вроде и нет. Пусто и холодно. Даже, представляешь, трахаться не охота. А Вера подрастет, и все вместе снова в Бразилию рванем, на карнавал. Помнишь, ты хотела? Только не смей нас бросать.

Я сижу и слушаю дыхание жены, мерное и тихое. Меня отпускает. Самое страшное позади.

Сергей.

Я бы хотел остаться в палате, но мне надо вернуться домой. Когда семья состоит из мужчины и женщины, то это уравнение, если же в него вписать детей, то тут уже не подберешь никакую формулу. У двери останавливаюсь, смотрю на жену, и мне хочется забрать ее с собой. Но она в начале тяжелого пути, а мои желания сейчас не в счет.

Выхожу в коридор, где вижу Воропаева и одного из охранников.

— Поехали. Матвей звонил. До сих пор меня ждет.

Мы выходим из больницы и уезжаем. Я добрался домой позже обычного, но это того стоило. Исчезла неопределенность и, хотя придется еще потратить много сил, чтобы наша жизнь перестала напоминать какой-нибудь сериал, но теперь и я верю в чудеса.

Оказавшись в гостиной, обнаруживаю Лену и Матвея, они с энтузиазмом гоняют паровозики по железной дороге. Оказывается, девочки прекрасно могут играть и в это. Пользуясь тем, что меня не заметили, наблюдаю за ними.

— Лена, ты! — захлебывается возмущением сын, когда та без всякой жалости обгоняет его поезд своим на особо крутом повороте.

— Что я, братик? Нельзя зевать, а то муха в ротик попадет.

И тут же позволяет ему догнать свой поезд и перегнать его, с хитрющей улыбкой впитывает в себя его радость от победы. В какой-то момент Матвей поворачивается, замечает меня и через секунду едва не сбивает меня с ног с радостным воплем:

— Папочка!

Лена хмыкает:

— Ура! Теперь я могу заняться каким-нибудь исконно женским делом.

Но потом замечает:

— Матвей, тебе не кажется, что твоему отцу надо дать хотя бы поесть, — потом обращается уже ко мне, — Мы сегодня без няни.

Няня Веры редко ночует у нас, потому что у нее самой грудной ребенок. Она кормила грудным молоком и мою дочь, и свою. Днем присматривала за обеими девочками, ночью мы с Леной справлялись сами. Дочка — настоящий ангел. Очень спокойная и красивая. Поэтому особых хлопот нам не доставляет. Как говорит женщины, которые с ней возятся, такие младенцы — редкость.

Мне нужно выбрать момент, чтобы сказать Лене о том, что Дина очнулась. Матвей думает, что мама на лечении в больнице, которая находится далеко, и поэтому он не может туда поехать.

Мальчик остается в гостиной, вернувшись к любимым поездам, а мы с Леной идем на кухню. Оставшись наедине, я решаю не тянуть кота за хвост:

— Лен, — девочка сразу настораживается, — Твоя мама пришла в себя сегодня.

Она замирает и, по-моему, перестает дышать.

Я окликаю ее еще раз:

— Лен! Тебе плохо? Ты побледнела.

Видимо, что-то в выражении моего лица ей не нравится, поэтому она, опустившись на стул, спрашивает:

— Как она?

— Меня узнала, разговаривает, но потребуется восстановительная терапия.

Она закрывает глаза, выдыхает, затем снова их открывает, и напряженно в меня всматривается.

— Она будет в порядке?

Даже, если я сейчас солгу, то ответить по-другому не могу:

— Да.

— Что-то у меня голова закружилась. Налейте водички.

Выполняю ее просьбу, подаю ей стакан с водой, она отпивает несколько глотков и задает следующий вопрос:

— Когда я могу к ней поехать?

Я понимаю, что Лена готова прямо сейчас мчаться в больницу, но пытаюсь ее притормозить:

— Давай завтра?

Она соглашается:

— Хорошо. Тогда я пойду к Матвею.

Я остаюсь один, но поесть так и не успеваю, потому что через несколько минут на кухню забегает Матвей:

— Пап, там Лена плачет.

Сын тянет меня в гостиную. Лена сидит на диване и рыдает. Я на секунду впадаю в ступор, так как ни разу не видел, чтобы эта девочка плакала, но потом делаю единственное, что приходит в голову — подхожу к ней, притягиваю ее к себе и глажу по голове:

— Ну, что ты, глупенькая?

Она продолжает плакать:

— Я дум-м-а-ла, что уже-е все-ё, — слышу сквозь рыдания ее неразборчивое бормотание.

Постепенно Лена успокаивается, смотрит на меня заплаканными глазами и тихо произносит: